Дизайн будущего: как будет выглядеть мир уже завтра

Можно только фантазировать о том, какими будут идеалы красоты для мужчин и женщин или насколько важной станет эстетика для общества будущего. А вот о внешнем виде рукотворных объектов можно говорить увереннее: многие тенденции заметны уже сегодня. Поэтому я порассуждаю преимущественно о дизайне и технической эстетике.

При этом, помимо анализа тенденций, придётся гадать на кофейной гуще о том, как именно они будут взаимодействовать с умами людей. Ведь эстетика влияет и на внешний вид вещей, и на то, как думают их создатели, — но и сама сильно зависит от условий существования. Сложно предугадать облик будущего, но можно представить образы и идеи, что будут его определять.

Несостоятельные прогнозы

Если верить прогнозам фантастов, в будущем мы станем жить в огромных перенаселённых городах вроде уходящего под землю Метрополиса или сияющего неоном Найт-сити. А может, жизнь переместится в закутки космических станций, внеземных колоний или подземных бункеров. Как бы то ни было, быт человека будет тесно связан с доступными ему технологиями: какой тайм, такой и панк.

Фантазия ретрофутуристов легко нарисовала летающий транспорт, сверхкомпактные устройства и одежду, явно вдохновлённую скафандрами эпохи начала космических полётов. Однако многие предметы быта в их изображениях такие же, как и во времена жизни автора, — ну разве что изобилуют лампочками и антеннами. Со временем художники-иллюстраторы добавили обтекаемые формы и минималистичные интерьеры, которые и сегодня ассоциируются с будущим.

Сами понимаете, это несложно — мысленно убрать у автомобиля колёса, добавить обтекаемых форм и сказать «это как-то летает». Такая же нехитрая экстраполяция работает при додумывании сотен этажей для небоскрёбов будущего. Но что будет скрываться за белыми панелями минималистичного интерьера? Быть может, похожие на кишечник монстра трубы и провода, как в «Бразилии» Терри Гиллиама, или губчатые, как костная ткань, структуры? А может, незаметные нейроны микропередатчиков для беспроводной передачи энергии?

Писатель-фантаст или автор комикса нечасто утруждает себя рассуждением о том, каким должно быть устройство гаджета, который заменяет его герою и компьютер, и набор инструментов. А уж вообразить организацию города будущего — задача для целых институтов и проектных бюро. Поэтому вопрос дизайна — от архитектуры до повседневных товаров — продумывают либо слишком поверхностно, либо с совершенно нереалистичными допущениями, вроде телепорта в каждый дом или чудесного избытка ресурсов и энергии.

Недостатки таких прогнозов растут из непонимания того, как связаны эстетика, функция и само общество. Дизайн — всегда адаптация разных запросов под внешние условия, от культуры и политики до особенностей среды. В зависимости от того, каков мир за окном — бескрайний мегаполис, экопоселение, оазис в загаженной пустыне, анклав, отделённый от хаоса социальной дезорганизации, космическая станция или колония на Марсе, — будет сформированы и само окно, и здание, и дизайн вещей.

Для примера: если вы находитесь на космической станции, то любой невосполнимый ресурс (например, металл) моментально становится «золотым». Следовательно, дизайн будет призван экономить каждый грамм — но, само собой, не в ущерб функциональности: ведь в космосе любая поломка — это угроза жизни.

В других условиях, наоборот, на первый план выйдут избыточность, красота и роскошь: допустим, при возврате к племенному строю или появлению строгой социальной иерархии. Недаром в некоторых произведениях фантастов жизнь элиты будущего тесно ассоциируется с «большими стилями» вроде ар деко, ампира или маньеризма — ведь они и были явным выражением роскоши. Эстетика вещей — почти всегда отражение общей системы распределения благ. Вожди и жрецы носят бесполезные роскошные побрякушки именно для подтверждения статуса, и роскошь — всегда избыточная, показная трата ресурсов. Так что при росте социального расслоения получается, что это скорее для бедных в будущем будут привычны минимализм и функционализм, а также обилие виртуальной реальности, выступающей как суррогат реальных вещей.

В технической эстетике можно выделить три основные области. Во-первых, архитектура: внешний вид зданий, их внутреннее устройство, а ещё — то, как эти здания вписываются в инфраструктуру. Что выберут архитекторы — сглаженные линии или типовые «кирпичи»? Будут ли здания расти вширь, вверх или под землю? Станут ли их изолировать или постараются включить в среду?

Во-вторых, так называемый продуктовый дизайн, то есть облик предметов: он включает в себя не только простые товары, наподобие гаджетов или сумок, но и интерьеры или средства передвижения.

Наконец, отдельная область дизайна — это всё, что напрямую связано с деятельностью человека. В этом случае усилия направлены на эргономику: из удобных в использовании вещей складывается удобная среда, будь она реальной или виртуальной.

Развитие функциональности всегда идёт рука об руку с новыми формами. В обозримом будущем на стыке всех этих областей появится антроподизайн, связанный прежде всего с имплантацией и аугментациями, а также всё бόльшим внедрением в повседневность AR — дополненной реальности. Сейчас же основные тенденции — широкое использование алгоритмического моделирования, ориентация на природу и переход от дизайна отдельных предметов к дизайну целых систем. Разберёмся с ними подробнее.

Контейнеры для жизни

Многоквартирный дом в духе пчелиных сот от компании OFIS

Ещё со времён античного трактата Витрувия об архитектуре все проектировщики традиционно ориентировались на три вещи — прочность, красоту и пользу. В современном дизайне прочность должна обязательно соседствовать с лёгкостью, польза с удобством, а о красоте вообще не надо думать отдельно: многие считают, что любая удобная и работающая вещь уже по-своему красива. Сегодня считается, что эти правила одинаково применимы к любой сфере — будь то архитектура, дизайн предметов или создание виртуальных сред.

Дизайн, собственно, и стал особенно актуален, когда архитектура, интерьеры и декор вещей стали отступать от «больших стилей» — во многом ради экономии. Сегодня большие стили окончательно ушли, и мы будем ещё какое-то время создавать гибриды и эклектические сочетания: метаться туда и обратно — от модерна с его стандартизацией и эстетикой формы к постмодерну с его ставкой на уникальность и эстетику функции.

Для архитектуры не ново, что функция важнее красоты, так как у зданий есть чёткое назначение. Многие пытаются адаптировать облик зданий под ускорившийся ритм жизни — прежде всего через идею заменяемых и перемещаемых элементов и модулей. Кто не мечтал нарастить десяток-другой квадратных метров старой квартире или перевезти её целиком и встроить в похожее здание в другом городе?

Увы, пока эта идея хороша лишь на картинках, успехи в реализации же весьма скромные. Модульные дома обычно остаются лишь единичными экспериментами. Например, комплекс «Накагин» Кисё Курокавы — признанный шедевр японской архитектуры метаболизма, Habitat 67 в Монреале или социальное жильё Изола в Словении.

Современные архитекторы всё чаще обращаются к идее больших или маленьких модулей. Большие позволяют добавить или убрать пространство, маленькие — подобно конструктору Lego, разграничить это пространство (как, например, система EverBlock). В будущем сторонники модульности всерьёз уповают на появление лёгких и сверхпрочных материалов, меняющих свои свойства при определённом воздействии. Представьте себе, что вещество, похожее на ткань, можно как угодно раскроить, а затем ультразвуком или магнитным излучением моментально сделать твёрже стали (и при необходимости так же легко демонтировать). Ну а поскольку лень — двигатель прогресса, нельзя не вспомнить разработки в области 3D-печати зданий и строительства с помощью дронов. Подобные новшества всерьёз повлияют и на строительство, и на интерьеры, и на предметный дизайн.

Инновации в материалах вместе с появлением развитых аналитических программ делают реалистичным и «синий дизайн». По идее Гюнтера Паули, если зелёный дизайн означает создание объектов, безопасных для окружающей среды, то синий дизайн будет приносить ещё и пользу — например, улучшать качество воды и воздуха, участвовать в регуляции экосистемы. Подобный подход строится на том, что изрядную часть отходов жизнедеятельности можно использовать как ресурс — проблема лишь в том, что этот процесс нужно автоматизировать. Человека сложно заставить подстраиваться под природу: не каждого убедишь даже сортировать мусор. А вот «умным системам» вполне под силу превратить дом из «машины для жизни», как завещал Ле Корбюзье, в комплекс по переработке ресурсов. Актуален синий дизайн и в производстве: например, технология производства цемента, которая не выделяет, а связывает углекислый газ.

В глобальных планах «синий дом» будет обрастать своей экосистемой, дающей жизнь разным видам животных и одновременно обеспечивающей жителей чистым воздухом, водой, а может, и едой (фруктами, овощами, рыбой). Возможно, и внешний вид этих зданий будет эволюционировать в сторону природных форм: прибрежная скала с гнездовьями птиц, остров посреди озера, огромное дерево, горная терраса.

Чтобы перейти к «зелёному», а затем и «синему» дизайну, архитекторы ждут развития технологий: цена инженерного просчёта здесь высока, поэтому конструкции всё чаще будут проверять и рассчитывать сложные алгоритмы. Человеку останется только вписать в программу основные параметры, отсюда и название этого течения — параметризм.

Параметризм известен по нашумевшим проектам Патрика Шумахера и Захи Хадид и считается основным трендом на ближайшие десятилетия. Параметризм, на взгляд обывателя, выглядит как неожиданная встреча мира математики с миром насекомых. Эстетически он хорошо узнаваем — обычно это очень необычные неправильные формы: элегантные, текучие, лишённые швов и резких переходов и тем самым схожие с естественными системами. Если вы математик, то достаточно сказать «диаграмма Вороного» и «триангуляция Делоне».

Человек, конечно, может посчитать в уме или на бумажке, но калькулятор сделает это лучше и быстрее. В дизайне работает тот же принцип: алгоритм с хорошей вычислительной мощностью может перебрать и протестировать тысячи вариантов. Однако он не может сам определить задачу, поэтому архитектору необходимо исследовать среду, вычленить необходимые параметры, а затем суметь их перевести на язык математических данных.

Когда программа просчитает и выдаст подходящие варианты, архитектору-параметристу нужно выбрать из них самый экономный, но заодно и самый необычный, концептуальный. Собственно, такой дизайн перестаёт нуждаться и в создателе: элементы параметрических конструкций обычно уникальны, поэтому создаются не человеком, а станком с ЧПУ. Строителю или стае дронов остаётся только собрать этот конструктор.

Область применения параметризма постепенно расширяется. Например, его использует при создании своих изделий ювелирная студия «i-o-u design & research. lab»: колье, браслеты, кулоны на основе диаграммы Вороного получаются и правда весьма эффектными. Зато некоторые перстни так пестрят отверстиями, что может разыграться приступ трипофобии.

Параметризм имеет все шансы произвести революцию в технической эстетике. Традиционно работа архитектора и конструктора строилась на примерах, знании материалов и интуиции. Появление самообучающихся алгоритмов меняет логику конструкции на логику селекции и эволюции. Уже сегодня можно заметить, что большая часть современных тенденций — не про то, как на бумаге создать некое решение, а про то, как правильно задать параметры и как отобрать перспективные образцы из десятков и сотен вариантов. Конструкторы будут похожи на селекционеров, любовно растящих и отбирающих свои творения.

При этом необычность тех штуковин, что выдают алгоритмы, для многих уже убедительнее, чем любые рациональные соображения — словно прогресс измеряется непохожестью нового на старое. Вот только прежде, чем начать использовать вещи с подобным дизайном, нужно вспомнить о двух моментах.

Во-первых, иногда дизайн — это следствие компромисса между множеством разных требований, порой прямо противоположных. Скажем, на картинке мы видим три модели стула, где последний почти в три раза легче стандартного. Несложно догадаться, что именно этот параметр и «улучшал» алгоритм. Но спросите себя — как его ремонтировать или хотя бы мыть? Подобный параметр сложнее превратить в ясную метрику, и он явно помешает оптимизировать вес.

Во-вторых, если уж запускать в производство уникальные детали, придётся решать вопрос с технологией создания, а потом и утилизации. Если подобный стул будет состоять из прочной и удобной в обслуживании пластмассы, которую легко использовать для 3D-печати, а затем так же легко вновь превратить в «строительный» материал, тогда это хороший вариант. Пока же всего этого нет, подобные поделки не решат проблем ни с экологией, ни с удобством.

Укради идею у природы

Параметрический дизайн позволяет наглядно увидеть любопытный парадокс: чем больше циклов компьютерной «эволюции» проходит заготовка, тем больше она напоминает что-то органическое и уже хорошо знакомое. Ведь природа тоже не любит лишних трат. Не секрет, что человек едва ли не с самого начала развития техники очень много идей позаимствовал у природы. Крылья и лопасти, сети и ёмкости, бумагу, крючки, застёжки и липучку велкро — множество вещей люди не изобрели, но лишь скопировали и улучшили.

С развитием технологий у изобретателей сложился стойкий тренд биомиметики, то есть подражания «инженерным решениям» природы. Таковы, например, Эйфелева башня (устроена по принципу большой берцовой кости), конструкция башенных кранов и заводских труб (в качестве аналога используются бамбук, стебель травы и всё те же губчатые кости), многоэтажные здания (модель кипариса), вентиляция высотных домов (принцип термитника), проходческий щит для постройки тоннелей (корабельный червь), инъекционный шприц (жало пчелы), парашют (семена), вибрационный гироскоп (жужжальца мухи), чёрный ящик для бортовых самописцев (строение головы дятла).

Вероятно, следующим шагом в распространении бионики станет появление сложных сочетаний в рамках одного предмета. Допустим, внешне он будет покрыт самоочищающимся покрытием, придуманным на основе листьев лотоса, или искусственной кожей — например, по типу акульей. Внутри же это будет искусственная плоть: пористая металлическая структура, похожая на строение костей, через которую, словно кровеносные и нервные сосуды, протянуты провода. Будут ли инженеры будущего похожи на хирургов и ортопедов? Почему бы и нет — тем более что в их деле проще что-то отключить и заменить, напечатав новое. Некоторые технологии уже приближаются к этому образу: например, система охлаждения процессоров Cool Blue от IBM — точный аналог кровотока.

Столь же неизбежно появление экзоскелетных костюмов для самых разных задач и адаптация животных форм для имплантатов и киберконечностей. Когда-то человек усилил руку созданием инструмента, подсмотренного у природы, — а на новом витке преобразованию может подвергнуться и сама рука.

Биомиметичны и многие современные материалы: восстановленная древесина, фотогальваническое стекло, биопластик, изоляционные материалы (например, Plyskin, имитирующий шкуру белого медведя), антисептические поверхности на основе акульей кожи и биомедицинские материалы. Некоторые даже думают, что раз в природе часты фрактальные структуры, то в оформлении и декоре они тоже весьма уместны. Впрочем, если переборщить с яркими цветами, они начинают утомлять. От движущихся фрактальных узоров с кислотными оттенками можно получить и бэд-трип, причём безо всякой кислоты.

Как бы то ни было, органические образы и метафоры возникают везде — в том числе и в архитектуре. В ХХ веке появилась идея дома как машины для жизни, к началу века XXI машина усложнилась до организма. В прошлом само здание понималось как материальный комплекс, куда поставляются люди, а также электричество, водопровод и газ, — и всё это в совокупности нужно организовать так, чтобы гарантировать комфорт и безопасность живущих. Это и есть модель машины или завода. Теперь же расширилось представление о том, как взаимодействуют разные ресурсы. Стало важно учитывать и то, что даёт дому среда (эстетика окружения, солнечная энергия, пыль и загрязнённый воздух, дождевая вода и т. д.), и то, что дом отдаёт ей.

Отсюда и проистекают решения, более привычные живым организмам, — подвижные структуры, мембранные поверхности, выступающие в роли фильтров, позаимствованные у насекомых или омаров экзоскелеты. Эстетика соединяется с функциями распознавания и реагирования; в конструкции появляются губчатые, аккумулирующие и реагирующие материалы, а в перспективе дома и вовсе будут вступать в симбиоз с другими существами и машинами — например, с нанороботами, которые будут служить «иммунной системой» здания.

Пожалуй, даже ландшафты городов постепенно эволюционируют в сторону органических структур. Сегодня города похожи на старые микросхемы или кристаллы, а в будущем, вероятно, будут напоминать колонии грибов, мхов, лишайников или кораллов — или хотя бы узоры пены и магматических наростов.

Тяп-ляп, и готово

Дизайнеру объектов всегда важно понимать, просто ли воплотить его фантазии в реальности. К тому же не всякое решение в итоге оказывается удобным. Оттого что-то тяготеет к стандартам и повторам, что-то — к поиску и эксперименту. Взять, к примеру, компьютер или смартфон: для наибольшего удобства у них должны быть единые стандарты обмена данных и разъёмы, но облик и функционал вполне могут быть разными. Гаджет можно адаптировать под разные внешние условия — солнце, дождь, высокие/низкие температуры, радиацию, — а можно создавать индивидуальный дизайн для каждого пользователя: в конце концов, форма головы у нас у всех разная.

Возможно, в будущем проектирование и производство вещей окончательно распадутся на две совершенно разные области. Одна — производство типовых объектов, вторая — создание единичных продуктов под конкретную уникальную задачу. В последние десятилетия возникли технологии, позволяющие разделить эти два стиля мышления. В русском языке пока нет устоявшихся терминов, в английском обычно их называют Subtractive Manufacturing и Additive Manufacturing — от слов «вычитание» и «сложение».

Яркое воплощение типового подхода — высокоточные станки с ЧПУ. Например, многоцелевые токарно-фрезерные, способные обработать болванку под любым углом, что позволяет очень быстро создавать сложные детали. Видео с обработкой таких заготовок — своего рода tech-porn для перфекционистов.

Индивидуальный же подход — это послойная 3D-печать (например, современные принтеры с технологией сварки), которую часто совмещают с компьютерным моделированием и использованием обучающихся алгоритмов. Собственно, послойная печать уже активно захватывает производства, хотя внимание публики привлекают только масштабные проекты — как, например, постройка моста роботом в Нидерландах.

В будущем нас ждёт совмещение этих двух идей — роботизации и печати предметов. Например, в прошлом году появилась дешёвая технология печати металлических деталей по цифровому макету. Это значит, что в перспективе можно будет самому изготовить что угодно — был бы только читаемый устройством чертёж. Надо полагать, подобные технологии — по законам киберпанка — быстро обрастут госконтролем, а следом всплывут на чёрном рынке. Ведь вместо безобидной настольной лампы личного дизайна кто-то начнёт создавать огнестрельное оружие, хитроумные ловушки, шпионское оборудование… всё, на что хватит фантазии.

За меня думает Тефаль

Тема контроля напрямую связана и с ещё одним веянием будущего: технологией «умных домов» и «интеллектуальных сред», ныне активно разрабатывающихся. Обе концепции представляют собой пространство, напичканное устройствами, что собирают о вас информацию, чтобы её обработать, оценить и на её основе сделать ваш быт удобнее. На практике, однако, забота легко превращается в принятые за вас решения.

Например, есть проекты, предусматривающие, что алгоритмы будут заказывать вместо вас продукты, рекомендовать вам определённую деятельность (тренировку, душ, сон), регулировать освещение в комнатах, подбирать фоновую музыку, визуализировать образы с помощью AR — в общем, модифицировать среду обитания под настроение. Попутно такие проекты призваны заботиться об экологии: экономить электричество и воду, увеличивать срок службы материалов, а также контролировать здоровье человека. Стоит ли переживать, что алгоритмы вторгнутся в нашу жизнь и будут неявно ею управлять?

В оценках подобных инструментов всегда преобладают крайности. Одни саркастично отметят, что сбор гигабайтов информации о вашем пульсе, движении глаз, ритме почёсываний и графике мочеиспусканий после сложнейших расчётов приведёт всего лишь к тому, что вам на 15% чаще будет приходить реклама пива. Или таргетинговая рассылка на пару недель раньше теста предскажет, что вы беременны.

Другие же нарисуют образ такого будущего, где человека путём тонких манипуляций будут приучать к конформизму и наиболее выгодной бизнесу модели поведения. При желании можно вообразить ситуацию, в которой умный дом заблокирует вам холодильник после 20:00 (потому что вы набрали пятьдесят лишних граммов) или вырубит свет во время чтения, чтобы сэкономить электроэнергию в регионе. А как насчёт систем, что возьмут у вас анализы и перешлют данные страховой компании, которая на этом основании повысит вам счёт? Что, если алгоритм начнёт «ради вашего блага» вмешиваться в ваши отношения — например, будет предсказывать поведение тех, с кем вы часто общаетесь? В ограниченных пределах это возможно уже сегодня…

Скорее всего, в жизнь воплотится что-то среднее между этими двумя взглядами, но на самом деле предугадать действия самообучающихся алгоритмов сложно. Ведь они могут знать то, чего мы не знаем, — но при этом не могут рассказать, что именно им известно. Это серьёзная проблема: представьте, что в программе возник сбой, но никто даже не подозревает, что стало причиной.

Вообразим такой пример: алгоритм, которому нужно повышать продажи, обнаружил, что при определённой диете человек становится склонен к стихийным поступкам. Своей цели программа достигла, а то, что при этом люди начали влезать в долги и чаще совершать преступления, её не волнует. Как вы думаете, сколько лет люди будут безуспешно искать корень проблем там, где привыкли, — в области психологии и социологии? Именно поэтому такие программы очень осторожно внедряются в медицине: процент ошибок у них меньше, чем у людей, но они не умеют объяснять почему.

Собственно, программное обеспечение будет играть значительную роль во многих отраслях — в том числе и в дизайне. Программы дадут создателям новые возможности, но они же и ограничат их кругозор. Современный дизайн направляет уже не рука опытного рисовальщика, а разум пользователя «Фотошопа», привыкший к сопоставлениям и подгонке. Предложенный разработчиком инструмент — это и есть пространство возможностей, которым оперирует дизайнер. Чего нет в инструментах, того в итоге не будет и в голове автора.

Поэтому дизайн будущего всё чаще будет коллективной работой, продуктом сотрудничества команд, а не творением талантливых одиночек. Какая-то часть дизайна-декора и вовсе будет делегирована конечному потребителю (если произойдёт развитие и удешевление 3D-печати). Увы, от дизайнера всё больше будет требоваться знание бизнес-процессов и всё меньше — знание человеческой природы и желаний. Создателю нужно будет думать не о том, как вещь выглядит, а о том, как она взаимодействует с человеком и средой. Как в случае с «умным домом»: насколько он должен быть умён и самостоятелен? Ещё большая ответственность ляжет на тех, кто создаёт VR и AR: ведь рано или поздно виртуальная реальность станет настолько привычной, что будет всерьёз влиять на наш опыт — а значит, и на то, кем мы становимся.

Логистика встреч и событий

Пример «логистического» взгляда на мир можно увидеть в клипе Remind Me группы Röyksopp

Итак, тенденции технического дизайна ясны: от биомиметики — к селекции, от подражания — к параметрическим решениям. Однако есть ещё одна область, которую затрагивает дизайн: планирование устройства и жизни города.

Метафоры, с помощью которых описывают город проектировщики и урбанисты, стремительно осовремениваются. Это больше не завод, где районы по функциям уподоблены разным цехам, и даже не пространство оптимальных связей, где главный акцент делается на инфраструктуру: дороги, коммуникации и трубопроводы. Сегодня город пытаются осмыслить как многоуровневую сеть по обмену материалами и информацией.

Человек, занятый планированием в этой области, превращается в «логиста всего»: ему нужно учитывать распределение людей и ресурсов, а также нагрузки и износ… Важную роль начинают играть медиа, в том числе социальные сети: ведь они влияют на то, кто и когда в какой точке города окажется.

Некоторые проекты распространяют идею «умной среды» на всю территорию города. Высокоэкологичные «умные города», вроде Сонгдо в Южной Корее, существуют уже сегодня, и многие мегаполисы тоже готовятся к внедрению подобных технологий. Идея в целом всё та же: сбор информации и её анализ позволят экономить ресурсы и оперативнее решать насущные проблемы горожан. Само собой, для этого понадобится объединить сразу несколько сложных коммуникационных систем.

В идеале так называемый «гибкий город» будет не только выключать лампочки там, где никого нет, или тонко настраивать дорожный поток с помощью светофоров и знаков. Концепция обещает буквально предугадывать проблемы на основе мониторинга и прогнозов. Одна из глобальных задач — более эффективное использование человеческих ресурсов: город поможет снимать стресс, обеспечивать активный отдых и даже бороться с безработицей.

Для всего этого потребуются буквально миллионы самых разных датчиков и контроллеров, целая армия беспилотников для сбора информации и экстренного вмешательства — и немыслимые вычислительные мощности. Важным источником информации станут соцсети: ведь чтобы управлять потоками людей, надо понимать, какие желания ими движут. Появление алгоритмов, способных выудить желания и интересы людей из их аккаунтов, открывает возможность организовывать «случайные» встречи и события, которые могут сыграть важную роль как для индивида, так и для города. Остаётся один вопрос: кто же будет определять, что есть всеобщее благо?

Чего ждать?

Итак, в мире дизайна видно множество масштабных тенденций, каждую из которых можно при желании развить до целой фантастической вселенной. Что же нас ждёт на самом деле? Неужели мы уже завтра окажемся в мире киберпанка или биопанка?

Реальность, конечно, скромнее. Если в мире и впрямь широко распространится индивидуальный дизайн (те самые Additive Manufacturing), то, скорее всего, новая эстетика займёт две отдельные ниши: такими будут крупные сооружения и инфраструктурные проекты — и, напротив, внутреннее устройство предметов.

Внешний облик объектов быта и интерьеров всё равно останется консервативным: минимализм, простая геометрия или биомиметика со включениями классических стилей. Ведь наша психология восприятия в ближайшие сто лет серьёзно не изменится — если только не случится прорыва в протезах и имплантатах. Замысловатые фигуры, произведённые оптимизирующими алгоритмами, конечно, цепляют взгляд, но в быту не всегда будут удобны — поэтому значительная часть этой «красоты» спрячется под панели. По крайней мере, до тех пор, пока не появятся нанороботы, что будут перманентно чистить и обслуживать такие предметы.

Главное же — дизайн будущего станет постепенно переходить от создания объектов к разработке комплексов, почти органических по сложности. Во главе всего встанет идея среды, экосистемы. Как бы странно это ни звучало, в будущем, чтобы разработать дизайн ручки, придётся думать прежде всего о том, как она впишется в архитектуру города.

Поэтому же дизайн будет всё чаще создавать новые пространства. Связи между объектами и информационными сетями порождают новые феномены: интернет вещей, умную среду… и это только начало. Важную роль здесь сыграет дополненная реальность, которая — как некогда панели интерфейса в компьютерных играх — превратится из аттракциона для геймеров в привычное подспорье, знакомое каждому автомобилисту.

Возможно, эстетика будущего так и останется эклектичной, а быть может, маятник качнётся в одну из сторон — к утилитарной простоте или к сложным псевдоорганическим структурам. В любом случае мир продолжит создавать новые профессии, и творцы будут тесно сотрудничать с алгоритмами. Как гласит известный афоризм, культура — это вторая природа. Вполне возможно, что дизайн и архитектура будущего наделят эти слова новым смыслом.