«Спаситель рожениц» Игнац Земмельвейс: трагическая история доктора, который первым решил мыть руки

«Белый слон» на голубом Дунае

Это история сразу и великого открытия, и человеческой косности, и спасения жизней. У нее один герой, с него и начнем. Игнац Филипп Земмельвейс (иногда его называют Семмелвейсом) родился 1 июля 1818 года в Табане, районе Буды в столице Венгрии Будапеште. Он был пятым ребенком из десяти в семье Юзефа Земмельвейса и Терезы Мюллер.

Его отец, этнический немец из Кишмартона, тогда части Венгрии, сегодня австрийского Айзенштадта, с 1806 года владел в Буде оптовой торговлей пряностями «К белому слону». Сегодня здесь, на улице Апрод, 3, Музей медицинской истории Игнаца Земмельвейса.

Окончив гимназию в Буде, в 1837 году Земмельвейс поступил на юридический факультет Венского университета по просьбе родителей: они хотели, чтобы сын стал военным судьей. Но Игнац заинтересовался естественными науками и перевелся на медицинский. Несколько лет он учился в Вене, 2‑й и 3‑й курсы прослушал в Будапеште, потом вновь приехал в Вену и там завершил обучение.

В это время Австро-Венгрия переживала бум в изучении естественных наук. В Венском университете работали ученые-медики Карл Рокитанский, Йозеф Шкода и Фердинанд Гебра, которые сильно повлияли на научные взгляды Земмельвейса. 1 июля 1844 года он получил докторский диплом и специализацию в хирургии и акушерстве. Игнац сразу попытался попасть в ассистенты к знаменитому терапевту Йозефу Шкоде, одному из основателей «Новой Венской школы» и клиники внутренних болезней, но ему это не удалось. Так он стал акушером.

Каждая десятая женщина умирала в родильной клинике

Земмельвейс получил назначение в акушерскую клинику Венской общей больницы при университете в 1846 году — ассистентом профессора Иоганна Кляйна. Сегодня мы назвали бы его ординатором. Он должен был осматривать больных, готовить их к профессорским обходам, наблюдать за трудными родами, обучать студентов акушерству и вести статистику.

В то время в акушерских клиниках Европы свирепствовала родильная лихорадка (сепсис). Бывало, что умирало более 30% матерей, рожавших в клиниках. Женщины настолько боялись, что предпочитали рожать на улице, в поездах и каретах, лишь бы не попасть в больницу, а ложась туда, прощались с родными так, будто шли на эшафот.

Родильной горячке приписывали эпидемический характер, существовало около 30 теорий ее происхождения — связанных с погодой и атмосферой, с почвенными изменениями, с местом расположения клиник, с религией врачей, а лечить пытались всем, вплоть до слабительного. Вскрытия показывали смерть от заражения крови.

Франтишек Пахнер, автор биографии Игнаца Земмельвейса, в книге «За жизнь матерей» пишет, что за 60 лет в Пруссии от родильной лихорадки умерли 363 624 роженицы — больше, чем за то же время от оспы и холеры, вместе взятых.

Смертность в 10% в родильных клиниках считалась вполне нормальной. Иначе говоря, из 100 рожениц 10 умирали от родильной лихорадки

В 1842-м смертность достигла невероятных размеров — 31,3%, то есть умирало уже около трети рожениц. В действительности в клинике Кляйна она была ещё больше: рожениц с осложнениями, напоминавшими родильную лихорадку, переводили в другие отделения. Они погибали в отделении внутренних болезней, поэтому не включались в статистику. Вы только вдумайтесь в эти цифры: каждая десятая или третья женщина умирала в родильной клинике.

В Пражской акушерской клинике от родильной лихорадки умерло: в 1848 году — 37,36% рожениц, в 1849-м — 45,54% рожениц, в 1850 году — 52,65% рожениц. Из заболеваний, которые статистически учитывали в то время, родильная лихорадка сопровождалась наибольшей смертностью. Так обстояли дела в акушерстве, когда туда пришел Земмельвейс. И он сразу понял, куда направить свои силы.

Как доктора оказались виновны в смерти пациенток

В Венском университете было две акушерские клиники: первая — для докторов и студентов, вторая — для акушерок. Земмельвейс сравнил статистики смертности и увидел огромный разрыв в количестве умерших рожениц в двух клиниках. Он подсчитал, что в 1840–1845 годах смертность в первой клинике была в три раза выше, а в 1846 году даже в 5 раз выше, чем во второй клинике. В общем, у докторов умирало от 10 до 30% матерей, а у акушерок — всего 2,7%.

Объяснений не было, поэтому Земмельвейс подозревал, что они скрыты в устройстве клиники. Он обратил внимание на динамику смертности за годы и обнаружил, что в 1823 году смертей в отделении, где работали студенты и врачи, стало в несколько раз больше. «Это сделало меня таким несчастным, что жизнь казалась никчемной», — приводит биограф Земмельвейса его слова.

Оказалось, студентов и врачей, которые работали в акушерской клинике, допустили в прозекторскую учиться анатомии на трупах и отрабатывать навыки хирургии. Простых акушерок к вскрытиям не привлекали, и смертность во второй клинике осталась прежней.

Земмельвейс продолжал думать над причинами смертности, пока в 1847 году смерть профессора Якоба Коллечки не натолкнула его на догадку. Коллечка, которого случайно ткнули студенческим скальпелем во время вскрытия трупа, умер от сепсиса — заражения крови.

Земмельвейс сразу же увидел связь между трупным заражением и послеродовой лихорадкой. Он пришел к выводу, что студенты-медики переносили на руках трупный яд из моргов к пациенткам. Земмельвейс предположил, что роженицам инфекция попадала в родовые пути. В Венской медицинской школе в те годы царило анатомическое направление: акушеры увлекались препарированием трупов. Земмельвейс тоже ежедневно работал в анатомическом театре, а затем отправлялся в акушерскую клинику и исследовал беременных.

Про асептику в те времена вообще не знали. Хотя Антоний ван Левенгук открыл микробы ещё в 1676 году, изучая воду с помощью микроскопа, даже в XIX веке никто не понимал важности «неизвестных микроскопических животных» в жизни человека и их роль в распространении инфекций.

Студенты и врачи сразу после вскрытия трупов спешили в родильное отделение, просто обтирая руки платками

Сегодня такое звучит жутко и пугающе, а тогда это было в порядке вещей. После смерти Коллечки Земмельвейс написал: «Один бог знает, сколько женщин по моей вине оказались в гробу. Я так много занимался трупами, как редко кто из акушеров… Я хочу разбудить совесть тех, кто еще не понимает, откуда приходит смерть, и признать истину, которую узнал слишком поздно…»

Земмельвейс решил экспериментально поверить свою догадку. Вместе с доктором Лаутнером, ассистентом Карла Рокитанского, он произвел девять опытов на кроликах, вводя им в кровь секрет из матки заболевших рожениц, — кролики заболели.

15 мая 1847 года на дверях родильного отделения появилось объявление:

«Начиная с 15 мая 1847 года всякий врач или студент, направляющийся из покойницкой в родильное отделение, обязан при входе вымыть руки в находящемся у двери тазике с хлорной водой. Строго обязательно для всех без исключения. И. Ф. Земмельвейс».

Так была введена практика использования раствора хлорированной извести для мытья рук между вскрытием и осмотром пациентов. И произошло чудо. Смертность рожениц от сепсиса упала моментально — и более чем в семь раз: с 18% до 2,5%.

Думаете, это успех?

Однако предложение мыть руки не было признано медицинским сообществом. Больше того, открытие Земмельвейса вызвало волну критики и против гипотезы, и лично против доктора. Коллеги смеялись над ним и даже травили. Директор клиники Кляйн запретил Земмельвейсу публиковать статистику уменьшения смертности после практики стерилизации рук и уволил, несмотря на то что она действительно моментально упала.

Видимо, он испугался обвинений, что долгие годы клиника попустительствовала смертям, разрешая переход врачей из морга в родильное отделение. Кляйн заявил, что «посчитает такую публикацию доносом». По предложению Йозефа Шкоды была организована комиссия для проверки гипотезы, однако Кляйн настоял, чтобы ее распустили.

Открытие молодого и никому не известного врача обвиняло акушеров всего мира. Оно превращало врачей в убийц, своими руками заносящих инфекцию

Это было настолько возмутительно, что вызвало всеобщую ненависть. Когда в 1847 году внезапно умерли несколько рожениц из палаты, где одна из пациенток страдала воспалением матки и гноетечением, Земмельвейс догадался, что сепсис передается не только от трупов, но и от живых. С этого дня он стал обрабатывать руки после каждого пациента и дезинфицировать все инструменты. В 1848 году смертность в его палатах упала до 1,3%.

В 1850 году ему с большим нежеланием присвоили звание приват-доцента, при этом ограничив его права лечить и учить: за ним оставили демонстрационные занятия на муляжах. Новшества Земмельвейса казались коллегам чудачеством, недостойным звания врача. И за них его изгнали из Венской клиники. Тогда Земмельвейс уехал в Будапешт, где стал врачом акушерского отделения больницы Св. Рохуса. В 1855 году будапештский университет избрал его профессором.

Профессор Земмельвейс с 1858 по 1860 год опубликовал несколько статей и книгу «Этиология, сущность и профилактика родильной горячки». Они убедили немногих, большинство врачей остались противниками учения Земмельвейса. Среди них были и светила. Знаменитый доктор Вирхов выступил против Земмельвейса. В 1858 году, в докладе Берлинскому обществу акушеров, он высказал соображения о родильной горячке, которые противоречили выводам Земмельвейса. Противостояние нарастало.

В 1861–1862 годах Земмельвейс написал пять открытых писем: четыре —знаменитым докторам, и общее — акушерам. Он писал, что будет вынужден обратиться ко всему обществу с предупреждением об опасности, которая грозит каждой беременной от акушеров и акушерок, не моющих руки перед исследованием.

Венский профессор Браун использовал в своей клинике хлорную известь, но на лекции Медицинского общества Вены сообщил, что уменьшение смертности в его клинике объясняется улучшением отопления и вентиляции. Врачебное сообщество не убедила смерть немецкого врача Густава Михаэлиса.

Врач смеялся над Земмельвейсом, но решил проверить его теорию. Когда смертность среди его пациенток упала в разы, потрясённый Михаэлис покончил с собой

Чем хуже была статистика смертности рожениц, тем упорнее врачи сопротивлялись введению асептики. Дольше всех не признавали эту методику врачи пражской школы, где смертность рожениц была максимальной в Европе.

Деятельность Земмельвейса и его нововведения высмеивались, а самолюбие и совесть страдали. Характер доктора испортился окончательно. Он стал писать письма, где называл врачей убийцами, подходил к беременным на улице и просил их требовать у врачей вымыть руки перед родами и обработать раствором хлорной извести, пугая их рассказами о родильной горячке. Непонятый и осмеянный своими коллегами, в отчаянии, что люди продолжают умирать, он заболел душевной болезнью.

Профессор Пештского университета и семейный врач Янош Балаша рекомендовал направить Земмельвейса в психиатрическую лечебницу. 30 июля 1865 года доктор Фердинанд Гебра под предлогом проверки пригласил Земмельвейса в сумасшедший дом в Дёблинге под Веной. Когда Земмельвейс попытался бежать, сотрудники лечебницы избили его, одели в смирительную рубашку и поместили в тёмную комнату. В качестве лечения ему прописали слабительное и обливания холодной водой.

Незадолго перед тем во время одной из операций, которую Земмельвейс провел новорожденному, он порезал палец правой руки.

У него началось заражение крови — болезнь, с которой он боролся всю жизнь. Через две недели он умер. Ему было 47 лет

В 1891 году тело Игнаца Земмельвейса перевезли в Будапешт. На пожертвования врачей всего мира 20 сентября 1906 года ему поставили памятник, на котором написали «Спаситель матерей».

Микробная теория и дезинфекция

Открытие Игнаца Земмельвейса на 18 лет опередило теории английского хирурга Джозефа Листера. Ещё до 1860 года мысль о том, что микроскопические существа могут вызывать инфекции, приходила ученым в голову, но экспериментально ее не проверяли. В конце 60-х Казимир Довэн, французский врач, открывший бациллу сибирской язвы, показал, что заболевание язвой связано с присутствием в крови «бактеридий».

В 70-е годы Пастер во Франции и Кох в Германии открыли для научных исследований инфекционные болезни. Пастер доказал, что возбудителями многих болезней были микроорганизмы — в 1877 году Седильо назвал их «микробами». Мир узнал о стафилококках, стрептококках, бациллах брюшного тифа, холерном вибрионе. Но даже Пастер столкнулся с косностью научного сообщества и получил признание только в 59-летнем возрасте.