Поп-арт, Монро, Beatles и красная помада: яркий, но короткий путь Полин Боти

В столовой Уимблдонского колледжа искусств в середине 1950-х студентов гораздо больше, чем студенток. За одним из столов слышится оживленный спор о самом важном художнике ХХ века. Пылкий юноша громко уверяет, что, конечно, Пикассо. Эффектная 17-летняя блондинка, которую в кампусе называют «уимблдонской Бардо», хмыкает: я бы предпочла Паолоцци. Юноша взбешен. Он уверен, что сейчас поставит на место эту наверняка недалекую красотку: «Зачем тебе столько красной помады?» Она подскакивает к испуганному молодому человеку и кричит: «Это чтобы лучше тебя поцеловать!» И потом гонится за ним через всю столовую и еще немного по коридору. Беглец оказывается проворным — и сбегает от этой ненормальной и от ее поцелуев. Блондинку зовут Полин Боти — и совсем скоро к ее имени начнут добавлять «первая женщина в поп-арт-искусстве Великобритании».

Всего лишь девчонка

Полин росла в пригороде Лондона с тремя старшими братьями. Ее отец Альберт Боти, наполовину перс, наполовину бельгиец, всю жизнь посвятил тому, чтобы стать «обычным англичанином»: истовый католик, любитель традиций и правил, крокета и чая, усердный садовод, высаживающий самые обычные английские розы в самом обычном английском саду. Его жена Вероника была домохозяйкой, разумеется. Он сам — бухгалтером, разумеется.

Сыновья Альберта с детства разобрались в семейной иерархии, которую (почему нет?) уверенно проецировали на свой маленький мир. Младшая сестра — всего лишь девчонка. Братья без сомнений и угрызений совести избивали Полин, издевались, обзывали, с наслаждением доводили ее до ярости и крика. Когда мать семейства серьезно заболела, над юной Полин нависла угроза постепенно и навсегда занять ее место на кухне, в саду, за бесконечными стирками и утюгами. Конечно, она хотела побыстрее покинуть свой обычный английский дом — и сделала это, едва ей исполнилось 16. И, в остальных вопросах безмолвная и покорная, мать, Вероника Боти, в этой затее вдруг встала на ее сторону. Когда-то она вот так же стояла посреди родительской столовой и держала в дрожащих руках письмо с приглашением в художественный колледж — и точно так же, как сейчас Полин, слышала отцовское «нет!"
Вероника настояла, чтобы дочь получила разрешение учиться с Уимблдонском колледже искусств. Отец сдался: в конце концов, какая разница, какой ерундой будет заниматься девочка, дожидаясь достойного предложения выйти замуж, дожидаясь собственного идеального английского дома.

Время и стекло

Полин совсем не беспокоило, что доступ к живописному отделению для нее был закрыт. В Уимблдонском колледже девушкам настойчиво рекомендовали выбирать витражное. О ней много говорили, шепотом и вслух, в нее влюблялись без памяти, ее прозвали Уимблдонской Бардо. Красивая, дерзкая, умная, уверенная. Полин читает без остановки, вслушивается в разговоры и вступает в споры. Четыре года складывает причудливые витражи, соединяет фрагменты и уже видит сквозь эти разноцветные стекла свое будущее. Именно витражная техника вдохновляет ее на эксперименты с живописными коллажами — и эти смелые эксперименты поддерживает один из ее учителей. Ей прочат большое будущее, в нее верят, у нее есть темперамент и талант, поддержка и вдохновляющее окружение.

В 1958 году Полин Боти переходит учиться в Королевский колледж искусств и получает стипендию. В старом здании колледжа ни архитекторы, ни администрация не предусмотрели отдельных женских туалетов. Изобразительные искусства и художественные учебные заведения — все еще мужской мир. Даже на витражном отделении (да-да, здесь девушкам также настоятельно советуют витражи) учатся 28 студентов и всего 8 студенток. В колледже Полин снова работает со стеклом, дома по вечерам — время для живописи.

Она работает безостановочно, движется к собственному стилю: сочетает изображения архитектурных сооружений, гламурных поп-идолов, абстрактные элементыов. Уже в свой первый год в Лондоне она заявит о себе как о серьезной художнице — три ее работы приняты на престижную выставку «Молодые современники».

В Королевском колледже в нее влюблены все, поголовно. Сраженный в самое сердце тогдашний студент, а в будущем известный поп-арт-художник и близкий друг Боти Питер Блейк (автор обложки к «Сержанту Пепперу» Битлз — прим. ред.) говорит: «У нее был всего недостаток. Она не была в меня влюблена». Позже Боти рассказывала писательнице и драматургу Нелл Данн: «У меня никогда не было проблем с мужским вниманием. Мне повезло, я кажусь им достаточно привлекательной, потому что обладаю набором довольно сексуальных качеств. Но к этому восхищение всегда примешивалось что-то вроде: а, эта счастливая тупая блондинка! Ну, вы понимаете».

В год выпуска, 1961, Полин участвует уже в серьезной групповой выставке. Она называется «Блейк Боти Портер Рив» — по фамилиям четырех участников. Полин была единственной женщиной на этой выставке, единственной женщиной британского поп-арта, одной из немногих женщин британского искусства. Мир за стенами колледжа — это все еще мужской мир. И все же это был удивительный мир.

Ностальгия по сейчас

Глянцевые Vogue и Elle, фильмы Бергмана и Антониони, загорелый Жан-Поль Бельмондо и белокожая Мерлин Монро, радио-интервью и экспериментальный театр, Элвис и Beatles, освоение космоса и реклама, комиксы и молодежные протесты, мини-юбки и яркие рубашки, прокуренные танцевальные залы, кофе, марихуана и вино, яркие упаковки, массовое производство. Все это хлынуло в Англию, в страну, где только в 1954 окончательно упразднили карточную систему и контроль за распределением продуктов. Полин Боти называла свое искусство «ностальгией по сейчас»:

«Это сродни изображению мифологических сюжетов. Только современная мифология — это кинозвезды, боги и богини ХХ века. Люди нуждаются в них и в тех мифах, которые их окружают, потому что жизни людей наполняются благодаря им. Поп-арт расцвечивает эти мифы».

Полин в самой гуще событий: она актриса, ведущая на радио, художница, танцовщица. На ней Levi’s 501, у ее постели томики Камю, Сартра, Пруста, Достоевского и Ницше. На стене ее крошечной комнаты в Ноттинг-Хилле, самом артистическом квартале Лондона, целый поп-арт-иконостас. Портреты Элвиса и Монро рядом с предметами африканского искусства и репродукциями Боттичелли и Ренуара, вырезанные из журналов фото кинозвезд и молодых белозубых политиков, гравюры с парижскими площадями и дамами эпохи рококо, изображения итальянских соборов и темнокожих музыкантов, современные модницы на велосипедах и на каблуках.

О Полин пишут в газетах: «У актрис часто крошечные мозги. У художников часто большие бороды. А теперь представьте себе актрису с мозгами, которая при этом умудряется быть художницей и блондинкой — и вы получите Полин Боти». С 1962 года в ее мастерскую выстаиваются в очередь фотографы важных столичных журналов и газет — и Полин щедро позирует, всегда рядом со своими картинами: на каблуках, в белье и расстегнутой рубашке, без белья и в широком хемингуэйевском свитере, в шляпе и солнцезащитных очках, повторяет позы, наряды и улыбки героев своих картин. Сама становится одной из них. Иконой, легендой, звездой. Потом, правда, журнальные фотографы масштабируют фото, обрезая картины — оставляют только эффектную блондинку в белье.

Ведущая передачи The Public Ear на ВВС, Полин берет первое интервью у The Beatles — за несколько месяцев до того, как их слава прогремит на весь мир. Ей посвящает песню еще малоизвестный Боб Дилан. В фильме «Элфи» молодой Майкл Кейн целует Полин среди длинных вешалок химчистки в крошечном эпизоде в 11 секунд. Каждый день она бродит по улицам в поисках занимательного хлама — ярких этикеток, сигаретных пачек, рекламных листовок. По уличным рынкам — в поисках кружевных обрезков и журнальных подшивок. Ее называют «одомашненной дада». Каждый день она жадно работает над полотнами, которые заполняет сегодняшними образами и снами, прикрепляя кое-где ежеминутные артефакты, которые уже завтра стали бы мусором. Каждый день она встречает с радостью, а провожает с тоской и ностальгией. Потому что он не повторится.

5, 4, 3, 2, 1…

Выступая на радио, Полин Боти заявляет о приближающейся революции: «По всей стране молодые девушки начинают шевелиться и раскачиваться. И если они вас пугают, именно этого они и хотят, они готовятся впечатлить весь мир». Ей самой это удается все лучше. После 10-дневного романа с литературным агентом Клайвом Гудвином Полин выходит за него замуж. Она счастлива и одержима работой. Он редактор радикального издания и левый идеолог. Благодаря ему в картинах Боти появляется политический контекст: кубинская революция, война во Вьетнаме, убийство Кеннеди, сексуально-политический скандал с военным секретарем Джоном Профумо, который повлек за собой отставку правительства и поражение консерваторов на выборах. В квартире Клайва и Полин собираются писатели, художники и музыканты. Их счастливая совместная жизнь, казалось, только начинается. В них столько энергии, у них столько идей.

В 1965 году Полин забеременела — и на стандартном обследовании для беременных у нее обнаружили рак. Ей предлагают химиотерапию при одном условии — необходимо сделать аборт. И Полин отказывается. Она решает выносить и родить ребенка.

Полин Боти умерла через 4 месяца после того, как родила дочь. Ей было всего 28 лет. Какое-то время друзья писали трогательные воспоминания о Полин, отходили от шока, поговаривали о персональной выставке единственной поп-арт-художницы Великобритании. Но жизнь в свингующем Лондоне неслась быстрее и быстрее, вчерашние журналы летели в мусорные корзины, поверх киноафиш, еще не успевших пожелтеть, клеили новые. Масштабы славы новых звезд казались невероятными: The Beatles, The Rolling Stones, Твигги, Верушка. Последний человек, который еще мог сохранить ее работы, муж художницы Клайв Гудвин умирает в трагической и безобразной ситуации посреди Лос-Анджелеса: его кровоизлияние путают с опьянением и бросают в камеру, где он и проводит свои последние часы. О Полин Боти забыли на несколько десятилетий.

Ее дочь, тоже художница, умерла от передозировки в том же возрасте, что и мать. Но успела рассказать одному настойчивому куратору, что картины ее матери никуда не делись. Они хранятся в самом обычном английском доме, на ферме родного брата Полин.

Обычный английский дом

Дэвид Алан Меллор в 1980-х был куратором галереи в лондонском Барбикане, организовывал выставки и писал книги о британском искусстве 60-х. Еще подростком он увидел фильм Кена Рассела Pop Goes The Easel о четырех молодых поп-арт-художниках и был сражен. Только если о трех из них (Питере Блейке, Питере Филлипсе и Дереке Бошье) все знали, то о единственной художнице из этой компании Полин Боти забыли. Ее как будто никогда не было. Ни одной ее картины в галереях, ни одного стоящего упоминания в книгах и статьях.

Поиски привели Меллора на ферму в Кенте, где в хозяйственном сарае аккуратной стопкой хранились самые важные картины Полин Боти, которые он до сих пор видел только на черно-белых фотографиях и в одном-единственном черно-белом фильме. Обычный английский дом, в котором не очень-то понимали, что делать с этими розами, соблазнительными женскими торсами, руками и респектабельными мужчинами, улыбающимися узнаваемыми кинозвездами, символами времени, которое давно ушло. Когда Меллор вытащил из стопки полотен первую картину «Это мужской мир», он расплакался.

В 1993 году в Барбикане прошла выставка «Искусство в Лондоне 60-х», на которой картины Боти заняли положенное им место. Ее куратором был Меллор. Вскоре в британских телестудиях и прямых эфирах развернулись жестокие словесные бои, где одни известные арт-критики спорили о пустоголовой симпатичной куколке, писавшей плохие картины, с другими, которые считали Боти важной фигурой в истории британского искусства. Бои утихли — и те несколько десятков картин, которые удалось разыскать на ферме брата Полин и в каких-то кладовках лондонских квартир, попали в галереи и на аукционы. В 2017 году последняя картина Боти «BUM», которую она написала незадолго до смерти, была продана на торгах Christie’s за 633 тысячи фунтов стерлингов, в два раза превысив эстимейт.

А в 2018 году в шорт-лист Букеровской премии попал роман британской писательницы Али Смит «Осень», в котором коллажи Полин Боти оказываются в центре жизней и отношений главных героев. И тогда о ней узнали, наконец, во всем мире. Теперь без Боти никак нельзя.