Анна Австрийская: тайны королевы

Кем же была королева Анна Австрийская — покорной жертвой обстоятельств или умелой интриганкой, вершившей судьбы Европы?

В царстве этикета

В октябре 1615 года в городке Бидасоа границу между Францией и Испанией пересекла пышная процессия. Вереница золоченых карет, караван мулов с багажом и целая армия охраны сопровождали всего одного человека — перепуганную девочку четырнадцати лет. Испанскую инфанту Анну-Марию везли в Париж, чтобы выдать замуж за юного короля Людовика ХIII. Ей предстояло помирить давно враждовавшие династии Габсбургов и французских Бурбонов. С той же целью в Мадрид отправилась принцесса Елизавета, ставшая женой короля Испании Филиппа IV. Бедняжка зачахла от тоски в чужой стране, в то время как юная испанка вполне освоилась во Франции, где она получила имя Анны Австрийской.

При чем здесь Австрия? Дело в том, что Габсбурги происходили из этой страны, и к тому же мать Анны Маргарита была австрийской принцессой. Поэтому девочка мало походила на испанку: светлые, слегка вьющиеся волосы, белая кожа, небольшой изящный носик. И фирменный знак Габсбургов — капризно выпяченная нижняя губа. Об испанской крови напоминали только темно-карие, почти черные, глаза, говорящие о пылкости чувств. Однако эти чувства почти никогда не прорывались наружу: принцессу воспитали в несокрушимых традициях придворного этикета, которые превращали венценосных особ в настоящих мучеников. К примеру, король не имел права сам налить себе вина — это делал виночерпий, передававший кубок придворному врачу, двум служителям и только потом королю. Пустой кубок с теми же церемониями возвращали на место.

От сложностей этикета особенно страдали непривычные к нему иностранцы. На пути в Мадрид австрийской принцессе Марии — будущей второй жене Филиппа IV — поднесли в дар шелковые чулки, но мажордом тут же выкинул подарок, отрезав: «У королевы Испании нет ног». Бедная Мария упала в обморок, решив, что ее ноги принесут в жертву чудищу этикета. Отец Анны Филипп III умер от угара: его кресло стояло слишком близко к камину, а единственный гранд, способный его отодвинуть, куда-то отлучился. Но именно Филипп IV довел этикет до совершенства. Говорили, что он улыбался не больше трех раз в жизни и требовал того же от своих близких. Французский посланник Берто писал: «Король действовал и ходил с видом ожившей статуи… Он принимал приближенных, выслушивал и отвечал им с одним и тем же выражением лица, и из всех частей его тела шевелились только губы». Тот же этикет заставлял испанских монархов оставаться узниками дворца, ведь за его пределами было немыслимо соблюдать сотни правил и условностей. Дед Анны Филипп II, великий государь и кровавый палач протестантов, выстроил близ Мадрида роскошный и мрачный замок Эскориал, но его потомки предпочитали более скромный Алькасар. Дворцы по восточному обычаю — ведь Испания сотни лет оставалась во власти арабов — делились на мужскую и женскую половины. Днем в обеих кишели придворные, шуты и карлики, но после захода солнца ни один мужчина, кроме короля, не мог оставаться на женской территории. Честь королевы или принцессы должна была оставаться вне подозрений. Даже прикосновение к руке коронованных дам каралось смертью. Известен случай, когда два офицера вытащили инфанту Марию-Терезию из седла взбесившегося коня. Им тут же пришлось во весь опор скакать к границе, спасая свои жизни.

Жизнь родившейся в сентябре 1601 года Анны, как и других испанских принцесс, была подчинена строгому распорядку. Ранний подъем, молитва, завтрак, потом часы учебы. Юные инфанты обучались шитью, танцам и письму, зубрили священную историю и генеалогию царствующей династии. Далее следовал торжественный обед, дневной сон, затем игры или болтовня с фрейлинами (у каждой принцессы был свой штат придворных). Затем снова долгие молитвы и отход ко сну — ровно в десять вечера.

Конечно, у девочек были лучшие игрушки и невиданные лакомства, привезенные из заморских владений Испании. Анна особенно любила шоколад, к которому позже приохотила французов. Но, по правде говоря, жила она не особенно весело — строгие дуэньи с детства не позволяли ей ни смеяться, ни бегать, ни играть со сверстниками. Прибавьте к этому жесткие и неудобные платья с каркасом из китового уса и шлейфом, волочащимся по земле. Вдобавок она знала, что лишена всякой свободы выбора — еще в три года ее просватали за французского дофина Людовика. Чувства самой инфанты не играли никакой роли. Каким окажется ее жених — красавцем или уродом, добрым или злым? Анна изнемогала от любопытства, пока ее кортеж медленно двигался по дорогам Франции.

Надо сказать, что те же вопросы мучили юного Людовика. Французский двор, где он вырос, был совсем не похож на испанский. Здесь часто слышались смех и сальные шутки, обсуждались супружеские измены, да и король с королевой почти открыто изменяли друг другу. Вечно занятый делами Генрих IV любил сына, но почти не уделял ему внимания, а мать, итальянка Мария Медичи, навещала его только затем, чтобы надавать пощечин или отхлестать розгами за какую-либо провинность. Немудрено, что дофин вырос замкнутым, переменчивым, одержимым множеством комплексов. Одним из них, как пишет Ги Бретон, было отношение к будущей жене. Уже в три года он говорил о ней так: «Она будет спать со мной и родит мне ребеночка». И тут же хмурился: «Нет, я не хочу ее. Она ведь испанка, а испанцы — наши враги». Теперь он изнывал от желания поскорее познакомиться со своей невестой. Не дождавшись ее прибытия в Бордо, он поскакал навстречу и в окошко кареты впервые увидел Анну. Она показалась Людовику такой красивой, что он оробел и не смог сказать ей ни слова. Та же история повторилась вечером на торжественном банкете по случаю помолвки. В Париже после венчания молодых ждало брачное ложе, но Людовик был так напуган, что матери пришлось чуть ли не силой заталкивать его в спальню, где ждала Анна. Вместе с юными супругами там провели ночь две служанки, которые утром предъявили толпе придворных доказательства того, что «брак осуществился должным образом». Однако желанный наследник так и не был зачат — ни в эту ночь, ни в течение последующих десяти лет.

Меж двух огней

К тому времени Людовик XIII уже не был дофином: после убийства Генриха IV в 1610 году он стал законным королем Франции и Наварры. Однако всеми делами заправляли королева Мария и ее любовник — алчный и трусливый итальянец Кончино Кончини. Их ненавидела вся страна, однако Кончини, носивший звание первого министра, держался при помощи интриг и подкупа. А когда собравшийся парламент потребовал его отставки, молодой епископ Люсона искусными доводами склонил собравшихся на сторону итальянца. Епископа звали Арман-Жан де Ришелье, и в ближайшее время именно ему предстояло стать подлинным владыкой Франции.

Людовик тоже не терпел Кончини и не питал теплых чувств к матери. Свой юношеский протест он выражал в том, что старался ни в чем не походить на них. Они ежедневно меняли яркие наряды — он носил простой суконный кафтан. Они устраивали праздники — он проводил дни в молитвах. Они распутничали — он решил стать образцом целомудрия. Говорят, что после первой брачной ночи он целых четыре года «не заглядывал в спальню жены». Наслушавшись проповедей святых отцов, он искренне считал всех женщин коварными искусительницами. Не только супруге, но и всем придворным дамам он запретил носить чересчур откровенные декольте и платья в обтяжку, чтобы их вид не отвлекал его от благочестивых мыслей.

В то же время король весьма нежно вел себя с симпатичными молодыми пажами, что породило в Париже волну слухов. Один из таких любимцев, Альбер де Люинь, был мастером дрессировки птиц, и Людовик проводил с ним целые дни на соколиной охоте, совершенно забыв о жене. Вдвоем они разработали заговор против ненавистного фаворита. В апреле 1617 года Кончини был остановлен гвардейцами у ворот дворца и тут же сражен тремя пулями. На другой день королеву Марию посадили под домашний арест, а потом выслали в Блуа. Выслан был и верный королеве епископ Ришелье. Но вскоре он получил красную шапку кардинала, а внезапная кончина де Люиня освободила для него кресло первого министра. Вернувшись в столицу, он занял важное место при дворе. Ему помогали острый ум, уникальная память и холодная безжалостность при достижении своих целей. С 1624 года Ришелье правил Францией, железной рукой подавляя народные бунты и заговоры знати. На него работала разветвленная секретная служба, которую возглавлял преданный «серый кардинал» — отец Жозеф дю Трамбле. Шпионы Ришелье появились не только во всех слоях французского общества, но и при многих европейских дворах.

Пока в стране происходили эти перемены, молодая королева вела скучную жизнь в Лувре. Людовик находил себе массу занятий — он молился, охотился, выращивал фрукты и варил из них варенье. После смерти кто-то сочинил ему ехидную эпитафию: «Какой отменный вышел бы слуга из этого негодного монарха!» Анне увлечения супруга казались глупыми, она тосковала по мужскому вниманию, которым попрежнему была обделена. Понадобились усилия Римского папы и испанского посла, чтобы Людовик появился в спальне жены, но «медовый месяц» и на этот раз оказался недолгим. И тем не менее королева не желала изменять мужу, несмотря на уговоры ближайшей подруги — прожженной интриганки и распутницы герцогини Мари де Шеврез. «Ах, это испанское воспитание!» — вздыхала та, когда очередной кавалер, приведенный ею к Анне, получал от ворот поворот.

И тут в «воспитание чувств» королевы неожиданно включился кардинал Ришелье. Несмотря на свой сан, он не чуждался женщин. Говорили о его близких отношениях с королевой Марией после смерти Кончини. Позже в его доме, а возможно, и в спальне обосновалась юная племянница Мари д`Эгийон. Теперь он решил завоевать сердце королевы. Парижские сплетники утверждали, что кардинал надеется сделать то, что не удалось Людовику, — зачать наследника и возвести его на трон Франции. Более вероятно, что он просто хотел держать королеву «под колпаком», не давая ей ввязаться в какой-нибудь заговор. Нельзя исключить и того, что Ришелье просто увлекся Анной, красота которой достигла расцвета (ей было 24 года, ему — почти сорок). Ее покорил ум кардинала, восхитило его красноречие, но мужские чары оставили равнодушной. Возможно, опять сыграло роль испанское воспитание — Анна не привыкла видеть мужчин в служителях Господа.

Устав от домогательств Ришелье, она в недобрый час согласилась на предложение подруги Мари сыграть с ним шутку. Когда он в очередной раз спросил, что может сделать для нее, королева ответила: «Я тоскую по родине. Не могли бы вы одеться в испанский костюм и сплясать для меня сарабанду?» Кардинал долго мялся, но все же нарядился в зеленый камзол и панталоны с колокольчиками и сплясал зажигательный танец, щелкая кастаньетами. Услышав странные звуки, он прервал выступление и заглянул за ширму, где давились от смеха герцогиня де Шеврез и двое придворных. В гневе он повернулся и выбежал вон. Судьба королевы была решена — она не оценила его любви и теперь не должна была достаться никому. Отныне зоркие глаза шпионов кардинала следили за Анной везде и всюду.

Суета вокруг подвесок

Портрет Джорджа Вильерса кисти Рубенса. 1625 год

Весной 1625 года любовь все же посетила сердце королевы. Это случилось, когда в Париж прибыл английский посланник — 33-летний Джордж Вильерс, герцог Бекингем. Уже на первом балу этот высокий красавец в щегольском наряде очаровал всех присутствующих дам. Его атласный колет был расшит жемчужинами, которые то и дело, будто невзначай, отрывались и раскатывались по полу. «Ах, бросьте! — отмахивался герцог, когда ему пытались вернуть подобранный жемчуг. — Оставьте эту ерунду на память».

Многие знали, что богатство герцога досталось ему благодаря щедротам короля Англии Якова I, который как раз в это время умирал в Лондоне. Юный Бекингем играл при короле не слишком благовидную роль миньона-любовника. Ради развлечения своего господина он тявкал и прыгал у его ног, изображая собачку. Наградой стали поместья, титулы и рука богатой наследницы герцогини Ратленд. Умирая, король завещал Бекингема своему сыну Карлу в качестве главного советника, и теперь герцог приехал сватать новому монарху сестру Людовика XIII принцессу Генриетту. Этот визит оказался роковым: едва увидев Анну Австрийскую, Бекингем потратил оставшиеся у него три года жизни на то, чтобы завоевать ее расположение. Как и в случае с Ришелье, трудно сказать, что это было — политический расчет или искренняя страсть. Несомненно одно: все эти три года политика обеих держав определялась злосчастным увлечением герцога.

Скандал разразился уже в Амьене, куда Бекингем и королева отправились провожать невесту короля Карла. Вечером из садовой беседки раздался громкий крик, на который сбежались придворные. Они увидели странную картину: Бекингем стоял на коленях, обнимая королеву. Об этом происшествии ходило много слухов — говорили, что пылкий герцог напугал Анну и даже расцарапал ей ноги своими украшенными жемчугом чулками. Потому-то она и стала кричать. Но возможно и другое: свидание состоялось с полного согласия королевы, а крик поднял кто-то из спохватившихся шпионов кардинала. Быть может, Анна все же не лишила Бекингема своего внимания. Иначе, почему при расставании в Булони она подарила ему пресловутые алмазные подвески?

Да-да, подвески действительно были! О них говорят в своих мемуарах несколько современников, в том числе друг королевы, известный философ Франсуа де Ларошфуко. Дюма описал всю историю довольно точно: агенты кардинала узнали, что Анна вручила герцогу подвески с дюжиной алмазов, подаренные королем. В дело вступила ловкая графиня Каррик, воспетая Дюма под именем миледи Винтер. Эта бывшая любовница Бекингема, давно получавшая деньги от Ришелье, пробралась во дворец герцога, срезала две подвески и переправила их в Париж. Там кардинал предъявил улику королю, и тот велел вероломной супруге надеть подвески во время Марлезонского бала, устроенного мэрией Парижа в честь королевской четы. К счастью, Бекингем успел за два дня изготовить недостающие подвески и передать их Анне — поистине любовь творит чудеса! Правда, в бешеной скачке с драгоценным изделием не принимал участия Д`Артаньян — в ту пору этому сыну гасконского дворянина было всего пять лет.

Почему кардинал так стремился насолить королеве? Конечно, одной из причин была оскорбленная гордость. Позже Ришелье даже сочинил трагедию «Мирам», где вывел Бекингема в образе коварного соблазнителя и описал свое над ним торжество. И конечно, он вновь побоялся, что Анна вступит в сговор с врагами Франции. Поэтому кардинал постарался изолировать королеву, и прежде всего рассорить ее с мужем. Это удалось вполне: несмотря на возвращение подвесок, Людовик окончательно разочаровался в супруге. Она оказалась не только аморальной особой, но и изменницей, готовой променять его на какого-то иностранца! Если раньше король хотя бы иногда защищал жену от нападок кардинала, теперь на это рассчитывать не приходилось. Для начала Бекингему запретили въезд во Францию, а королеву заперли во дворце.

Ришелье довольно потирал руки. Он не учел одного: стремление разлученных влюбленных друг к другу готово смести все преграды. Герцог в ярости дал клятву вернуться в Париж. И не униженным просителем, а победителем в войне, которую он собирался развязать. Скоро французские протестанты, лишенные кардиналом многих привилегий, подняли восстание в порту Ла-Рошели. На помощь им тут же отправился английский флот во главе с Бекингемом. Однако французская армия сумела отбить нападение и взять мятежный город в осаду. Ришелье, переодевшись в военный мундир, лично командовал операцией. Бекингем собирал в Портсмуте новый флот, когда 23 августа 1628 года офицер по имени Фелтон заколол его шпагой. Многие считали убийцу шпионом кардинала, однако доказательств этого так и не нашли. Сам Фелтон утверждал, что убил фаворита в отместку за казнокрадство и «нечестивую жизнь». В октябре защитники Ла-Рошели, не получив обещанной помощи англичан, подняли белый флаг.

Весть о гибели возлюбленного ошеломила Анну. Заметив ее заплаканные глаза, «любящий» супруг — конечно, по совету кардинала — устроил в Лувре бал и предложил королеве в нем участвовать. Когда она попыталась отказаться, Людовик спросил: «В чем дело, мадам? Разве у нас при дворе траур?» Не найдя ответа, Анна отправилась на бал, прошлась с королем в менуэте — и больше не танцевала до конца жизни. Так кончилась трагическая история ее любви, в память о которой остался только анекдот об алмазных подвесках.

Сети кардинала

Анри-Поль Мотт. Кардинал Ришелье при осаде Ла-Рошели. 1881 год

Лишившись по милости кардинала не только любви, но и доверия мужа, Анна Австрийская жаждала отомстить. Ее спокойная жизнь осталась в прошлом, теперь она вместе с герцогиней де Шеврез ввязывалась в любую интригу, направленную против кардинала. Еще в 1626 году герцогиня подговорила одного из своих любовников, маркиза де Шале, заколоть кардинала в его летнем дворце. Заговор был раскрыт, Шале казнили, а интриганку отправили в ссылку. Кардинал получил право завести для охраны собственных гвардейцев. Что касается Анны, которую заговорщики планировали выдать замуж за Гастона Орлеанского, то она едва упросила супруга не отправлять ее в монастырь.

Новый шанс для отмщения кардиналу представился в 1630 году, когда король едва не умер от дизентерии. Анна преданно ухаживала за ним, и в приступе раскаяния он пообещал исполнить любое ее желание. «Удалите кардинала от двора», — это было единственное, о чем она попросила. К ней примкнула и Мария Медичи, мечтавшая вновь о прежней власти, а также о возвращении Франции в объятия католичества и папской власти. Обе королевы на глазах у Людовика устроили кардиналу жестокий разнос, отомстив ему за все обиды. Анна молчала и улыбалась — теперь Бекингем был отомщен. «Убирайтесь, неблагодарный лакей! — кричала Мария. — Я прогоняю вас!» Ришелье, роняя слезы, смиренно попросил дать ему два дня на сборы. Он знал, что делает: представив себя во власти обманщицы-жены и деспотичной матери, король пришел в ужас. Утром второго дня он призвал кардинала к себе и попросил его остаться, обещая полное доверие и поддержку.

Скоро Мария Медичи бежала за границу, а маршал де Марильяк, предлагавший убить кардинала, был обезглавлен. Анна Австрийская отделалась легким испугом, но Ришелье продолжал плести вокруг нее свои сети. В одну из них она попалась в 1637 году, когда «верные люди» предложили ей наладить переписку с мадридской родней. Испания давно воевала с Францией, и, чтобы избежать обвинений в нелояльности, Анна много лет не общалась с соотечественниками и уже начала забывать родной язык. Ее вполне безобидные письма испанскому послу Мирабелю немедленно попали в руки кардинала и вместе с письмами герцогине де Шеврез — гораздо менее безобидными — были переданы королю в доказательство нового заговора. Но на этот раз у Анны нашлась заступница — юная монахиня Луиза де Лафайет, с которой верный себе король завел возвышенный «духовный роман». Она упрекнула Людовика в жестокости по отношению к жене и напомнила, что по его вине Франция до сих пор остается без наследника.

Этого внушения оказалось достаточно, чтобы в декабре 1637 года король провел ночь в Лувре, и через положенное время у королевы родился сын — будущий «король-солнце» Людовик ХIV. Два года спустя на свет появился его брат, герцог Филипп Орлеанский. Впрочем, многие историки сомневаются, что отцом обоих детей в самом деле был Людовик ХIII. На эту роль предлагалось множество кандидатур, включая Ришелье, Мазарини и даже Рошфора — того самого негодяя из «Трех мушкетеров». Не лишено вероятности предположение, что кардинал лично выбрал и подослал к тоскующей королеве какого-нибудь молодого крепкого дворянина, чтобы обеспечить появление дофина.

К тому времени испанское воспитание уже забылось, и Анна Австрийская не считала нужным хранить верность нелюбимому супругу. Несколько лет на его место претендовал брат короля Гастон Орлеанский, которого объединяла с Анной ненависть к Ришелье. А в 1634 году рядом с королевой появился тот, кому суждено было провести рядом с ней остаток лет, — молодой итальянский священник Джулио Мазарини. Представляя его Анне, Ришелье мрачно пошутил: «Полагаю, он понравится вам, потому что похож на Бекингема». Действительно, итальянец был как раз таким мужчиной, какие нравились Анне, — пылким, галантным и не скрывающим эмоций. Однако он надолго уехал в Рим и никак не мог быть причастен к рождению принца Людовика. Имя настоящего отца «короля-солнце» стало еще одной загадкой Анны.

У короля тем временем появился новый любимец — молодой дворянин Анри де Сен-Мар. Привязанность к нему Людовика оказалась столь глубокой, что 17-летний нахал едва не преуспел в удалении Ришелье от власти. Однако искушенный в интригах кардинал все же переиграл неопытного соперника. Сен-Мар был обвинен в государственной измене и казнен. Всемогущий первый министр торопился завершить дела, чувствуя, что конец близок. 4 декабря 1642 года он скончался в своем дворце, завещанном королю, — это был знаменитый Пале-Рояль.

За 18 лет Ришелье удалось сделать почти невозможное: одолеть всех врагов внутри страны и за ее пределами, укрепить монархию и создать условия для ее расцвета при «короле-солнце». Он сам говорил, что сделал из Франции умирающей Францию торжествующую. Позже это признали и те, кто бурно радовался смерти «тирана в рясе». Признал и Александр Дюма, так нелестно изобразивший Ришелье в «Трех мушкетерах». В следующих романах мушкетерской трилогии герои с ностальгией вспоминали о «великом кардинале».

Кривотолки под занавес

Королева Анна плакала, узнав о смерти своего старого врага. Король, напротив, сочинил веселую песенку, где перечислялись грехи покойного. Но веселье было недолгим: спустя полгода туберкулез свел Людовика ХIII в могилу. Перед смертью он заставил королеву подписать отказ от регентства, слабым голосом сказав: «Она все испортит, если станет править одна». В последний раз оскорбив жену, король испустил дух. И тут легкомысленная и ветреная женщина, какой все считали Анну, проявила неожиданную твердость. Сначала она явилась в парламент и настояла на отмене завещания короля и объявлении себя регентшей. Потом добилась назначения первым министром Мазарини, которого предлагал на этот пост покойный Ришелье. Все дивились такому совпадению взглядов. Удивление прошло лишь тогда, когда итальянец стал все дольше задерживаться в апартаментах Анны. А потом и вовсе перестал уходить оттуда. Тут французы поняли, что королева отдала власть над государством своему любовнику.

Надо сказать, что сама Анна Австрийская до последнего отрицала это. Она даже утверждала, что кардинал не любит женщин, поскольку «у мужчин в его стране совсем другие наклонности». Еще она говорила, что Мазарини пленил ее исключительно умственными качествами. Это опровергал сам вид сорокалетней королевы, которая впервые в жизни выглядела счастливой, часто улыбалась и проявляла необычное оживление. Парижане сделали свои выводы: на улицах распевали нелестные куплеты о королеве. Прежде французы жалели ее как жертву Ришелье, но теперь, связав свою судьбу с итальянским выскочкой, она обрекла себя на всеобщую ненависть.

Мазарини продолжал политику Ришелье. Шла война с Испанией, казна пустела, вводились все новые налоги. Летом 1648 года недовольство всех слоев народа достигло предела. В одну ночь улицы Парижа покрылись баррикадами, и королеве с юным королем и кардиналом пришлось бежать из города. Так началась Фронда — мощное движение, направленное не только против Мазарини, но и против королевского абсолютизма. В нем участвовали весьма разнородные силы, и хитрому кардиналу — достойному преемнику Ришелье — удалось расколоть их и усмирить по частям, действуя чаще всего не силой, а подкупом. Тут-то на сцене и появился Шарль Д`Артаньян, новоиспеченный лейтенант мушкетеров. Это он в «ночь баррикад» сумел вывезти из восставшего Парижа королевскую семью. Все годы Фронды Д`Артаньян оставался верным служакой Мазарини, за что и был награжден чинами и поместьями. На его свадьбе с мадемуазель де Шанлеси в 1659 году присутствовал не только кардинал, но и сам король. А вот королевы Анны там не было, и история ничего не знает о ее отношениях с храбрым мушкетером.

***

Пьер Миньяр. Потрет Кардинала Мазарини. Около 1660 года

Дюма выдумал и любовь Д`Артаньяна к королевской камеристке Бонасье и многие другие эпизоды знаменитого романа. Однако характеры героев переданы им удивительно точно. Д`Артаньян был храбр, Ришелье — мудр и жесток, Мазарини — хитер и пронырлив. Королеву Анну Австрийскую писатель изобразил женщиной, которую прежде всего волнуют ее чувства, и снова оказался прав. Анна не была ни жестокой, ни корыстной. Она по-своему заботилась о благе государства и все же имела об этом благе самое смутное представление. Ее нельзя поставить рядом с такими великими государынями, как английская Елизавета I или российская Екатерина II. Но она не похожа и на беззаботных мотыльков вроде Марии-Антуанетты. Да, Анна не могла оценить преобразования Ришелье, но у нее хватило решимости в годы Фронды выступить против феодалов, грозящих растащить страну на куски. Уже за это Франция должна быть ей благодарна.

В начале 1651 года бушующие волны Фронды поднялись так высоко, что Мазарини пришлось покинуть не только столицу, но и страну. Королеву снова лишили личного счастья, и это казалось ей невыносимым. Она даже пыталась уехать следом за своим возлюбленным, но вооруженные парижане удержали ее во дворце. Уже через год кардиналу удалось вернуться, а вскоре движение протеста пошло на спад. Улаживались и внешние дела: война с Испанией закончилась победой, для закрепления которой планировалось женить короля на испанской принцессе Марии-Терезе — племяннице Анны. Для этого было лишь одно препятствие: любовь 20-летнего Людовика к племяннице кардинала Марии Манчини. Мазарини повел было дело к браку между ними, но королева решительно выступила против этого. «Имейте в виду, — сказала она сухо, — в этом случае против вас восстанет вся Франция, и я сама встану во главе возмущенного народа».

Это была единственная размолвка влюбленных, которых многие парижане считали тайными супругами. Поразмыслив, кардинал отступил, и в 1660 году испанская инфанта въехала в Париж. Быть может, беседуя с родственницей, Анна пожелала ей быть более счастливой в браке, чем она сама. Но получилось иначе: Людовик ХIV запер жену во дворце, проводя время с многочисленными любовницами. В марте 1661 года скончался Мазарини: он долго болел и изводил капризами королеву, которая преданно ухаживала за ним. После этого Анна смогла выполнить давнее желание и удалилась на покой в основанный ею на окраине столицы монастырь Валь-де-Грас. Там она и умерла 20 января 1666 года, оставив после себя последнюю загадку — тайну «Железной маски». Этого безымянного узника Бастилии тот же Дюма считал старшим сыном Анны Австрийской от Людовика. Другие авторы выдвигают свои версии, а истина похоронена в соборе Сен-Дени вместе с мятежной душой испанской королевы Франции.