Почему изменили свое отношение братья Стругацкие к миру «Хищных вещей века»?

В повести разворачивается поиск источника хитрого волнового наркотика, пристрастие к которому губит людей одного за другим. А фоном для этого действия служит сонный портовый городок, где большинство жителей видит смысл существования лишь в бесконечных удовольствиях. Сытая, бездуховная, убогая жизнь — то, что позже философы и социологи назовут обществом потребления.

Стругацкие предсказали множество явлений если не современности, то хотя бы начала XXI века: сериалы (в книге упоминается второсортный сериал «Роза салона»), увлечение бодмодом (артики), радикализм (интели) и экстрим (рыбари). Самовыражение через пищу, пусть и не в виде поедания мозга живой обезьяны, как в книге, тоже воплотилось в современности — посмотрите в любой модный инстаграм-аккаунт.

Писатели первоначально испытывали такое отвращение к созданному ими миру, что, по совету их коллеги Ивана Ефремова, дополнили повесть подзаголовком «Книга первая. Авгиевы конюшни», для печати в издательстве «Молодая гвардия». Потому что в противном случае выходила западная фантастика, основанная на страхе перед будущим, которую сами же братья высмеяли в книге «Понедельник начинается в субботу». Таким образом, мир неназванного города Стругацкие уподобили раковой опухоли, которую предстояло вырезать прогрессивному коммунистическому обществу.

Как ни странно, несмотря на явную авторскую антипатию к вымышленной «Стране Дураков», писатели получили разгромную критику за то, что недостаточно открытым текстом дали негативную оценку описываемому в повести капиталистическому миру.

И вот тут возникает вопрос, всё ли в этом мире однозначно плохо? И есть ли вообще альтернатива, в которой можно жить? Что стало с СССР, мы с вами уже знаем. Жить в каком-нибудь современном теократическом государстве тоже мало кто захочет. Гораздо приятнее сетовать о всеобщей бездуховности, окружив себя всеми благами ненавистного общества потребления. Вообще любые попытки насильно, железной рукой привести общество к духовности обречены на провал.

И Стругацкие не могли этого не понимать, поэтому со временем изменили своё отношение к этому миру. Повесть от этого не стала хуже или лучше, ведь смысл произведения всегда больше того, что вкладывает в него автор. В одном из интервью Борис Стругацкий сказал:

Этот мир убог, консервативно гомеостатичен, нравственно бесперспективен, он готов снова и снова повторять себя, — но! Но он сохраняет свободу, и прежде всего — свободу творческой деятельности. А значит, по крайней мере, научно-техническому прогрессу остаются шансы на развитие, а там, глядишь, и потребность в Человеке Воспитанном возникнет в конце концов, а это уже надежда на прогресс нравственный… В любом случае, из всех реально возможных миров, которые я могу себе представить, Мир Потребления наиболее человечен. Он — с человеческим лицом, если угодно, — в отличие от любого тоталитарного, авторитарного или агрессивно-клерикального мира.

И действительно, хочешь деградировать — деградируй, но никто не мешает развиваться. Это инфантильно — тосковать о строгой воспитательнице, которая привьёт вкус к творчеству и созиданию. Человечность мира потребления заключается и в том, что он не приемлет насилия. Да, человеческая жизнь в нём ценится как жизнь потенциального потребителя, но какое это имеет значение?

Из другого интервью Бориса Стругацкого:

Мы поняли, что этот мир, конечно, не добр, не светел и не прекрасен, но и не безнадёжен в то же время, — он способен к развитию. Он похож на дурно воспитанного подростка, со всеми его плюсами и минусами. И уж во всяком случае, среди всех придуманных миров он кажется нам наиболее ВЕРОЯТНЫМ. Мир Полудня, скорее всего, недостижим, мир «1984», слава богу, остался уже, пожалуй, позади, а вот мир «хищных вещей» — это, похоже, как раз то, что ждёт нас «за поворотом, в глубине». И надо быть к этому готовым.

Кстати, в переводе на английский повесть называется буквально «Последний круг рая» (The final circle of Paradise). Это о чём-то, да говорит.