Амфетаминовый рейд финского разведчика Айво Койвунена

Когда окончилась Зимняя война, за анализ ошибок и просчётов сели не только советские военные. Финны были разъярены поражением и потерей тёплых карельских земель и Выборга. Они мечтали о реванше, опасались нового вторжения и мало сомневались в скором начале новой войны.

Авиация бедной страны никак не могла соревноваться с советским воздушным флотом. Да и сама по себе воздушная разведка в условиях дурной северной погоды, лесов и полярных ночей имела сомнительную эффективность. Зато финны убедились, что их солдаты превосходно приспособлены к войне среди тайги, снегов и гнуса. А внезапные удары по советским тыловым объектам и линиям снабжения на этом ТВД могли иметь фантастическую эффективность.

«Глазами» и «кинжалами» финской армии должны были стать диверсионно-разведывательные группы (ДРГ) дальнего действия. В них для обучения отобрали 150 лучших добровольцев: в прекрасной физической форме, с опытом войны и лыжными навыками.

К 25 июня 1941 года вдоль советско-финской границы от Выборга до Заполярья ждали приказа четыре отдельные разведроты, находившиеся в прямом подчинении разведывательного управления финского генштаба. С началом войны диверсионно-разведывательные группы пересекли линию фронта и изрядно поспособствовали успеху финляндского наступления.

Когда советские войска остановили финнов и немцев в Карелии и фронт замер на несколько лет, роль ДРГ возросла. Самой дерзкой, кровавой и печально известной операцией финских дальних разведчиков стал разгром станции снабжения формирующейся советской 32-й армии в Петровском Яме к северу от Онежского озера. Бойцы разведрот в ночь на 12 февраля 1942 года устроили резню, убив 27 медиков госпиталя № 2212, девятерых находившихся на излечении раненых, а также пятнадцать мирных жителей.

Диверсантов Суоми за жестокость ещё в Гражданскую войну прозвали «лахтарями», то есть «мясниками». Впрочем, во Вторую мировую причиной подобного могли быть не только мрачные традиции, финский нацизм и обиды на «рюсся».

Финская разведка к тому времени прочно сидела на «спидах».

Опасное чудо немецкой фармацевтики

К началу немецкого вторжения в Польшу вермахт и люфтваффе очень полюбили продукцию химических фабрик Германа Теммлера. Таблетки метамфетамина под маркой «Первитин» как рукой снимали сон и усталость, позволяли вести войну днём и ночью.

Это вундерваффе применялось с первых кампаний нацистов, когда машина блицкрига ещё только отлаживалась. По данным немецкого историка Нормана Олера, перед вторжением во Францию солдатам и офицерам рейха вполне официально выдали 35 миллионов доз первитина. Вермахт и люфтваффе под «спидами» снесли французскую армию и сбросили в море британскую.

Впрочем, более тщательные наблюдения показали, что вундерваффе было очень так себе и вообще оказывалось почти диверсией против фюрера и германской нации.

Побочные эффекты впечатляли один больше другого. Спустя сутки после приёма чудо-пилюли воина рейха накрывал жёсткий отходняк. Ощущения тяжёлого похмелья, бодрость и сообразительность несвежего зомби дополняла сильнейшая испарина. Сердце при этом норовило выломать рёбра, некоторые отправлялись прямиком в могилу. Исполнять служебные обязанности в таком состоянии было затруднительно, и боец на сутки-двое оказывался недееспособен.

Хуже того, в процессе действия препарата нечеловеческая бодрость нередко перетекала в режим берсерка пополам с тяжёлым психозом. Солдаты и офицеры отказывались выполнять не нравящиеся им приказы, дрались между собой, наполнялись неконтролируемой агрессией и творили зверства даже по меркам эсэсовцев. На резню пленных и мирного населения нацистский рейх ещё мог закрыть глаза, но неподчинение приказам было страшнейшим из преступлений.

Затем выявилось и то, что вещество помимо крайнего истощения организма вызывает тяжёлый психологический эффект привыкания и опасную для здоровья и психики ломку при отказе. А без отказа — всё то же истощение и клиническую депрессию, чреватую суицидом.

В декабре 1940 года месячные нормы выдачи первитина урезали в 10 раз, с 12,4 миллиона доз до 1,2 миллиона. Принимать их теперь предполагалось только в случае крайней необходимости для выполнения особо важных задач. Что, впрочем, не помешало самому Гитлеру сидеть на веществах. Вполне возможно, оттого он и наделал столько стратегических ошибок.

Пилоты люфтваффе, принимавшие первитин, стали биться заметно чаще, и им ещё в начале войны вообще запретили использовать метамфетамин.

Но даже после нового урезания норм выдачи наркотиков в 1942 году элитные части вермахта и СС всеми правдами и неправдами пытались выбить себе заветные таблетки. И порой закидывались до полного умопомрачения. Историк Николас Расмуссен приводит случай, когда советские войска под Ленинградом без боя взяли в плен целую роту СС. К удивлению красноармейцев, эсэсовцы даже не пытались сопротивляться, хотя вели себя крайне нервно и припадочно.

Как оказалось, они в ожидании советской атаки приняли ударную дозу первитина, их накрыло, и они всю ночь вели тяжёлый бой с пустым лесом. К утру их попустило, и они пришли в состояние безвольных дёрганых зомби.

Впрочем, даже останься они физически боеспособными — это им не сильно бы помогло. Потому что в отчаянной битве с нападающими со всех сторон большевистскими соснами и ёлками они израсходовали весь боезапас к пулемётам.

Бег Койвунена

С начала 1944 года несколько десятков финских разведчиков отряда Паатсало начали активные рейды в советский тыл по дремучим лесам Лапландии. Их задачами были разведка и диверсии в районе дороги Алакуртти‑Кандалакша.

Советские войска к этому времени многому научились. Рейды у опытных финских коммандос не ладились. Их ДРГ то и дело напарывались на мины и засады в самых неожиданных местах, несли потери, а диверсии и захват языков получались всё реже. Не особо помогало и участие немецких союзников, так толком и не освоивших искусство таёжной войны.

Шестнадцатого марта 53-я и 54-я ДРГ 4-го отряда отправились «за ленточку» проверить сведения воздушной разведки о строительстве нового советского аэродрома к северу от стратегической дороги. Их вёл сам капитан Илмари Хонканен — организатор печально известного рейда на Петровский Ям. Но даже участие лучшего командира финляндской разведки не помогло.

С временной базы в советском тылу финские диверсанты пошли искать аэродром.

Нашли. Правда, не аэродром. И не они, а их. Советские коллеги.

Угодив в засаду, суомолайсет рассыпались и бросились уходить. Самым большим оказался отряд из девятерых лыжников во главе с Рейно Ритконеном. Опыт их не подвёл — на временную базу сумели вернуться семеро. Одного поймали советские товарищи, и после вдумчивых бесед с военной контрразведкой капрал Хиетала отправился на десять лет убирать снег в Сибири. А вот с субсержантом Аймо Койвуненом приключилась другая беда. Он двигался впереди отряда, прокладывая им лыжную колею в глубоком снегу. Койвунен выбился из сил, погоня дышала в затылок, а в советский плен ему не хотелось — как и подводить боевых товарищей.

И тут он вспомнил, что в кармане лежит заветная пачка первитина.

Весенний лес был лапландским. Воздух в нём прогрелся до -20 градусов по Цельсию, и таблетки первитина смёрзлись. Выдалбывать одну таблетку на бегу Койвунен не рискнул. С громким мысленным «перкеле!» он сожрал всю пачку. Пятикратную максимально допустимую дозу метамфетамина. Инструкцией разведывательного управления финского генштаба принимать более шести таблеток в сутки строжайше запрещалось даже в исключительных случаях.

Нормальный человек умер бы с меньшего. Но финский разведчик так просто не сдаётся ни коммунистам, ни «спидам».

Сначала всё шло по плану. Он ощутил прилив сил и налёг на лыжи. Другие диверсанты следовали за ним, уходя от советской погони. Затем его накрыло самым жестоким образом. Поползли галлюцинации. Рассудок заблудился в заснеженном лесу.

Во временное подобие просветления он пришёл следующим утром. Как позже выяснилось, на расстоянии ста километров от места встречи с советской засадой. Рядом никого не было. Оружие он умудрился сохранить, а вот еду потерял. Вокруг лапландская тайга. И отпускать передоз его совершенно не собирался. То и дело преследовали галлюцинации пополам с паническими атаками.

Он понятия не имел, действительно ли в последующие дни его пытались схватить советские разведчики или это были очередные глюки, как у тех эсэсовцев. Койвунен в ужасе бежал на лыжах всё дальше и дальше, то приходя в подобие сознания, то вырубаясь, — но продолжая куда-то двигаться на автомате.

В часы, когда первитин попускал, Койвунена пробивало на еду. Еды в зимнем лесу не попадалось. Он пытался жевать сосновые почки, а как-то раз умудрился поймать и сожрать целиком с костями птичку кукшу — размером с воробья.

У заброшенного немецкого аэродрома Койвунен наступил на противопехотную мину. Ноги изранило — хотя бы не оторвало, — и лыжник потерял возможность ходить. Нормальный человек тут уж точно отдал бы концы. Но не суровый финский разведчик под передозом.

Он неделю пролежал в снежной яме, пытаясь подлечить ноги и дождаться хоть какого-нибудь завалящего немца. Первитин продолжал действовать, выкачивал из организма все ресурсы, но, видимо, он и не дал финну замёрзнуть насмерть.

Когда Койвунен понял, что может хоть как-то ходить, он двинулся дальше в поисках своих. Провидению было угодно, чтобы в итоге его нашёл финский патруль. К тому времени он блуждал по зимним лесам уже две недели и прошёл около 400 километров.

И спустя две недели его всё ещё не до конца отпустило!

Не верящие, что этот человек всё ещё жив после подобного трипа, врачи обнаружили у него пульс за 200 ударов в минуту. Некогда крепкое и тренированное тело профессионального военного разведчика больше напоминало узника концлагеря: он весил всего 43 килограмма.

Теперь он уж точно должен был умереть. Но нет. Финны — суровые люди. Не случайно своей главной национальной добродетелью они считают «сису» — стойкость и упёртость за всякими пределами разумного и возможного.

Аймо Койвунен, естественно, не вернулся на фронт. Новое поражение финских войск в Карелии, смена политической ориентации и война в Лапландии со вчерашними союзниками-немцами обошлись без него.

А потом он умер. В 1989 году. В возрасте 71 года. Успев стать то ли легендой, то ли анекдотом для всех последующих поколений финских разведчиков. И одним из самых быстрых во всех смыслах финнов в истории.

Перкеле.

Теми же веществами в те годы активно баловались далеко не только немецкие наци и их финские союзники. На американском бензедрине плотно сидели вооружённые силы его Величества, и под Эль Аламейном британские джентльмены убирались приличными дозами по пять дней подряд, отбиваясь от «мальчиков Роммеля» и сопутствующих глюков. Под тем же бензедрином «летающие крепости» бомбили немецкие города, а американские морпехи штурмовали японские островные крепости. Изучала военные свойства метамфетамина и Рабоче-крестьянская Красная армия — но позже прочих. К тому времени и советские, и «буржуазные» учёные и военные пришли ко вполне единодушному выводу: побочные эффекты этих веществ настолько перекрывают пользу, что использовать их — преступление против личного состава. Пейте кофе и радуйтесь.

Несмотря на строжайшие запреты и тяжёлые последствия для здоровья и психики, военные разных стран до сих пор периодически пытаются использовать метамфетамин на войне. Особенно этим грешат американские лётчики, которым порой приходится летать бомбить цели за полмира и возвращаться обратно. Получается как с теми эсэсовцами или злополучным финским разведчиком. Например, в 2002 году двух американских пилотов накрыло над Кандагаром. Им показалось, что они под огнём талибов с земли. «На измене» они нанесли удар по никого не трогавшим союзным канадцам. Четыре трупа, восемь раненых, суд, тюрьма.

Ибо наркотики — зло.