Маргерит Таос-Амруш: алжирская сказочница, которую обожали советские дети

Легко ли быть католичкой

«Мы – алжирцы», говорила Маргерит своей маленькой Мари Луиз, седьмому ребёнку, единственной сестре шести её сыновей. Маргерит, женщина с татуировкой на подбородке, пела дочери странные песни, рассказывала сказки, которые никогда не слышали соседские дети. Это были сказки и песни берберов – Маргерит была кабилкой, дочерью одного из кочевых берберских племён. Где-то рядом был Тунис, где Мари Луиз родилась, далеко – Первая Мировая война. Но Маргерит сбежала с мужем и детьми из Алжира не от войны. Они приняли христианство – и за это им угрожали смертью. Теперь, когда семья исповедовала католицизм, Мари-Луиз предстояло расти между двух миров, не принятой до конца ни одним из них – ни арабским, ни французским.

А раньше Маргерит звали Фадма Аит Мансур, и она была известнейшей из кабильских певиц. Она помнила наизусть десятки, если не сотни, напевов и песенных слов. Она была хранительницей кабильского древнего искусства, пока не вышла замуж за араба.

Родители твердили Мари Луиз: надо учиться, и надо учиться во Франции. К этому обучению в заморской, но родной – потому что католической – стране девочку готовили, как к последнему бою. Её французский должен был быть безупречным. Её почерк – тоже. Нечего и говорить о её оценках! Мари Луиз должна была быть на голову выше всех учениц в своей тунисской школе.

В школе проходили сказки Шарля Перро, по ним было легко учиться читать на французском. Ну, или так считалось. Тунисские дети должны были вообразить себе дремучей лес, девочку, которую отпустили по нему ходить без мужчин, и большого волка – как собака, только страшнее. Или сказка про кота в сапогах... Сапоги – правда, ненастоящие, просто высокие ботинки – дети видели на солдатах. Это представить было легко, хотя и неясно, как лапками их шнуровать. Но многое другое всё равно было непонятно.

А дома были кабильские песни, которые говорили о темноглазых девах, бесконечных песках, горячих ветрах и желанных оазисах. Мари Луиз никогда не кочевала с берберами, но во многом песни были понятнее. И почему в школе такого не проходят? Кому нужны коты в сапогах?

В Париж в пансион Мари Луиз попала только в двадцать два года, раньше не вышло. Это было что-то вроде университета, где готовили учительниц. Она была старше других девушек, единственная туниска среди француженок. Её акцент, её манеры другие студентки, да и преподавательницы тоже, высмеивали. Им не было дела до того, что Мари Луиз – такая же христианка, что её семья, как семьи первых христиан, которыми они восторгались, подверглась гонениям, что французский ей был таким же родным, как арабский – только североафриканский французский. Позже, больше, чем через десять лет, Мари Луиз напишет об этом книгу — «Чёрный гиацинт».

Дочь Фадмы

Одинокая девушка не могла свободно передвигаться среди берберов. Мари Луиз взяла с собой брата Жана. Они ходили от лагеря к лагерю, дочь и сын Фадмы, той самой певицы Фадмы, и бесконечно отвечали на вопросы о её жизни. О том, как сама Таос — здесь Мари Луиз представлялась своим нехристианским именем — училась во Франции. О том, знает ли девушка сама берберские песни. Они ели угощение, к которому не привыкли в своей христианской жизни, и старались соблюсти приличия, о которых смутно знали. Всё это нужно было вот для чего: записать родные сказки Северной Африки. Сказки народов пустыни, берберов. Это было идеей и миссией их обоих.

Однажды Аллах увидел, что один принц на земле горд и жесток, он считает, что один смертный чем-то отличается от другого. Аллах решил усмирить его гордыню и превратил в рыжего кота. И этого кота мучил собственный хвост. Разве такая история не лучше Кота в сапогах для детей в африканских школах?

Мари Луиз и Жан записывали всё. Песни, полные боли разлуки или кровавых приключений, песни, в которых сыновья без конца умирали на руках матерей. Сказку о жене принца, которая была утончённой красавицей ночью, и свирепым воином днём. Или сказку о крольчихе, которая спасла двух детей, брата и сестру, когда их мать растерзали звери. О кот-паломнике. О семи сестрах — маленькая была самая умная и всех спасла. О людоедка Цериель. Как не хватало этих сказок Мари Луиз, когда она читала в школе о непонятных герцогах дальних стран!

Все эти записи помогли Таос, когда она вернулась в Европу — благодаря своей экспедиции она получила стипендию в Испании, в Каса Веласкес, мадридском университете для иностранных студентов. Там она работала над исследованием связи между песнями берберов и испанскими напевами. О влиянии арабов уже писали до неё — но про берберов кто мог рассказать, лучше нее, которая пила с ними чай, которая была дочерью той самой Фадмы? Уж точно не пришлый гость, не знающий, куда посмотреть и что спросить.

Поёт и пишет

Поначалу Мари Луиз была только певицей — по крайней мере, для широкой публики. Она пела берберские песни во Франции, Германии, Испании, записывала пластинки. Она стала продолжением своей матери. Ей хотелось, чтобы о ней говорили «та самая Таос, дочь Фадмы» — вдвое длиннее, чем поминали сейчас. Никто не знает, как ей в голову пришло не только петь, но и писать. В тридцать шесть она представила миру книгу о девушке из Туниса в учительской семинарии Парижа. Мир только вышел из войны, и что ему было дело до боли, не связанной с Величайшей катастрофой человечества?

И всё же книгу заметили. Знакомые говорили: пиши ещё, но добавляли: только лучше сказки, ты же собрала замечательные сказки. Сказки всем интересны.

Таос долго переживала, что сказки интереснее её жизни, что книга почти провалилась. Она — первая писательница франкоязычной Африки — надолго оставила и мысли о писательстве. Только через двадцать лет выпустила сборник «Волшебное зерно» — те самые берберские сказки, которыми когда-то отметилась в мире науки. Сборник стал единственной книгой Таос Амруш, переведённой на русский. В библиотеках СССР его перехватывали моментально, не успевал один читатель сдать книгу — тут же её просил другой. Те дети, чьи родители смогли купить сборник, влюблялись в него на всю жизнь.

Во Франции безумие вокруг книги было поменьше, но публика её определённо заметила. Увы, после писательского триумфа дочери её главная вдохновительница, Фадма-Маргерит, женщина с татуированным лицом, умерла. Это горе Таос повлекло за собой шквал воспоминаний о детстве, которые просились на бумагу. Так появилась книга «Улица тамбуринов» — о неприкаянном детстве в Тунисе. Это французам что алжирцы, что тунисцы, всё одно. Мари Луиз же была в городе своего детства чужачкой.

На тамбуринах в Северной Африке играли женщины, когда случались свадьбы или похороны. Вся улица заполнялась звоном в такие дни, и по песне, горестной или радостной, ты могла догадаться — по ком сегодня звенят бубны.

Последнюю книгу, написанную за год до смерти Таос, так и не издали. Она называлась «Придуманная любовь». Один из её последних проектов — возрождение среди берберов тифинага, старого кочевого письма, которое хранилось последние века женщинами — тоже не воплотился до конца. Она не оставила и дочери, которая могла бы приезжать к Кабилам, как дитя той самой Таос. Но, по крайней мере, той самой Таос она стала. Её пластинки иногда ставили в Алжире на радио. Берберы, приехавшие в город, замирали, услышав родные песни, и говорили: их поёт Таос Амруш. Ну да, дочь Фадмы. Которая приезжала с братом и ела в наших шатрах. Та самая Таос.