Невероятно выразительные и проникновенные образы Ричарда Оливера, которые вызывают у зрителя шквал эмоций

Любимыми и главными вопросами его рассмотрения и исследования являются: невинность, молодость, борьба, выживание, надежда, страх, красота, переменчивость, принятие и многое другое, заключённое в маленьких и миловидных созданиях с огромными глазами, что изо всех сил стараются противостоять недопониманию и жестокости мира.

Ричард Джей Оливер родился в 1975 году в Понтипридде, Уэльс, Великобритания, и в настоящее время он живёт и работает в Лос-Анджелесе, штат Калифорния. Он изучал изобразительное искусство в университете Западной Англии и учился на магистратуре в UWIC в Уэльсе. С тех пор Ричард получил значительное признание за свои работы, которые выставлялись в галереях и музеях по всему миру, в том числе в престижном Музее современного искусства в Уэльсе и в знаменитой галерее Кори Хелфорд (Corey Helford) в Лос-Анджелесе.

В настоящее время он живёт на северной окраине округа Лос-Анджелес, в горах, недалеко от штаб-квартиры Hells Angels и Spahn Ranch, который был основной резиденцией печально известного Чарльза Мэнсона. Как вы можете себе представить, там довольно эклектичная смесь людей и обстановка, и нужно быть окончательно сумасшедшим человеком, чтобы в неё вписаться. Многие задаются вопросом, почему художник выбрал именно это место. Так вот, когда он с женой смотрели недвижимость в этом районе, они увидели парня с длинной белой бородой, большая часть его тела была покрыта татуировками, и он вместе со своей дамой разъезжал на гольф-каре по улице, наслаждаясь бокалом красного вина: «Я сразу понял, что это место для меня. Другой аспект, который наполняет меня радостью − это горный пейзаж. Будучи мальчиком из Уэльса, меня тянет в горы, и я часто бегаю и медитирую на холмах возле моего дома. Это даёт мне ощущение открытости и свободы, и есть также много мест, где можно спрятаться в тот момент, если придут зомби или (со всей серьезностью), когда у нас кончится вода, электричество и прочая блажь цивилизации, или же люди начнут сходить с ума из-за оружия и вседозволенности», − рассказывает Ричард о своём месте жительства, служащим для него первоначальным источником вдохновения, а также местом реализации и воплощения идей.

Как будто свободное падение в воображение, зловещие тона и задумчивые концепции Ричарда образуют коллекцию работ, изобилующих меланхоличным чудом и сюрреалистической красотой. От экологических проблем до социальных невзгод и апокалиптического выживания до естественных инстинктов эти всегда актуальные темы возникают из полотен с загадочными и увлекательными визуальными историями. Художник утверждает, что заметил, будто в его картинах присутствует связующая нить, заключающаяся в том, что он создаёт не просто детские рисунки, а такие ситуации, в которые попадают его персонажи с данным контекстом. Работы все связаны с выживанием. А маленькие герои действительно, иногда изображаются в скверной, угнетающей обстановке или состоянии. Он старается не приукрашивать их драматичность, а наоборот, пытается показать то, как они борются, дабы обрести свет в конце туннеля.

Его самым ценным учебным опытом было изучение импрессионистов и постимпрессионистов во время урока рисования в шестом классе. Когда Ричарду было, вероятно, 15 или 16 лет, его учитель Джон Коллинз впервые познакомил парня с такими постимпрессионистами, как Мане и Сезанн. С тех пор жизнь будущего художника была основана на грани изучения истории искусства и из его слов стало известно, что существуют не только бесконечные глубоко укоренившиеся и испытанные методы для совершенствования навыков и знаний современных художников, но и, конечно же, психологические последствия изучения намерений, направлений, смыслов и целей всех наших великих творцов, само собой разумеется: «Лично я стараюсь еженедельно изучать старые методы композиции, средней подготовки, техники рисования, и, к счастью, Интернет позволяет собирать так много информации, чего не было, когда я проходил формально-начальное обучение».

Даже в момент, когда Ричард был на пике популярности своей музыкальной карьеры, он всё ещё чувствовал себя так, словно мир был против него, и нёс страх непринятия. Это чувство неполноценности, конечно, не является уникальным для Уэльса и валлийцев, но, похоже, оно является частью самого художника и кое-чем, что ему ещё нужно научиться преодолевать. Это напрямую влияет на его искусство, потому что он испытывает смущение, получая комплименты в ответ на свои картины, и постоянно расстраивается, что его работы ничего не говорят или могут говорить/делать гораздо больше, чтобы приносить людям радость, осознание и счастье: «Думаю, я всё ещё чувствую то, что не начал заниматься искусством ранее, и что я − ребёнок, всё ещё практикующий технику и стиль в попытке отыскать себя, которого постоянно тащат во все стороны, ища одобрения других. Одно утешение в том, что теперь я могу хотя бы засвидетельствовать этот беспорядок, в котором я нахожусь», − говорит автор о своём не простом творческом пути и вечном поиске себя.

Ричард рассказывает о том, что первоначально он был привлечён вниманием к работам Питера Хаусона (Peter Howson) в университете. Один из студентов последнего курса, бывший военный парень, который потерял слух во время службы, создавал огромные тёмные фигуративные картины в карикатурном стиле мультфильма. Его работы привели автора к открытию картин Хаусона, и он сразу же стал одержим им и его творчеством. На тот момент Оливер был невероятно разочарован в университете, и в своих поисках оценок и одобрения преподавателей он старался делать всё, кроме как следовать своему сердцу. В конечном итоге осознание пришло, и парень решил провести последний год, делая картины, которые он с гордостью забрал бы домой и показал своим друзьям. Он переехал из университета в заброшенное бомбоубежище Второй мировой войны под гимназией со своим коллегой-художником и помощником по дому и рисовал днём и ночью. А основным предметом его изучения и интереса в то время была «Идентичность» или «Отсутствие идентичности», затронутая поп-культурой 80-х в обедневшей шахтерской деревне. Он нарисовал своих друзей, сделав большие, клаустрофобные, высококонтрастные картины с мужскими формами и тяжёлыми чёрными линиями. Ричард был очарован мускулатурой и мужественностью фигур в работе Хоусона и принял во внимание всё, что касалось его техники. Именно это и повлияло на его творчество, став основной темой его работ.

Из слов Оливера, оглядываясь назад, он просто хотел сделать провокационные картины и быть как можно громче. Проблема заключалась в том, что, приняв жёсткий, громкий голос (стиль), ему практически не было, что сказать. Теперь же ему стало ясно, что большие картины чрезмерно компенсируют его неуверенность и страх быть маленьким и незначительным. Это непреднамеренно привело художника туда, где он сейчас находится со своим искусством: «Я воспринимаю больше женственности во мне как противовес годам противостояния мужскому архетипу Карла Юнга. Я обнаружил, что требуется столько смелости, чтобы проникнуть под «броню» и восстановить уязвимое сердце, и почувствовать, что это подлинная работа нежного воина души». Теперь его картины, как правило, тише и менее хаотичны. Здесь больше места и спокойствия. Хотя на его картинах не всегда царит мир, но при этом есть чувство равновесия. Он исследует более разнообразные аспекты нашего человеческого состояния в своих нынешних картинах, особенно невыносимую красоту и драгоценную уязвимость, и хрупкость этого человеческого воплощения, часто опасно сбалансированного вместе в одной и той же картине. Его текущие темы могут быть противоположны тому, что его первоначально привлекло в работах Хаусона, но он находится на другом конце той же самой палки, так что в некотором роде они напрямую связаны.

Самое интересное то, что у Оливера было видение, связанное с тем, что он некоторое время назад бежал в горы. Художник видел себя ребёнком в саду с другими детьми: «Мы исследовали наше пространство с уверенностью и в безопасности. Затем мы начали играть в игры друг с другом, смеялись и наслаждались радостью жизни. По мере того, как проходил день, мы все становились немного расшатанными и голодными». Постепенно игры начали становиться немного серьёзнее, ревность и конкурентоспособность стали преобладающими. Игры потеряли веселье, и дети пытались накопить большую часть выигрышей и внимания. И тогда Ричард отошёл от игр и побрёл в сад, и, прежде чем он узнал об этом, наступил поздний вечер. Он был потерян, один и вне поля зрения дома, окутанный испугом и отчаянием. А через некоторое время мальчик услышал добрый и знакомый голос. Ему сказали, что всё будет хорошо. Главное избавиться от страха и восстановить связь с радостью жизни до конца дня: «Как сказал Руми (Rumi): «Я пришёл сюда не по собственной воле, и я не могу уйти с этого пути. Кто бы ни привёл меня сюда, должен будет отвести меня домой». Так появилась ещё одна зацепка и идея для моих работ».

Постепенно в своём творчестве он стал открываться чему-то новому, пытаясь увидеть глазами нестареющего осознания внутри. И по мнению художника, всё это несколько подсознательно отражается в связи между молодостью и зрелостью в характерах его картин, хотя, конечно, он и не совсем уверен в этом. Многие из его персонажей предстают как автопортреты, независимо от их пола. Его портреты не как личности, а как универсальное «Я», состоящее из множества человеческих переживаний. Конечно, Ричарда также привлекает красота и невинность юности, так как он замечает, что это неизбежно покидает его физическое тело, и ему становится интересно, почему его работа резонирует с другими. Оливер говорит, что мы все так или иначе привлечены к нашей первой встрече с сильным чувством любви и признаёт, что она никогда не может быть такой же новой или трепетной, как в молодости, поэтому юная красота персонажей его картин может зажечь эту привязанность и тоску внутри всех нас к нашей собственной памяти о нежной любви к жизни.

Большинство картин автора отражают всеобщее человеческое состояние, частью которого мы все являемся и принимаем участие. Поэтому они − истинное «Я», имеющее аспекты реальности, которые вызывают эмоции и чувства, принадлежащие всем нам. Художник часто смотрит на поэзию как на своё вдохновение, чтобы выразить коммуникативный визуальный язык в своих картинах. Он старается относиться к содержанию и деталям своих работ так, как будто они были выбранными словами, и вместо того, чтобы использовать слова просто для описания того, что там, он использует визуальные слова, которые вызывают определённые чувства и эмоции, как у него, так и у других людей. Несмотря на то, что предметы и персонажи на картинах Ричарда не представляют его физически, они являются олицетворением творческих импульсов и откликов внутри него и, следовательно, в равной степени «от него», так же как его голос и звуки, которые он использует, могут быть универсальными и субъективными. Язык и слова (предмет и содержание), используемые в его творчестве, могут никогда не описать предполагаемые эмоции, которые он хотел бы вызвать, но художник надеется, что они способны выступать в качестве сосуда и механизма, заставляющего зрителя испытать те же чувства, что сподвигли его сделать ту или иную картину.