Этель Войнич
В СССР писательницу издавать любили: антиколониалистка с богоборческим пафосом, и, главное, недворянского происхождения. Правда, популярна была одна книга – «Овод», разоблачающая священников и святош и полная революционного заряда. Корни этой книги уходят в биографию самой Этель, хотя и не повторяют её.
Этель родилась в Ирландии, в семье английских математиков – профессора Джорджа Буля и учительницы Мэри Буль, урождённой Эверест. Отец умер, когда Этель не было и года, так что детство её прошло в условиях голода и нищеты. Наконец, мать решилась передать дочь на воспитании к брату покойного мужа – просто из опасений, что иначе они обе умрут от недоедания.
Мистер Буль был помешан на укрощении пороков, особенно в маленькой Этель. Буквально за всё она получала в лучшем случае выговор, но чаще – наказание. Девочку запирали в чулане, пороли и лишали ужина. Пороки она демонстрировала разнообразные. Например, чревоугодие: взяла и съела предложенную какой-то доброй душой конфету. Надо ли говорить, что к своим восемнадцати Этель всей душой ненавидела англичан с их английской добродетельностью и окрашенные религиозными словечками наставления!
Позже это вылилось в дружбу с ирландскими и польскими борцами за свободу, а также русскими социалистами, которые вели в Лондоне бесконечные разговоры о грядущей революции. За одного польского бунтовщица Этель даже вышла замуж, приобретя фамилию Войнич. Удивительно, но её роман, разоблачающий христианское ханжество, в России впервые опубликовали в журнале… «Мир Божий».
Максим Горький
Будущий писатель лишился отца в три года и матери в одиннадцать. Дедом по отцу у него был человек, которого вышибли из армии за жестокое обращение с чинами, да не просто вышибли, а сослали в Сибирь. Трудно представить, что конкретно он делал со своими солдатами – потому что за постоянные офицерские оплеухи, всплыви они не вовремя, наказывали не так уж сурово. Отчим мальчика избивал его мать, так что однажды Алёша (так звали писателя в детстве) даже чуть его не зарезал, защищая маму. После этого мальчику пришлось жить с отцом матери, тоже суровым человеком.
Во многом сцены семейного насилия были перенесены Горьким в его знаменитую повесть «Детство» - хотя автобиографической и документальной её считать нельзя. Но сцену долгой жестокой порки, устроенной для того, чтобы сломать мальчишку, а не просто его наказать – порки, за которой последовала болезнь – писатель описывает с таким знанием ощущений избиваемого, что становится очевидно: именно её он взял из жизни. Без сомнения, мальчик подвергался и другим видам наказаний, а отчим его, скорее всего, бил.
Позже это серьёзно сказалось на ментальном здоровье Алексея. Он был неуравновешенным, склонным к мрачным размышлениям и суицидальным мыслям и один раз даже был на четыре года отлучён от церкви за попытку самоубийства после того, как его, конечно, спасли.
Сёстры Бронте
И в знаменитой «Джен Эйр» от Шарлотты Бронте, и в не менее знаменитом «Грозовом перевале» от Эмили Бронте можно обнаружить один и тот же мотив: с маленькой девочкой-сиротой жестоко обращаются родственники. Джен Эйр также встречает суровое обращение в благотворительной школе для девочек – смешанное с нравоучительными наставлениями от попечителя-священника. Кэтрин, героиня Эмили Бронте, вместе со своим другом Хитклиффом все нравоучения пополам с наказаниями получает дома. И неудивительно: Эмили была настолько тревожна, что даже не смогла жить в пансионате для девочек – серьёзно заболела, так что весь свой опыт начала получать дома.
Когда исследователи биографии знаменитых писательниц – к тому времени уже умерших от проблем со здоровьем – обращались к их отцу за сведениями об их детстве, тот ревниво следил за тем, чтобы максимально полно была отображена его роль в их воспитании. Ведь он действительно обеспечивал их всем, что нужно для развития мысли и творчества.
В то же время его обращение с семьёй было чрезмерно суровым. В приступах злости он уничтожал мебель, а также вещи детей. Чтобы дети «не развратились», их не кормили практически ничем, кроме картошки – смиренная пища, дающая смиренный характер – в то время, как отец на их глазах ел мясо. Кроме того, им не дозволялась красивая одежда, красивая обувь, красивые игрушки. Всё это, как он объявлял, напрямую вело их в объятья порока.
Когда однажды тётя девочек обула одну из них в нарядные башмачки, подаренные родственниками – просто потому, что обычная обувь девочки промокла, отец, увидев это, забрал башмачки и сжёг. И да, это именно он отдал Шарлотту в ту школу, где дети зимой замерзали порой насмерть, а на завтрак подавали обугленную овсянку. Эмоциональные проблемы были в конечном итоге у всех его детей: сын спился, Эмили была подвержена паническим атакам, Шарлотта и ещё одна её сестра страдали от сниженной самооценки.
Редьярд Киплинг
Не повезло в детстве и Киплингу. Он родился в любящей семье, в Индии, но в пять лет его отозвали ради настоящего английского воспитания на родину родителей. Там родственники постоянно вышибали из него дикарский дух, который, по их мнению, он привёз с собой из Индии. Для этого они определились, что он любит делать (мальчик любил читать книги) и запрещали. Когда же обнаруживалось, что Редьярд всё равно читает, его наказывали. По счастью, у родственников он провёл только год – потом его отдали в школу для мальчиков. Где, конечно, пороли. Но совсем чужие люди.
Антон Чехов
«Я помню, отец начал учить меня, или, попросту говоря, бить, когда мне не было еще и пяти лет. Он сек меня розгами, драл за уши, бил по голове, и я, просыпаясь, каждое утро думал прежде всего, будут ли сегодня драть меня?..» Это слова одного из персонажей Антона Павловича, которые, без сомнения, говорят о детстве самого писателя. «Я никогда не мог простить отцу, что он меня в детстве сёк», уже лично Чехов говорил своему брату.
Отец Антона Павловича буквально изводил всю семью. Устраивал за обедом безобразные сцены, крича на жену и оскорбляя её на глазах у детей. Запрещал сыновьям и дочерям бегать (якобы обувь снашивается), играть (балуются только дураки), водиться с одноклассниками (плохому научат) – и целью запретов, похоже, было чувство тотальной власти, которым он упивался.
Воспоминания о жестокости отца преследовали Антона Павловича всю жизнь. Чужое неудачно и громко сказанное словцо или жест – и они всплывали сами собой. Кроме того, писатель по всем признакам страдал депрессией. И это при том, что за спиной отца мать постоянно пыталась сгладить настроение, которое он создавал – ласково говорила с детьми, терпеливо занималась с ними, рассказывала им истории. Полностью избавить их от отравы отцовской жестокости она не смогла.
К сожалению, жестокость в семьях сопровождает всю человеческую историю, ломая судьбы тысяч или миллионов людей поколение за поколением: Караваджо был драчуном и убийцей, а Айвазовский семейным тираном: гадкие поступки известных художников, о которых не знают порой даже ярые поклонники их таланта.