Анна Павлова: главная тайна великой балерины

Будущая великая балерина родилась 12 февраля 1881 года в маленьком домике, в поселке Лигово, недалеко от Петербурга. Добротный дом, выстроенный на небольшом земельном участке, собственная прачечная — вот и все, что досталось матери Павловой от любовника, банкира Лазаря Полякова, в поместье которого та служила горничной, в качестве откупных. Это в современном мире обществу, по большому счету, если конечно вы не претендуете на трон какого-нибудь королевства, абсолютно всё равно, кто ваш отец и был ли он вообще, а тогда, больше ста лет назад, незаконнорожденному ребенку приходилось совсем несладко. С ранних лет Анна, наученная матерью, рассказывала каждому выученную наизусть легенду: мол, отец, рядовой Семеновского полка Матвей Павлович Павлов, умер молодым, когда ей самой было года два, и они с матерью — прачкой Любовью Федоровной, женщиной глубоко религиозной и честной, — отчаянно нуждались. Правду о настоящем папеньке мать и дочь тщательно оберегали, боясь разрушить созданную репутацию хоть и нищих, но добропорядочных людей.

Еще одна правда, которая раскрылась гораздо позже (да и большого значения уже не имела), заключалась в том, что ни Анна, ни ее мать, в деньгах не нуждались, прачечная исправно функционировала. Если придерживаться одной из версий,  мать считала Анну обузой: подарки на каждый праздник и материнская любовь были не более чем фантазией девочки, с детства привыкшей к тотальному одиночеству. Так что отъезд девочки в театральное училище, на полное казенное обеспечение, трагедией ни для кого не обернулся. К тому же там-то  Аннушка была под присмотром: учениц балетного класса не отпускали домой даже на летние каникулы, дескать, были прецеденты, а одна из девиц и вовсе сбежала с офицером, так что любые выезды запретили.

На воле Павлова оказалась лишь к шестнадцати годам, выпустившись из училища, и тут же попала под покровительство Матильды Кшесинской. О танцовщице, которая, безусловно, выделялась среди прочих балерин способностями к танцу, говорили, однако больше, как о любовнице императора, да и вообще, злорадствовали сплетники, Кшесинская успела побывать в постели чуть ли не  у половины дома Романовых. Неудивительно, что, взяв под опеку юную Анну, которая успела уже произвести фурор на сцене Мариинки, благодаря своей небывалой лёгкости и грации, обладательница богатого опыта в делах сердечных Кшесинская тут же принялась пристраивать свою подопечную в содержанки.

Статус «оплачиваемой любовницы» хоть и был незавидным, но, тем не менее, пользовался в балетных кругах большой популярностью — любовницы чиновников и титулованных особ танцевали заглавные партии, дорого одевались и, собственно, ни в чём не нуждались. Для Павловой Кшесинская подобрала оптимальный вариант — внук Александра II, великий князь Борис Владимирович. Для наглядности Кшесинская презентовала Анне платиновый карандаш, инкрустированный бриллиантами и рубинами, сказав молоденькой танцовщице: «Эта маленькая вещица ничего не стоит по сравнению с тем, что ты могла бы иметь в подарок от великого князя».

Анну, однако, такая перспектива совсем не устраивала. Во-первых, юная танцовщица в собственных силах не сомневалась, а потом она, наученная горьким опытом своей матери, совсем не стремилась к отношениям без обязательств.

Так уж повелось, что жизнь величайшей балерины, к чьим ногам с невероятным подъемом пал практически весь мир, от Испании до Мексики, давно превратилась в легенду — так что и ее знакомство с главным мужчиной ее жизни тоже давно обросло слухами и легендами, и какая из интерпретаций верная — узнать не представляется возможным. Долгое время, будучи совсем юной, но уже известной танцовщицей, Павлова повторяла: «Я — монахиня искусства. Личная жизнь? Это театр, театр, театр». Но все-таки, в сердце балерины был не только театр. По одной из версий, на светском мероприятии за Павловой принялся ухаживать молодой барон Виктор Дандре, то ли ради шутки, то ли поспорив с приятелем, а то ли вовсе в стремлении поднять собственную самооценку, соблазнив очередную танцовщицу. Анна же, не искушенная в любовных делах влюбилась в красавца (а Дандре был действительно очень хорош собой), как оказалось — на всю жизнь. Барон активно занялся продвижением Анны по карьерной лестнице, то есть, говоря современным языком, стал ее продюсером и агентом в одном лице, благодаря Виктору Павлова танцевала только ведущие партии, жила в роскошных апартаментах и одевалась по последней моде — жизнь заиграла новыми красками. Только вот Виктор, невзирая на всю свою заботу, пылких чувств к Анне не испытывал, к тому же Анна никак не подходила ему по статусу: безродная балерина и представитель высшего общества — ни о каком браке речи и быть не могло.

Знали о незавидном положении Анны все, за исключением… самой Анны. Влюбленная и окрыленная собственными мечтами, Павлова готовилась к свадьбе, уверенная, что любовь ей послало провидение. А потом ей нашептали, что и Дандре не терял времени даром и тоже готовился к бракосочетанию, правда, не с Павловой. Не терпевшая конкуренции Анна оставила Виктора, так и не узнав, что его свадьба была не более чем мифом. «Я поначалу боролась, — вспоминала Павлова, — начала с горя просто кутить, желая что-то ему доказать!»

После разрыва с любимым балерина вернулась к станку, принявшись за работу с каким-то отчаянным ожесточением, она давала по несколько представлений в неделю, не жалея ни своего тела, ни сердца. Тогда же в период ее одиночества ей посчастливилось повстречаться с великим балетмейстером Фокиным, он поставил для неё на музыку Камиля Сен-Санса «Умирающего лебедя», который навсегда стал коронным номером балерины и облетел весь мир. Намного позднее, когда композитор встретил Павлову, то, покоренный ее выступлением, воскликнул: «Мадам, благодаря вам я понял, что написал восхитительную музыку!»

В 1909 Павлова уехала в Париж, чтобы принять участие в дягилевских «Русских сезонах». Там же она сошлась с солистом труппы Михаилом Мордкиным, об отношениях с которым так же существует немало легенд. Поговаривали, будто Мордкин от большой любви потерял разум в прямом смысле этого слова, разговаривал сам с собой, бредил Анной, она же была с ним, казалось, только ради того, чтобы забыть Виктора. У Дягилева она не задержалась надолго: Петербург, а вместе с ним и русский Париж взбудоражила новость — молодой предприниматель Виктор Дандре взят под стражу за невозможность расплатиться по счетам. По решению суда возлюбленный Павловой должен был выплатить несколько десятков тысяч незамедлительно, в противном случае до конца жизни ему предстояло оставаться в камере.

Анна, казалось бы, совершенно охладев к бывшему милому другу, к новости отнеслась спокойно, но неожиданно, бросив труппу, уехала по приглашению директора Метрополитен-оперы в Америку и пропала с радаров. А между тем Виктор, не пробыв в заключение и года, вышел на свободу, благодаря залогу, который за него внесла… балерина Анна Павлова. «Что ж тут удивительного? — отвечала она на вопросы знакомых. — А зачем же иначе я ушла бы от Дягилева, танцевала в мюзик-холле, пряталась полуголой в корзинах на вечерах у глупых богатых американок?!». И тогда он, холодный, недоступный, полюбил ей всем сердцем. Была ли это лишь благодарность за спасение? А кто, в конце концов, сказал, что из благодарности не рождается любовь? Вероятно, именно это чувство является залогом самых крепких отношений. Так или иначе, Анна тайно вывезла Дандре из Петербурга, навсегда тем самым, лишив себя возможности когда-нибудь вернуться на родину. Они поселились в Европе и вскоре поженились. До самой смерти, и даже долгие годы после неё брак Дандре и Павловой оставался под грифом большой секретности. Анне больше не нужно было быть чьей-то женой публично. «Мы повенчались в церкви под секретом. Я так ему и объявила: «Если ты кому-нибудь скажешь, что мы женаты, между нами все кончено. Я под поезд брошусь». Я теперь Павлова. Теперь мне плевать на какую-то «мадам Дандре».

Вскоре после тайного венчания с Дандре Анна создала собственную труппу, с которой исколесила весь мир. Виктор взял на себя все хозяйственные заботы, обязанности бухгалтера и менеджера. Он отвечал на корреспонденцию, вел деловые и личные переговоры, организовывал гастроли, следил за костюмами и декорациями, принимал и увольнял актёров. Однако Павлова все чаще выражала неудовольствие. Она упрекала мужа, скандалила, плакала, била посуду, на коленях молила прощения, кричала слугам: «Кто посмел вычистить ему ботинки? Кто в моем доме осмеливается заваривать ему чай? Это мое дело!». И снова бросалась на супруга с кулаками из-за малейшей провинности. Великая Анна так и не смогла простить мужу нанесенной когда-то в юности обиды, тогда, целую вечность назад, она, уезжая в Париж к Дягилеву, оставила ему письмо: «Я никогда тебя не прощу!» и, похоже, сдержала данное обещание. А он? Он боготворил ее, смиряясь с бесконечными перепадами настроения, полагая, что такое поведение не более чем «побочный эффект» таланта.

Когда ее, прекрасной, воздушной и непревзойденной, не стало в 1931 году, жизнь Дандре рухнула. Он отказывался понимать, что его жены больше нет, что нет больше великой Павловой, а с нею словно бы и его самого. Желая сохранить хоть какую-то память после смерти балерины, Дандре создал клуб ее поклонников, тот, правда просуществовал совсем недолго, а вот память о танцовщице действительно живет. Павлова возникает среди нас внезапно, будто дуновение ветра: модницы прошлого века скупали в парфюмерных лавках духи «Pavlova», в цветочных — розы, напоминающие по форме и цвету ее балетную пачку, в магазинах одежды — манильские шали, которые Анна ввела в моду. А флористы даже вывели сорт тюльпанов под названием «Анна Павлова».

Она мечтала, чтобы ее похоронили в России, на родине, но последнее пожелание Анны так и не было исполнено: урна с ее прахом находится в закрытом колумбарии крематория Голдерс-Грин, в Лондоне. Там же покоится и прах ее мужа — Виктора Дандре.