Как читать «Лето Господне»: важные детали романа Ивана Шмелева, которые многие читатели упускают из внимания

История создания романа

Диана Несыпова. Портрет Ивана Шмелева (фрагмент). 2016.

Иван Шмелев начал свой путь в литературе, по словам критика Василия Львова-Рогачевского, как «художник обездоленных». Писатель мечтал о свободе и справедливости для всего народа и верил, что достичь этого можно с помощью революции. Поэтому Февральскую революцию 1917 года он встретил с большим воодушевлением. Например, Шмелев в должности корреспондента газеты «Русские ведомости» отправился в Сибирь встречать освобожденных политкаторжан, о чем в том же году написал очерк «В Сибирь за освобожденными».

Однако дальнейшие события в стране развивались стремительно и драматично. Шмелев много размышлял, постепенно разочаровывался в идее и ее носителях и в конце концов Октябрьскую революцию уже не принял. А последовавшую за ней в 1918 году Гражданскую войну воспринял как ужасное братоубийственное кровопролитие.

Начиная с лета 1918 года Шмелевы жили в Алуште, где купили небольшой домик-дачу. Здесь, в Крыму, семья пережила голод, бандитизм, террор и — самое страшное — расстрел единственного сына Сергея, прапорщика артиллерии, который приехал к ним на поправку после того, как отравился газами на фронте. В конце февраля 1922 года Шмелевы вернулись в Москву, и писатель, раньше и не думавший об эмиграции, с трудом выхлопотал командировку за рубеж, чтобы подлечить расшатанное здоровье. Так в конце ноября того же года он вместе с женой навсегда покинул Россию.

Семья обосновалась в Париже, который в 1923 году стал центром русского литературного зарубежья. Поначалу за границей судьба Шмелева складывалась непросто. Но позднее его произведения начали переводить на иностранные языки и издавать, правда, как и всех русских авторов, небольшими тиражами. Стремясь расширить круг своих читателей, Шмелев много печатался в газетах и журналах, особенно в журнале «Современные записки» и газете «Возрождение».

В ней писатель и начал печатать главы первой части будущего «Лета Господнего». Начиная с весны 1929 года Шмелев увлеченно работал над романом, и в итоге в 1933 году вышло отдельное издание «Лето Господне. Праздники». Следующие две части — «Радости» и «Скорби» — писатель создавал с 1935 по 1937 год, а закончил роман весной 1945 года.

Идея создать автобиографический роман появилась у Шмелева во многом благодаря Иву Жантийому-Кутырину — маленькому племяннику жены писателя, Ольги Александровны. Именно ему, крестнику, любящий дядя Ваня рассказывал о своем детстве, о доме, об отце и Горкине, о России и ее обычаях, а также о повседневной жизни замоскворецкой купеческой семьи, наполненной праздниками, радостями, скорбями.

Первая глава «Лета Господня», «Рождество», которую впоследствии Шмелев переместил в середину истории, начиналась со слов: «Ты хочешь, мой милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество?» Это обращение писатель адресовал не только Ивушке, но и всем детям русской эмиграции, даже шире — всем соотечественникам на чужбине. А в перспективе «большого времени» — и будущим читателям.

Православные праздники и русские традиции в романе

Открывает роман глава «Великий пост». Если подзаголовок ее первой части, «Чистый понедельник», более или менее понятен современному читателю — так называется первый день Великого поста, — то уже название второй главы, «Ефимоны», вызывает трудности. Текст главы, звучащее в ней недоумение главного героя, шестилетнего Вани, а также забавное словотворчество ситуацию не проясняют: «Я еду к ефимонам с Горкиным», «Это первое мое с т о я н и е, и оттого мне немножко страшно», «Их-фимоны… А у нас называют — ефимоны, а Марьюшка-кухарка говорит даже «филимоны», совсем смешно, будто выходит филин и лимоны».

Чтобы понять, что видит и переживает маленький Ваня, нужно знать, что ефимонами на Руси в просторечии называли канон Андрея Критского, который читается в церкви в первые четыре дня первой недели Великого поста и на повечерии великом. Канон этот — самый длинный из существующих: он состоит из 250 тропарей (строф), поэтому и читают его частями, по девять песен в каждой, на протяжении четырех дней.

Каждая песня канона делится на две части. Первая — это беседа с собственной душой о ее грехах и о том, как их искупить. Составитель канона сравнивает себя с известными в библейской истории грешниками, укоряя самого себя, и с праведниками, которых видит примером для подражания. А вторая часть канона — это молитвенный вопль к Богу о помиловании.

Несмотря на то что во время стояния Ваня то и дело вспоминает о блинах, предстоящем ужине и баранках, в его память врезаются некоторые фразы из канона: «Я слушаю страшные слова: — «увы, окаянная моя душе», «конец приближается», «скверная моя, окаянная моя… душе-блудница… во тьме оставим я, окаянного!..» А на словах «душе моя, душе моя, возстани, что спиши, конец приближается…» ему становится очень страшно — и успокаивается Ваня, лишь увидев рядом отца. В этот момент в его голове вдруг проносится мимолетное, но ключевое для сюжета романа предчувствие: «Умрет и он!» — однако к этой случайной мысли мальчик больше не возвращается. «Кто-то сзади треплет меня по щеке. Я знаю кто. Прижимаюсь спиной, и мне ничего не страшно», — думает Ваня. Так в этой сцене Шмелев раскрывает читателю глубину любви Вани к отцу, в котором он видит опору и защиту, источник устойчивости и стабильности.

О традициях, связанных с другими важными православными праздниками, Ване — а вместе с ним и читателю — рассказывает Горкин в главе «Яблочный Спас». Мальчик готовится держать экзамены в училище, и «все у нас говорят, что главное — Закон Божий хорошо знать», потому Горкин накануне дня Преображения Господня его просвещает: «Они тебя вспросют, — ну, а сколько, скажут, у нас Спасов? А ты и не знаешь. Три Спаса. Первый Спас — …Медовый Спас, Крест выносят. <…> Второй Спас, завтра который вот, — яблошный, Спас-Преображение, яблоки кропят. <…> А третий Спас называется орешный, орехи поспели, после Успенья».

Первый Спас, Медовый, отмечают 14 августа — в день начала Успенского поста. В этот день также празднуют Происхождение Честных Древ Животворящего Креста Господня. К нам этот праздник пришел из Константинополя, где хранилась часть креста, на котором был распят Иисус. Раз в году реликвию выносили из храма и шли с ней крестным ходом по столице «для освящения мест и отвращения болезней». Позже такие процессии распространились и на Руси, только наши предки носили самый обычный крест.

Медовым же Спас называется из-за того, что к этому дню соты в ульях наполняются свежим медом, который уже можно собирать. Только начиная с Медового Спаса разрешено было есть освященный церковью мед.

В старину Медовый Спас отмечали скромно, ведь в начале августа еще полным ходом шел сбор урожая — и времени для пышного праздника не было. После тяжелого трудового дня крестьяне устраивали торжества, которые сопровождались танцами и песнями, а на столы выставляли угощения с медом и маком, а также медовуху.

19 августа отмечается Преображение Господне, праздник, который на Руси называли Яблочным Спасом. В этот день Иисус Христос взошел на гору Фавор с учениками Иаковом, Петром и Иоанном, чтобы помолиться и поддержать их дух в предстоящих испытаниях. Вдруг они увидели, что Иисус преобразился: лицо его воссияло, как солнце, а одежды стали белоснежными. Тогда же явились им два пророка, Илия и Моисей, и вели беседу с Ним о том, что его ждет. Необычайной радостью при этом наполнились сердца учеников. Апостол Петр, пораженный величием Господа, воскликнул: «Равви! хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: Тебе одну, Моисею одну, и одну Илии» (Мк 9:5). После этих слов появилось светлое облако и накрыло всех своей тенью. Из его недр раздался голос Бога Отца: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте» (Мф 17:5). После этого Христос и его ученики сошли с горы, однако Спаситель запретил апостолам открывать кому бы то ни было тайну Преображения, «доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых» (Мк 9:9).

Яблочный Спас также считался символом преображения природы перед наступлением осени. По народным приметам, яблоки и другие фрукты заканчивают созревать только к Спасу, и начиная с этого дня их можно было собирать. Яблоки, собранные в Спас, освящали в церкви. В деревнях варили яблочное варенье, пекли пироги с яблоками и угощали ими всех соседей и знакомых.

Преображение Господне… Ласковый, тихий свет от него в душе — доныне. Должно быть, от утреннего сада, от светлого голубого неба, от ворохов соломы, от яблочков грушовки, хоронящихся в зелени, в которой уже желтеют отдельные листочки, — зелено-золотистый, мягкий. Ясный, голубоватый день, не жарко, август. Подсолнухи уже переросли заборы и выглядывают на улицу, — не идет ли уж крестный ход? Скоро их шапки срежут и понесут под пенье на золотых хоругвях. Первое яблочко, грушовка в нашем саду, — поспела, закраснелась. Будем ее трясти — для завтра.
Иван Шмелев. «Лето Господне»

В этой главе находится лирическое отступление о райском саде детства, которое писатель вспоминает на чужбине: «И теперь еще, не в родной стране, когда встретишь невидное яблочко, похожее на грушовку запахом, зажмешь в ладони зажмуришься, — и в сладковатом и сочном духе вспомнится, как живое, — маленький сад, когда-то казавшийся огромным, лучший из всех садов, какие ни есть на свете, теперь без следа пропавший... с березками и рябиной, с яблоньками, с кустиками малины, черной, белой и красной смородины, крыжовника виноградного, с пышными лопухами и крапивой, далекий сад…» В этом отрывке звучит гимн празднику Преображения Господня и гимн человеку, в чье преображение, несмотря ни на что, продолжает верить Шмелев.

29 августа еще один большой церковный праздник — Спас Нерукотворный. История его восходит к евангельским событиям. Священные тексты описывают, как тяжело больной проказой царь Авгарь уверовал в Спасителя как в Сына Божия и написал ему письмо с просьбой о помощи. Он отправил в Иерусалим художника, чтобы запечатлеть лик Иисуса, но тот не мог подойти к Спасителю из-за большого скопления людей. Тогда Господь сам подозвал его, попросил принести воду и полотенце, умылся, приложил к лицу ткань — и на ней осталось изображение его божественного лика. Этот нерукотворный образ доставили в Сирию, после чего царь полностью исцелился от недуга, а образ поместили над воротами Эдессы.

В народе третий Спас называли Хлебным или Ореховым. К этому дню поспевала лещина, которую собирали и святили в церкви, а еще крестьяне пекли первый хлеб из зерна нового урожая. С 29 августа разрешалось есть орехи. Люди считали, что самый первый сбор лесных орехов необходимо освятить в церкви и раздать страждущим и неимущим, чтобы обрести благодать и здоровье.

Ключевые образы романа

Несмотря на то что «Лето Господне» насыщено христианскими образами и описаниями православных традиций, было бы ошибкой воспринимать его только как религиозное произведение. Это роман реалистический, автобиографический и исторический, который справедливее рассматривать в ряду других классических автобиографий: «Детство», «Отрочество» и «Юность» Льва Толстого, «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты» Николая Гарина-Михайловского — и даже «Детство», «В людях», «Мои университеты» Максима Горького.

В романе повествование ведется от лица шестилетнего мальчика Вани. Поэтому все персонажи изображаются сквозь призму детского восприятия, что придает истории особенную искренность и чувствительность, которую в литературе называют сентиментальностью. При этом Ваня — герой автобиографический, поэтому порой в его рассказе о прошлом ярко звучит голос взрослого, умудренного жизнью и много страдавшего писателя-эмигранта — самого Шмелева.

Самые важные люди в жизни Вани — его отец Сергей Иванович и домашний наставник Михаил Панкратыч Горкин. В образе Горкина, благочестивого и рассудительного старого плотника, черты воспитателя, которому поручено первоначальное обучение ребенка, сочетаются с чертами мудрого наставника и настоящего друга мальчика. Ваня искренне его любит и относится к нему с огромным уважением: «Чего только не знает Горкин! Человек старинный, заповедный», «Я знаю, что он святой. Такие — угодники бывают».

Но главный пример для подражания Вани — это его отец, Сергей Иванович, московский купец. Ему принадлежат бани, портомойни (места на берегу реки, предназначенные для полоскания белья), он сплавляет лес по Москве-реке и берет подряды на разнообразные городские работы: например, под его руководством плотники строят горки в Зоологическом саду, с которых москвичи будут кататься на Масленицу, и Ледяной дом к зимним рождественским праздникам, а также строят трибуны к открытию в 1880 году памятника Александру Пушкину на Страстной, ныне Пушкинской, площади — о чем, правда, Шмелев писал не в «Лете Господнем», а в рассказе «Как мы открывали Пушкина».

Образ отца в романе написан самыми яркими и сочными красками. Его уважают за справедливость и щедрость, любят за широту души и сострадательность, ценят его деловые качества, надежность, знают его требовательность в работе, иногда даже вспыльчивость, но в то же время и отходчивость. Сергей Иванович всегда спешит, много трудится, устает — но никогда не забывает приласкать сына, «потрепать по щечке», прокатить в седле, переброситься с ним ласковым словом. Так и запомнился он Ване: свежим, бодрым, пахнущим флердоранжем — одеколоном с ноткой цитрусовых, — стремительным, сильным, ласковым, понимающим.

Сергей Иванович умер рано. Новая необъезженная лошадь с «темным огнем в глазу» понесла, его нога застряла в стремени, и кобыла волочила наездника, разбив ему всю голову о дорожные камни. История болезни отца, с безуспешными попытками излечения, с надеждами и разочарованиями, волнениями и тревогами, описана в третьей части романа, «Скорби». Как выясняется в последних главах, дела семьи, по словам самого умирающего Сергея Иваныча, не устроены. Оказывается, еще деда «разорили на подряде чиновники, взятку не дал он им». Отец своими неустанными трудами поправил дедушкины дела. Но бани построил в долг, выплачивать который с процентами безжалостным заимодавцам — крестному Кашину и дяде Егору — теперь придется его жене, оставшейся с пятью детьми. Однако даже на кредиторов благотворно действует милосердный и щедрый характер Сергея Иваныча, его слезные просьбы «не обидеть сирот», его ранняя случайная смерть. Они переписывают долговые векселя, без процентов, на более поздний срок.

Финал романа можно назвать одним из самых пронзительных в русской литературе. Дети плачут, злые сердца умягчаются, а молитвы и пение возвышают душу, вселяют надежду. Надежду на вечную жизнь, спасение и встречу в вечности.

4 апреля 1945 года, в канун победы Советской армии над мировым фашизмом, Иван Шмелев писал своему другу, философу Ивану Александровичу Ильину: «Закончил 2-ую часть «Лета Господня», — а большие главы, самые тяжелые для сердца, — болезнь и кончина отца — завершил осиявшим меня светом и нашел заключительный аккорд… И воспел: «Ныне отпущаешь…» В письме писатель цитирует слова из Евангелия от Луки (Лк 2:29–32) — песнь Симеона Богоприимца, которую он произнес в Иерусалимском храме в день Сретения Господня (15 февраля), взяв на руки Спасителя. И так символически завершается история детства самого Шмелева и становления его души в вере, а также история православной России, покинутой писателем, но не забытой им, разоренной большевиками, но духовно несломленной.