Цитаты из дневников Софьи Толстой: о женском вопросе, домашних делах, смерти сына, свободе и отчаянии
1
824
просмотров
Бессмысленное переписывание текстов мужа и желание что-то делать самой, домашние дела и любовь к семье — об этом и многом другом Софья Толстая писала в своем дневнике. Мы выбра­ли восемь записей, дающих представление о жизни семьи великого писа­теля и внутреннем мире его жены.

Софья Андреевна Толстая (урожденная Берс) — жена писателя и мать его тринадцати детей — вела дневники почти всю жизнь. Первые записи появились в 1855 году, когда Соне было 11 лет. Этот дневник она уничтожила незадолго до заму­жества. В октябре 1862 года она вернулась к дневнику и вела его, хоть и с боль­шими перерывами, до ноября 1910-го. Софья Андреевна признава­лась, что всегда писала после ссор и неприятных или даже трагических событий, — неудивительно, что текст тяжелый и пессимистичный.

1. О бесцельной жизни

1. О бесцельной жизни Софья Берс. 1862 год

«Жизнь здесь, в Кремле, мне тягостна, оттого что отзывается то тягостное чувство бездействия и бесцельной жизни, как бывало в девичье время. И все, что я вообразила себе замужем долгом и целью, улетучилось с тех пор, как Левочка мне дал почувствовать, что нельзя удовольствоваться одною жизнью семейною и женою или мужем, а надо что-нибудь еще, постороннее дело».

29 января 1863 года

Сестра Софьи Андреевны Татьяна Кузминская вспоминала, что «Соня никогда не отдавалась полному веселью или счастью, чем баловала ее юная жизнь… Она как будто не доверяла счастью, не умела его взять и всецело пользоваться им». Интересно, что сам Толстой совсем иначе воспринимал происходящее:

«<...> Люблю я ее, когда ночью или утром я проснусь и вижу: она смотрит на меня и любит. И никто — главное, я не мешаю ей любить, как она знает, по-своему. Люблю я, когда она сидит близко ко мне, и мы знаем, что любим друг друга, как можем, и она скажет: „Левочка, — и остано­вится, — отчего трубы в камине проведены прямо?“ или: „лошади не уми­рают долго?“ и т. п. Люблю, когда мы долго одни и я говорю: „Что нам делать? Соня, что нам делать?“ Она смеется. Люблю, когда она рассердится на меня, и вдруг, в мгновение ока, у нее и мысль и слово иногда резкое: „Оставь. Скучно“. Через минуту она уже робко улыба­ется мне. Люблю я, когда она меня не видит и не знает, и я ее люблю по-своему. Люблю, когда она девочка в желтом платье и выставит нижнюю челюсть и язык. Люблю, когда я вижу ее голову, закинутую назад, и серьезное, и испуганное, и детское, и страстное лицо. Люблю, когда…»

В конце записи Софьи Андреевны Лев Николаевич оставил приписку: «Ничего не надо, кроме тебя. Левочка все врет».

2. О смерти сына

2. О смерти сына Ванечка Толстой. 1894 год

«Мой милый Ванечка скончался вечером в 11 часов. Боже мой, а я жива!»

23 февраля 1895 года

Толстая пережила семерых из тринадцати детей. В 1873 году Толстые лиши­лись годовалого Пети, через полтора года — маленького Николеньки. Прожив около двух часов, в ноябре 1875 года умирает Варя, четырехлетний Алеша скончался зимой 1886-го, в возрасте 35 лет умирает Мария Львовна. Незадолго до своей кончины Софья Андреевна потеряла сына Андрея. Но больше всего горя ей принесла смерть младшего сына Ванечки, любимца родителей и друзей дома.

3. Об искусстве, религии и природе

3. Об искусстве, религии и природе Лев и Софья Толстые. 1908 год

«Недавно я создала себе целую теорию о девственности отношения к религии, искусству и природе.
     Религия чиста и девственна, когда она не связана с отцами Иоаннами, Амвросиями или католическими духовниками (confesseur), а вся сосредоточена в одной моей душе перед Богом. И тогда она помогает.
     Искусство девственно и чисто, когда его любишь само по себе, без пристрастия к личности исполнителя (Гофмана, Танеева, Ге, к которому так пристрастен Лев Николаевич, к самому Льву Николае­вичу и т. д.), и тогда оно доставляет высокое и чистое наслаждение.
     Так же и природа. Если дубы, и цветы, и красивая местность связаны с воспоминаниями о тех лицах, которых любил и с которыми жил в этих местах и которых со мною теперь нет, то природа сама по себе пропа­дает или принимает то настроение, в котором мы сами. Надо любить ее, как высший Божий дар, как красоту, и тогда она дает тоже чистую радость».

7 июня 1897 года

С самого начала жизни с Толстым Софья Андреевна понимала, что рядом с ней великий человек. Стараясь соответствовать супругу, занять достойное место в его духовной жизни, Толстая, хорошо образованная женщина, продолжала всячески себя развивать: с присущей ей энергичностью погружалась в искус­ство, музыку, литературу, философию, экономику и политику. В ее дневниках довольно много размышлений на сложные темы, а не только хроника семейной жизни.

4. О бессмысленной работе

«Сейчас 2 часа ночи, я все переписывала. Ужасно скучная и тяжелая работа, потому что, наверное, то, что написано мною сегодня, — завтра все перечеркнется и будет переписано Львом Николаевичем вновь. Какое у него терпение и трудолюбие — это поразительно!»

15 июля 1897 года

Почти 50 лет Софья Андреевна занималась тем, что переписывала многочис­лен­ные черновики мужа. Но если работа с художественной литературой ей доставляла, по ее собственным словам, «большое эстетическое наслаждение», то религиозно-философские тексты она переписывала без особого энтузиазма.

5. О паленой бороде

5. О паленой бороде Лев Толстой на террасе в Ясной Поляне. 1903 год

«<…> Лев Николаевич встал и хотел сам ставить самовар для припарок; но нашел плиту еще довольно теплой, чтоб греть салфетки в духовом шкапу. Мне всегда смешно, когда он возьмется за какое практическое дело, как он его делает примитивно, наивно и неловко. Вчера испачкал все салфетки сажей, спалил себе бороду свечой, и когда я начала руками ее тушить — на меня же рассердился».

11 августа 1897 года

Софья Андреевна с детства занималась домашним хозяйством. Родители назначали сестрам Берс недельное, а потом и месячное дежурство. По очереди девочки должны были выдавать кухарке провизию из кладовой, колоть сахар и молоть кофе на месяц, подготавливать классную комнату к занятиям, под­держивать в чистоте и порядке шкафы с продуктами, книгами и бельем. Уже выйдя замуж, графиня часто готовила обед, вела хозяйственные переговоры с прислугой и выполняла самые разные домашние дела.

6. О женском вопросе

«<…> Вчера вечером меня поразил разговор Л. Н. о женском вопросе. Он и вчера, и всегда против свободы и так называемой равноправности женщины; вчера же он вдруг высказал, что у женщины, каким бы делом она ни занималась: учительством, медициной, искусством, — у ней одна цель: половая любовь. Как она ее добьется, так все ее занятия летят пра­хом.
     Я возмутилась страшно таким мнением и стала упрекать Льву Нико­лае­вичу за его этот вечный циничный, столько заставивший меня стра­дать взгляд на женщин. Я ему сказала, что он потому так смотрел на жен­щин, что до 34 лет не знал близко ни одной порядочной жен­щины. И то отсутствие дружбы, симпатии душ, а не тел, то равнодуш­ное отношение к моей духовной и внутренней жизни, которое так мучает и огорчает меня до сих пор, которое так сильно обнажилось и уяснилось мне с годами, — то и испортило мне жизнь и заставило разочароваться и меньше любить теперь моего мужа».

18 февраля 1898 года

В момент венчания Софье Андреевне Берс было всего лишь 18 лет, а ее жени­ху — 34. До знакомства с будущей женой писатель неоднократно влюб­лялся: Ольга Новикова, Прасковья Уварова, Екатерина Чихачева, Александра Оболен­ская и так далее. Желая быть честным со своей будущей супругой, Лев Нико­лаевич незадолго до свадьбы отдал ей свои дневники (как Левин Кити). Так Софья Андреевна узнала обо всех прошлых связях писателя. Прошлое мужа волновало графиню до старости и было причиной многих конфликтов.

Аксинья Базыкина (в центре) с дочерью и внучкой. Конец XIX — начало XX века

Однако возмущение Софьи Андреевны было вызвано не только жгучим и болез­ненным чувством ревности. Лев Николаевич был противником феми­ни­стических настроений в обществе и часто рассматривал женщину только с высоты патриархальных устоев: «Мода умственная — восхвалять женщин, утверждать, что они не только равны по духовным способностям, но выше мужчин, очень скверная и вредная мода».

7. О свободе и несвободе

7. О свободе и несвободе Лев и Софья Толстые в кабинете в Ясной Поляне. 1902 год

«<…> В душе моей происходит борьба: страстное желание ехать в Петербург на Вагнера и другие концерты и боязнь огорчить Льва Николаевича и взять на свою совесть это огорчение. Ночью я плакала от того тяжелого положения несвободы, которое меня тяготит все больше и больше. Фактически я, конечно, свободна: у меня деньги, лошади, платья — все есть; уложилась, села и поехала. Я свободна читать корректуры, покупать яблоки Л. Н., шить платья Саше и блузы мужу, фотографировать его же во всех видах, заказывать обед, вести дела своей семьи — свободна есть, спать, молчать и покоряться. Но я не свободна думать по-своему, любить то и тех, кого и что избрала сама, идти и ехать, где мне интересно и умственно хорошо; не свободна заниматься музыкой, не свободна изгнать из моего дома тех бесчислен­ных, ненужных, скучных и часто очень дурных людей, а принимать хоро­­ших, талантливых, умных и интересных. Нам в доме не нужны подоб­ные люди — с ними надо считаться и стать на равную ногу; а у нас любят порабощать и поучать…
     И мне не весело, а трудно жить… И не то слово я употребила: весело, этого мне не надо, мне нужно жить содержательно, спокойно, а я живу нервно, трудно и малосодержательно».

8 марта 1898 года

На протяжении семейной жизни графиня постоянно жертвовала своими интересами, временем и здоровьем. Эта цитата в очередной раз показывает, как сильно у нее было развито чувство долга и какую огромную роль играл Толстой в ее жизни.

8. Об отчаянии

8. Об отчаянии Софья и Лев Толстые. 1906 год

«<…> Совсем больная и так, я почувствовала снова этот приступ отчаяния; я легла на балконе на голые доски… <…>
     Вышел Лев Николаевич, услыхав, что я шевелюсь, и начал с места на меня кричать, что я ему мешаю спать, что я уходила бы. И я ушла в сад и два часа лежала на сырой земле в тонком платье. Я очень озябла, но очень желала и желаю умереть. <…> Если б кто из иностранцев видел, в какое состояние привели жену Льва Толстого, лежащую в два и три часа ночи на сырой земле, окоченевшую, доведенную до последней степени отчаяния, — как бы удивились добрые люди!»

10 июля 1910 года

Мысль о смерти и упоминания о попытках покончить с собой довольно часто появляются на страницах дневников, особенно после 1890-х годов. О депрес­сивном и подавленном состоянии графини говорили многие из ее окружения. Сергей, старший сын, считал, что причиной были «расхождение во взглядах с мужем, женские болезни и критический возраст женщины, смерть обожае­мого меньшего сына Ванечки (23 февраля 1895 года), тяжелая операция, кото­рую она перенесла в 1906 году, и в 1910 году — завещание отца». Младшая дочь Александра Львовна, напротив, считала, что попытки матери покончить с собой были притворством, направленным на то, чтобы задеть Толстого.

Приглашенный в Ясную Поляну летом 1910 года доктор Россолимо поставил следующий диагноз: «Дегенеративная двойная конституция, паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой. В данный момент эпизодическое обострение». А психиатр Растегаев не выявил «каких-либо психопатологиче­ских черт, указывающих на наличность душевного заболевания, ни из наблю­дений, ни из бесед с С. А.».

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится