Волхвы и Рождественская звезда

Рождественская Звезда у поэтов - это взгляд Бога на земное бытие. Издалека, из Космической высоты, из Вечности, из пространства, в который путь человеку заказан, но открыт для чтения и предсказаний волхвам.

Человеческо-нечеловеческая двойственность Рождественской Звезды-Божественного взгляда определяет видение не только того, что происходит в сию минуту. Для Бога есть только Вечность, из которой видно всё сразу: что есть, было и будет. Бесстрастный взгляд Мыслящего и Всевидящего Ока, перед которым разворачивается земное полотно во всех его временных точках.

Стихотворение Пастернака «Рождественская звезда» - это словесная картина, которой поэт дает название - «Русское поклонение волхвов» ("Доктор Живаго"). Картина наполнена цитатами из европейской живописи и прежде всего цитатами величайшего художника-философа Питера Брейгеля Старшего.

Рождественская Звезда - Взгляд, нависающий над миром из-за спины охотников-пастухов в шедевре Брейгеля «Зима. Охотники на снегу».

Надмирность Взгляда усиливается абсолютным космическим безмолвием и холодом, в которых существует множество обычных земных предметов и деталей, попадающие в поле зрения Ока-Звезды, жизнь, как она есть, со всеми ее  большими и малыми заботами.

И эта космическая отстраненность Взгляда делает евангельское событие Рождества Христова Пастернака холодно-мистическим, таинственно-голубым, лишенным человеческого тепла. Звезда является, чтобы согреть этот холодный мир.

У Бродского Рождение Богомладенца происходит в пустыне («Привыкай, сынок, к пустыне»), у Пастернака - среди людей, которые так же, как и семья Иосифа, пришли на перепись в маленький городок Вифлеем, живут здесь своей обычной жизнью, ожидая момента, когда их зачтут как человекоединицу, в соответствии с приказом Августа. Ничего необычного, все как всегда.

Люди носят воду, куда-то спешат, обрезают ветки деревьев, кормят скот и собак, разводят костры, никто никого не замечает, хотя рядом с ними уже есть Тот, Кто все изменит, Кто войдет в их жизнь навсегда, Кто согреет ее. А пока Его приход заметили лишь немногие, толпящиеся у пещеры, которых и не сразу увидишь и различишь у Брейгеля в картине "Поклонение волхвов".

И на фоне этой обыденности разгорается и постепенно становится багрово-красной еще недавно никому неведомая, меньше свечки в окне сторожки, Звезда. Она разрастается до образа огненного столпа пламени, до пожарища на гумне, до подожженного огромного снопа сена среди необъятной холодной Вселенной.

Но у Пастернака в его картине "Русское поклонение волхвов" тревога нарастает, напряжение нагнетается, зарево пожарища усиливается, безмолвствие наполняется ожиданием беды и чего-то страшного, что вот-вот должно случиться. И только три звездочета бесстрашно идут навстречу  пожарищу, видя в нем предвестие Чуда и предрассветные приметы.

Кульминация наступает, когда перед Божественным взглядом разворачивается всё, что случится потом, что волхвы не видят: все мысли и все миры, вся христианская культура с ее картинами, музеями и галереями, все  детские шары и елки, религиозные войны и кровь: всё, что последует после.

Земля в момент Рождения Младенца становится равновеликой Космосу и Вечности, потому что в ней взошло долгожданное Солнце Правды, осветившее темноту и возвестившее приход тепла и света. Над землей наконец забрезжил рассвет….

Как у Питера Брейгеля перед охотниками, стоящими на верху холма в картине «Зима», расстилается вся земля с большими и малыми человеческими заботами, во всех деталях посюстороннего мира, так у Пастернака перед пастухами, стоящими на вершине холма, разворачивается вся картина жизни человека с ее погостами, оглоблями, огородами...

И в этой обыденности человеческого существования никто из людей не замечает Всевидящего Ока, наблюдающего за ними. Пока пастухам видны только три маленьких фигурки и часть пруда, просвечивающая за голыми ветками деревьев Брейгеля, и толпа с собаками, и сами пастухи, идущие в этой толпе, и невидимые в ней ангелы, направляющие пастухов к пещере, и ожидание почему-то беды…

Наконец, вся толпа, пастухи и волхвы остановились там, где остановилась Звезда. И смущенная  Мария, глядя на стоящих у пещеры,  с недоумением спрашивает: «Вы кто такие и почему вы здесь?» В ответ: «Мы пастухи и звездочеты».

В русской традиции поклонение пастухов и волхвов происходит в одном временном пространстве только на иконе - «Рождество Христово». На самом деле в соответствии с евангельской историей эти два события разведены во времени: пастухи приходят в пещеру сразу, как только Ангелы возвещают им о Рождении Младенца, а волхвы, ведомые Рождественской Звездой, идут к пещере долгих два года.

В западной традиции богослужения и живописи всё Евангельское событие Рождества Христова расчленено на отдельные эпизоды: поклонение пастухов, бегство святого семейства в Египет, его возвращение из Египта; поклонение волхвов; есть, наконец, избиение вифлеемских младенцев. Все музеи мира действительно наполнены разными событиями многопланового и многозначного евангельского сказания.

Пастернак в «Рождественской звезде» делает работу иконописца,  осуществляя сборку и синтез всего, что присутствует в христианской культуре на тему Рождества. В его картине  есть волхвы и пастухи, пещера и Дева Мария, верблюды, ослы и волы, ясли и свет далекой Звезды.

Но все-таки из всех событий поэт выделяет поклонение волхвов, для которых Рождественская Звезда значила гораздо больше, чем просто видение, потому что они умели читать по звездам и понимали, что значит появление Этой Звезды. Пастухи не видели  Звезду, они не были звездочетами и астрологами, им указывали путь к Богомладенцу Ангелы.

Наверное, поэтому Мария из толпы народа и сброда, стоящих у пещеры, впускает в дом только магов, увидевших необычную Звезду. И здесь они, наконец, видят сияющего Младенца, лежащего в яслях, согреваемого от холода и мрака волом и ослом, Младенца, чью Звезду они увидели задолго до этой встречи.

И тут Та самая, что привела волхвов к пещере, отодвигает их чуть влево и глядит в пещеру, но не на Младенца, а на Деву Марию, на Ту, что родила Солнце Правды. "Рождественская Звезда" Пастернака очень проста, ясна и прозрачна как в рифмах, так и в словах, но в этой простоте повседневность озаряется Божественным светом Звезды и становится иной: обоженной и наполненной Чудом Рождества.

Борис Пастернак. Рождественская звезда

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было Младенцу в вертепе
На склоне холма.

Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере,
Над яслями теплая дымка плыла.

Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса,
Смотрели с утеса
Спросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звезд.

А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.

Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочета
Спешили на зов небывалых огней.

За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры...
... Все злей и свирепей дул ветер из степи...
... Все яблоки, все золотые шары.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.
Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
- Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, -
Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко.
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.

Морозная ночь походила на сказку,
И кто-то с навьюженной снежной гряды
Все время незримо входил в их ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.

По той же дороге чрез эту же местность
Шло несколько ангелов в гуще толпы.
Незримыми делала их бестелесность,
Но шаг оставлял отпечаток стопы.

У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
- А кто вы такие? - спросила Мария.
- Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести Вам Обоим хвалы.
- Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.

Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звезды сметал с небосвода.
И только волхвов из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потемках, немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья, смотрела звезда Рождества.
1947