Любимец русской аристократии Орест Кипренский

Сын крепостной с античным именем

 Говорят, что определённые черты характера человек берёт у природы тех мест, где он родился и вырос. Родные места Кипренского — Балтийское побережье, точнее, тот его участок, что зовётся Копорской губой. Само Копорье, город-крепость, имеет богатую военную историю. Когда-то здесь был край Новгородчины, а в 1782-м в местной церкви крестили младенца, наречённого диковинным именем Орест. Назвать мальчика в честь героя античных трагедий пожелал помещик Алексей Дьяконов, который, скорее всего, и был его настоящим отцом. Свидетельств этому нет, поскольку мать ребёнка, дворовая Анна Гавриловна, была выдана замуж за крепостного Адама Швальбе. 

Своей необычной фамилией, Кипрейский (то ли от прекрасной богини Киприды, то ли от цветка кипрея), будущий мастер портрета также обязан помещику Дьяконову. Он же дал мальчику вольную и помог раскрыться его таланту.

Способности к рисованию Орест проявил очень рано. В 6 лет он уже был отправлен в Петербург поступать в училище Императорской Академии художеств, где его фамилию слегка изменили, из Кипрейского сделав Кипренским.

В Академии художеств, где существовала строгая система обучения, трудиться начинающим живописцам приходилось с утра до вечера. Сложно представить, что испытал здесь Орест, начавший учёбу 6-летним ребёнком и проведя в стенах заведения целых 15 лет. Успехи его были неоспоримы.

В 1802-м из-под кисти Кипренского вышла первая выпускная программа — картина, написанная на один из сюжетов, рекомендованных советом Академии. Работа, к сожалению, не сохранилась. По неизвестным причинам большой золотой медали за программу художник не получил. А только она давала право на стажировку за границей. И тогда сам президент Академии настоял, чтобы Кипренскому дали вторую попытку. В этот раз он написал «Дмитрия Донского на Куликовом поле». Решение совета было безапелляционным — большая золотая медаль. И всё же поездка за границу снова не состоялась: в Европе шли Наполеоновские войны.

«Русский Ван Дейк»

По части мастерства Кипренский не уступал лучшим живописцам Европы. Доказательством этому служит история с портретом отца Швальбе. «Я выставлял портрет отца моего, — писал художник из Неаполя в 1836-м. — Здешняя Академия, рассматривая картину, со мною сыграла следующую шутку: портрет они почли шедевром Рубенса, иные думали Вандика, а некто — в Рембрандты пожаловал». Палитра Кипренского была настолько разнообразной, что даже опытные искусствоведы допускали ошибки. Например, целая эпопея поисков связана с портретом гусара Давыдова, написанным художником в Москве. Более 100 лет считалось, что на полотне изображён знаменитый «рубака и весельчак» Денис Давыдов. Но затем всё же оказалось, что это его двоюродный брат Евграф.

Зарекомендовав себя талантливым портретистом, Кипренский в 1812-м был удостоен звания академика за серию работ, среди которых были портреты знаменитых личностей: принца Ольденбургского и князя Гагарина. Впрочем, любые творения художника были настолько живыми и эмоциональными, что один из современников заметил: «Оставаясь наедине с портретами Кипренского, я слышу голоса людей».

Живописец не пытался приукрасить мир или изображаемую им натуру. Он подходил с одинаковой тщательностью и естественностью к воплощению любого образа, будь то садовник, государственный деятель или творческая личность. Среди последних Кипренский запечатлел баснописца Ивана Крылова, поэтов Василия Жуковского и Константина Батюшкова, Александра Пушкина.

Портрет «солнца русской поэзии», заказанный лицейским другом Антоном Дельвигом, стал одним из немногочисленных пушкинских изображений при жизни. Поэт «рисоваться» не любил, а по поводу портрета высказался лаконичной стихотворной рифмой: «Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит». Но всё-таки «любимец моды легкокрылой» лукавил. Конечный результат ему понравился, иначе после смерти Дельвига он не приобрёл бы портрет «волшебника милого», как он величал Ореста, для своего кабинета.

Скандал в Италии

Творческой карьере Кипренского всерьёз помешала одна странная и мрачная история, когда в его мастерской нашли мёртвую натурщицу. Несмотря на то, что убийцей признали слугу, тень от случившегося преступления пала и на хозяина. Двери Европы закрылись для Ореста, и ему пришлось распрощаться с мечтами о европейской славе и финансовом благополучии.

«Отечество люблю более самого себя… Радуюсь, что я родился русским, и живу в счастливый век Александра I и Елисаветы Несравненной», — писал Кипренский, живя в Италии. На любимую родину художник и вернулся, встретив финал земной жизни в нищете и забвении, к которому привело завершение эпохи романтизма в искусстве.