Тюльпановые страсти

Заморский гостинец

В XVI веке в Европу из Османской империи были завезены луковицы тюльпанов. Сначала тюльпаны попали в Вену, куда их привез австрийский посол в Турции Охир Гилэн де Бузбек. Заморские цветы были посажены в императорском саду, где за ними ухаживал французский ботаник Шарль де Леклюз, более известный под своим латинским именем Карл Клузиус. В 1593 году Клузиуса пригласили в Лейденский университет в Нидерландах на должность куратора университетского ботанического сада. Здесь весной 1594 года расцвел первый в Нидерландах тюльпан. Вскоре все добропорядочные бюргеры бросились выращивать удивительные цветы, поразившие всех не только красотой, но и непредсказуемостью, и начался цветочный бум.

Йоханн Бэкманн в своей книге “История изобретений” так описывал процесс адаптации тюльпана в новой для него климатической зоне: “На свете найдется немного растений, которые в результате случайности, слабости или болезни приобретают так много разных цветов и оттенков, как тюльпан. Некультивированный, растущий в дикой природе, он имеет почти одноцветные лепестки, крупные листья и чрезвычайно длинный стебель. Ослабляемый культивированием, он становится более приятным глазу цветовода. Лепестки бледнеют, уменьшаются и приобретают более разнообразную цветовую гамму, а листья приобретают более мягкий зеленый цвет. Таким образом, чем красивее становится этот шедевр культивирования, тем он делается слабее — слабее настолько, что лишь самый опытный и внимательный цветовод может, да и то с большим трудом, пересадить его или даже сохранить ему жизнь”.

Считается, что тюльпаны приобрели такую несказанную популярность благодаря ярким оттенкам, пестрым переливам и махровым лепесткам. Дело в том, что цветок в новых условиях подвергся вирусной атаке, в результате которой он стал короче и разноцветней, при этом цветоводы не могли предсказать, какого цвета тюльпан будет, когда прорастет из луковицы. Постепенно болезни были побеждены, а тем временем новый одомашненный тюльпан свел с ума своих поклонников. В ХХ веке было доказано, что все прелести раритетных пород — это результат мозаичного вируса. Здоровый цветок должен быть жестким, гладким и однотонным. Источником вируса являлся один из видов тли, паразитирующий на картофеле и персиках. Сегодня разноцветные садовые тюльпаны выводят методом скрещивания разных пород, которые генетически стабильны, но при условии, что садоводы соблюдают правила гигиены и срезают выросший цветок стерильно чистым ножом.

Тюльпановая чума

ТЮЛЬПАН Tulipa L. Семейство лилейные. Название рода персидское, в переводе означает тюрбан, чалма и дано из-за формы цветков, напоминающих чалму. Травянистые многолетники, луковичные, эфемероиды, растут и развиваются в течение ко-
роткого весеннего периода. Стебель, цветок, листья — одногодичные, луковицы (от зачатка до материнской) — до 2,5 года. В пазухах чешуи луковицы летом формируются органы будущего растения.

 В 1634 году желание голландцев обладать аленьким цветочком было столь страстным, что обычные отрасли промышленности страны были заброшены, а ее население, вплоть до самых низменных отбросов общества, принялось торговать тюльпанами. Торговля цветочным товаром была организована на биржах Амстердама, Роттердама, Харлема и Лейдена. В 1625 году редкая луковица тюльпана уже стоила 2 000 флоринов (в нынешних ценах — примерно $15 000). К 1635 году цена достигла 5 500 флоринов. К началу 1637 года в среднем цены на тюльпаны выросли в 25 раз.

 В те дни картина с натюрмортом из тюльпанов, выполненная известным голландским художником Яном де Хемом стоила дешевле одной луковицы этого цветка, которая считалась богатым приданым невесты из зажиточной семьи. Три луковицы стоили столько же, сколько хороший дом, а всего лишь одна луковица сорта “Тюлип Брассери” отдавалась за процветающую пивоварню.

Продавцы луковиц зарабатывали целые состояния за один месяц. Все разговоры и сделки вращались вокруг единственного предмета — луковиц. Постоянно растущие цены подбивали многие семьи из среднего и бедного слоев общества играть на бирже по продаже тюльпанов. Закладывались дома, состояния и предприятия для того, чтобы можно было купить луковицы для перепродажи по более высокой цене. Продажи и перепродажи производились множество раз, в то время как луковицы даже и не вынимались из земли. Состояния удваивались за мгновения. Бедные становились богатыми, богатые — сверхбогатыми. Торговля луковицами стала неконтролируемым рынком для игроков на бирже. Для сделок часто использовались фьючерсные контракты (покупатели платили деньги за поставку луковиц в будущем), которые получили образное название “торговля ветром”.

Дошло до того, что драгоценный товар начали продавать на вес как драгоценные камни и металлы. Луковичный вес измеряли в перитах — единица массы, меньшая, чем гран, который в системе английских мер использовался именно для оценки драгоценностей и был равен 0,0648 грамма. Тюльпан сорта “Адмирал Ван дер Эйк” весом в 446 перитов стоил 1260 флоринов, “Чилдер” весом в 106 перитов — 1615 флоринов, “Вице-король” весом в 400 перитов — 3000 флоринов, “Адмирал Лифкен” весом в 400 перитов — 4400 флоринов, а самый дорогой “Семпер Август” весом в 200 перитов считался очень дешевым, если удавалось его купить по цене 5500 флоринов, потому что он пользовался необычайно большим спросом — даже плохую его луковицу можно было продать за 2000 флоринов.

Многие литературные источники, рассказывающие о событиях тюльпановой лихорадки, сообщают, что одно время, в начале 1636 года, во всей Голландии было всего две луковицы “Семпера Августа”, причем не самых лучших. Одной владел торговец из Амстердама, другой — из Харлема. Спекулянты так сильно хотели их заполучить, что один из них предложил за харлемский тюльпан двенадцать акров земли для застройки (это порядка 5,2 га). Амстердамский тюльпан был куплен за 4600 флоринов, новую карету, пару серых лошадей и полный комплект сбруи.

Из рассказов очевидцев

Один богатый голландский купец, неимоверно гордившийся своими редкими тюльпанами, однажды получил очень ценную партию товаров. Известие о ее прибытии ему принес один моряк, который явился к нему в бухгалтерию, где находились кипы самых разных товаров. Купец решил наградить его за хорошую новость и сделал ему необычайно щедрый подарок — крупную копченую селедку на завтрак. Моряк подарку очень обрадовался, но подумал, что же это за селедка без лука! Поэтому, увидев лежавшую на конторке великодушного торговца луковицу и нисколько не сомневаясь в том, что ей не место среди шелков и бархата, он улучил момент и сунул ее в карман в качестве закуски к селедке. Довольный своей сообразительностью и подарком, проголодавшийся моряк вышел со своим трофеем на улицу и проследовал к набережной, где собирался съесть свой завтрак.

 А в это самое время купец обнаружил пропажу драгоценного “Семпера Августа” стоимостью три тысячи флоринов. Все домашние обезумевшего от утраты купца были немедленно подняты на ноги, драгоценную луковицу искали повсюду, но тщетно. Горю торговца не было предела. Наконец кто-то заподозрил приходившего утром моряка. Как только было высказано это предположение, незадачливый купец выскочил на улицу. Его встревоженные домочадцы последовали за ним. Моряк же, простая душа, и не думал прятаться. Его обнаружили мирно сидящим на бухтах каната и пережевывающим последний кусочек “лука”. Он и не думал, что ест завтрак, на деньги от продажи которого можно было кормить экипаж целого корабля в течение года или, как выразился по этому поводу сам ограбленный купец, можно было устроить роскошный пир для принца Оранского и целого двора штатгальтера (штатгальтер — глава исполнительной власти в нидерландской Республике Соединенных провинций XVI-XVIII вв.).

В истории известны аналогичные случаи, когда Антоний выпил за здоровье Клеопатры вино с жемчужинами, сэр Ричард Уиттингтон сделал эту величественную глупость на приеме у короля Генриха V, а сэр Томас Грешэм выпил вино, в котором находился алмаз, за здоровье королевы Елизаветы, когда она открыла здание лондонской биржи, но завтрак этого жуликоватого голландца был не менее роскошен. К тому же он имел одно преимущество над своими расточительными предшественниками: их драгоценности не улучшили вкус или полезность вина, а его тюльпан был довольно вкусен в сочетании с копченой селедкой. Самым неприятным для него в этой истории явилось то, что он провел несколько месяцев в тюрьме по обвинению в краже, выдвинутому против него купцом.

Другая история, едва ли менее трагикомичная, повествует об одном английском путешественнике. Сей джентльмен, ботаник-любитель, увидел луковицу тюльпана, лежавшую в теплице одного состоятельного голландца. Не подозревая о ее ценности, он, намереваясь провести на ней ряд опытов, вынул перочинный нож и стал снимать с нее слой за слоем. Когда она таким образом уменьшилась наполовину, он разрезал ее пополам, сопровождая все свои манипуляции многочисленными учеными замечаниями о необычном строении странной луковицы.

Внезапно на него набросился ее владелец и с яростью во взгляде спросил, знает ли тот, что делает. “Исследую в высшей степени необычную луковицу”, — ответил естествоиспытатель. “Сто тысяч чертей! — вскричал голландец. — Это же Адмирал Ван дер Эйк!” “Спасибо, — ответил путешественник, вынимая записную книжку, чтобы зафиксировать полученную информацию. — И много в вашей стране таких адмиралов?” “Черт тебя побери! — завопил голландец, хватая изумленного ученого мужа за воротник. — Предстань перед судом и узнаешь!» Путешественника, невзирая на его протесты, провели по улицам в сопровождении толпы в городской магистрат. Когда он предстал перед судьей, то к своему ужасу узнал, что луковица, на которой он экспериментировал, стоила четыре тысячи флоринов, после чего, несмотря на все его оправдания, незадачливого исследователя продержали в тюрьме до тех пор, пока он не предоставил гарантии выплаты этой суммы.

В 1636 году спрос на тюльпаны редких сортов вырос настолько, что для их продажи были открыты постоянно действующие рынки на фондовой бирже Амстердама, в Роттердаме, Харлеме, Лейдене, Алкмаре, Хорне и других городах. Здесь впервые раскрылась экономическая подоплека механизмов биржевой игры. Маклеры, всегда находившиеся в ожидании новой спекуляции, поставили торговлю тюльпанами на широкую ногу, используя все известные им приемы, чтобы вызвать колебания цен.

 Поначалу, что характерно для всех спекулятивных маний, доверие было максимальным, и в выигрыше оставались все. Тюльпанные маклеры играли на повышение и понижение цен на тюльпаны и получали большие прибыли от покупки тюльпанов во время падения цен и продажи во время их роста. Многие внезапно разбогатели. Перед людьми замаячила соблазнительная золотая приманка, и они один за другим устремились на тюльпанные рынки, как мухи на мед.

 Торговые операции стали настолько обширными и запутанными, что было решено принять кодекс законов, регламентирующих деятельность торговцев. Эти законы распространялись также на нотариусов и клерков, посвятивших себя исключительно интересам торговли. В некоторых городах предназначение обычного нотариуса было почти забыто, так как его место было узурпировано “тюльпанным” нотариусом.

В тех городках, где не было фондовой биржи, в качестве демонстрационного зала обычно выбиралась главная таверна, где люди всякого звания торговали тюльпанами и подкрепляли заключенные сделки обильным чревоугодием. На этих обедах иногда присутствовало двести-триста человек, а на столах и буфетах для удовольствия трапезничающих были через регулярные интервалы расставлены вазы с тюльпанами в цвету.

Все думали, что мода на тюльпаны будет длиться вечно, что богачи со всего света пошлют в Голландию за ними своих людей, которые заплатят за них любые деньги, что богатства со всей Европы сконцентрируются на берегах ЗёйдерЗе и нужда будет изгнана из благодатного климата Голландии. Тюльпанами занимались дворяне, горожане, фермеры, мастеровые, мореплаватели, ливрейные лакеи, служанки и даже трубочисты и старьевщики.

Люди всех рангов конвертировали свою собственность в наличные деньги и вложили их в цветы. Дома и земли выставлялись на продажу по разорительно низким ценам или передавались в собственность других лиц как плата по сделкам, заключенным на тюльпанных рынках. Это безумие охватило и иностранцев, и деньги потекли в Голландию со всех сторон. Одновременно постепенно росли цены на предметы первой необходимости, дома и земли, лошади и кареты, а также всевозможные предметы роскоши дорожали вместе с ними, и несколько месяцев Голландия являла собой самую настоящую прихожую Плутоса.

Крах тюльпаномании

В феврале 1637 года число продающих превысило число покупающих — и произошло неожиданное падение цен: за самые дорогие луковицы давали не более 300 флоринов. Началась биржевая паника. Всего за одну ночь тысячи голландцев были разорены. К концу года цены упали в среднем в 100 раз. Это был настоящий крах целой сферы деятельности.

После того, как лопнул пузырь тюльпаномании, экономика Голландии оказалась в кризисном состоянии. Богачи больше не покупали цветы, чтобы держать их у себя в саду, а делали это исключительно с целью их перепродажи с выгодой для себя. Болезненное увлечение аленьким цветочком поражало и другие страны Европы, но не в такой степени как Голландию. Например, в 1800 году луковица тюльпана в Англии стоила 15 гиней — это достаточно солидная по тем временам сумма.

Однако более благоразумные члены общества начали, наконец, понимать, что это безрассудство не может продолжаться вечно. Им стало ясно, что, в конце концов, кто-то обязательно с треском разорится. По мере того как уверенность в этом овладевала все большим числом людей, цены начали падать и больше не поднимались.

 Доверию пришел конец, и торговцев охватила всеобщая паника. Сообщения о лицах, не выполняющих своих обязательств по договорам, появлялись день за днем во всех городах Голландии. Сотни тех, кто еще несколько месяцев тому назад начал сомневаться, что в стране есть такая вещь, как бедность, вдруг обнаружили, что являются обладателями нескольких луковиц, которые никто не хочет покупать, несмотря на то, что они хотят продать их за четверть цены, которую сами за них заплатили.

 Повсюду раздавались крики страдания, и каждый винил в своих бедах соседа. Те немногие, кто ухитрился разбогатеть, утаивали свое богатство от сограждан и вкладывали его в английские или другие государственные ценные бумаги. Многие из тех, кто на непродолжительное время поднялся по социальной лестнице, теперь погрузились в прежнюю безвестность. Состоятельные купцы были доведены чуть ли не до нищеты, а многие столпы дворянства окончательно и бесповоротно разорились.

 Были и такие хитрецы, которые нажились на кризисе, но они спешно покидали Голландию. Несколько разорившихся торговцев покончили с собой, другие сели в тюрьму, а большинство остались оплакивать собственную глупость над ящиками с обесценившимися луковицами. Говорят, что художник Ян ван Гойен от досады изжарил разорившие его луковицы на постном масле и съел их со слезами и черным хлебом.

Когда первоначальное смятение несколько улеглось, владельцы тюльпанов провели в ряде городов общественные собрания, дабы выяснить, что следует предпринять для возрождения популярности этих цветов. Повсеместно было решено отправить отовсюду делегатов в Амстердам для консультации с правительством на предмет отыскания способа исправления существующего зла и, как сказали бы сегодня, разработки антикризисной программы.

 Правительство сначала отказалось вмешиваться, но посоветовало владельцам тюльпанов самим выработать какой-нибудь план. С этой целью провели несколько собраний, но было невозможно придумать какую-либо меру, способную удовлетворить обманутых людей или возместить хотя бы малую часть причиненного им ущерба. Каждый высказывал недовольство и осуждение, и все эти собрания проходили в высшей степени бурно.

 После многочисленных перебранок и враждебных выпадов, собравшиеся в Амстердаме делегаты пришли к соглашению, согласно которому все договоры, заключенные в разгар мании, то есть до ноября месяца 1636 года, объявлялись потерявшими законную силу, а в тех, что были заключены позднее, покупатели освобождались от своих обязательств после выплаты продавцам десяти процентов. Это решение не удовлетворило никого.

Продавцы, у которых на руках были тюльпаны, были, разумеется, недовольны, а те, кто обязался их купить, считали, что с ними обошлись несправедливо. Тюльпаны, стоившие в свое время шесть тысяч флоринов, теперь продавались по пятьсот. Во все суды страны подавались иски о нарушении контрактов, но судьи отказывались принимать к рассмотрению спекулятивные сделки.

В конце концов, вопрос был передан на рассмотрение Совета по делам провинций в Гааге, и все с уверенностью ожидали, что мудрость данного органа подскажет какуюнибудь меру, способную переломить ситуацию к лучшему. Воцарилось напряженное ожидание его решения, но оное так и не последовало. Члены совета совещались неделю за неделей и после трехмесячных дебатов объявили, что не могут принять окончательное решение, не имея достаточной информации. Тем не менее они порекомендовали всем продавцам до принятия советом окончательного решения предложить покупателям в присутствии свидетелей приобрести тюльпаны по ранее согласованной цене. Если последние откажутся это делать, тюльпаны можно будет продать с аукциона, а ответственность за разницу между фактической и оговоренной ценами ляжет при этом на покупателя. Эта рекомендация и стала планом, предложенным делегатами и оказавшимся абсолютно бесполезным. В Голландии не было суда, который мог бы заставить покупателей платить за тюльпаны. Вопрос был поднят в Амстердаме, но судьи единодушно отказались вмешиваться на том основании, что долги по спекулятивным договорам незаконны.

 На этом все и кончилось. И если в начале всеобщего помешательства на тюльпанах спрос катастрофически превышал предложение, то после того, когда все поняли, какова истинная цена цветка, количество продавцов катастрофически превысило количество покупателей. Правительство было не в силах найти панацею от беды. Тем, кто имел несчастье иметь запасы тюльпанов во время стремительного падения цен, оставалось по возможности философски переживать свое разорение, а тем, кто извлек доходы, позволили их сохранить. Коммерческая деятельность в стране находилась в состоянии глубокого шока, от которого оправилась лишь много лет спустя.