Без права быть человеком: как сбежать из Северной Кореи, если тебе не повезло в ней родиться

Детство

Шин Ин Гын родился в одном из самых страшных мест на Земле, которое существует до сих пор, хоть его и нет ни на одной карте мира. Это лагерь № 14 — концентрационный лагерь для врагов народа в Северной Корее. Враги народа — это партийные чиновники, ставшие жертвами политических интриг, но чаще просто родственники тех, кто сбежал из страны. Подразумевается, что в заключении они будут трудиться до возможного перевоспитания или почти гарантированной смерти от истощения.

У Шина было абсолютно сюрреалистическое детство. Вообще-то сексуальные и даже обычные бытовые контакты между разнополыми заключенными лагеря категорически запрещены. Однако дети там иногда появляются — с разрешения сверху. По большим праздникам, таким как день рождения Ким Чен Ира, узники, достигшие двадцати лет и чем-то выслужившиеся перед начальством, получают возможность вступить в брак. Пары формирует охрана, и отказаться от «наградной» жены или мужа невозможно. Впрочем, это не так страшно: супругам в любом случае предстоит встречаться всего несколько раз в год, опять же за особые заслуги.

Если в таком браке появляются дети, женщину переводят из общего барака в «образцовую деревню», что подразумевает проживание в доме на четырех матерей — с кухней, но без мебели, водопровода и санузла. С гигиеной все вообще не так просто. Мытье корейским узникам не полагается. Иногда летом удается постоять под дождем или сбежать во время работ на речку. Естественные надобности весь лагерь (как и большинство населения Северной Кореи) справляет в общих уличных уборных, так как после прекращения советских поставок сельскохозяйственных удобрений отходы человеческой деятельности стали для корейцев стратегически важным ресурсом.

Ким Чен Ир

Шин помнит, что его первые годы прошли в абсолютно пустой комнате с тусклыми окнами, затянутыми виниловой пленкой, и голым бетонным полом, где его запирали, пока мать уходила на работы. Скуки как таковой не было: он был слишком голоден и заторможен, чтобы скучать. Ели они почти исключительно капусту и кукурузу в разных видах, мать оставляла ему завтрак и обед, который он съедал сразу. Иногда Шин съедал даже ту еду, которую мать отложила для себя, и тогда ему крепко доставалось мотыгой или лопатой. Чуть позже, когда Шина стали выпускать гулять, у него наконец появилось развлечение: он ловил крыс и кузнечиков и поджаривал их на костре. Это было любимое лакомство его детства. Впрочем, в 90-е, на которые пришлось детство Шина, катастрофический голод накрыл всю Северную Корею. Прекратившаяся помощь СССР поставила страну на грань выживания. Люди умирали десятками тысяч и сотнями убегали в Китай. Их родственники пополняли население лагеря № 14.

В шесть лет лагерные дети отправлялись в школу и начинали работать — заготавливали дрова, чистили снег и выгребали содержимое сортиров. Семь дней в неделю их учили базовым навыкам чтения, счета и письма, причем писать надо было о своих провинностях за прошедший день. Процедура покаяния вообще составляла основу школьного процесса. «Малолетние ублюдки», виновные по факту рождения, должны были хорошо усвоить свою вину. О мире за пределами лагерных стен в школе не давали ни малейшего представления. Задавать вопросы учителям запрещалось.

В десять лет детей забирали из дома и селили в школьном общежитии. С этого же возраста они начинали работать в угольных шахтах.

10 заповедей лагеря № 14

1. Задержанные при попытке побега, а также те, кто знал и не сообщил об этом, расстреливаются немедленно.

2. Запрещается собираться группами более двух человек.

3. Заключенный, уличенный в воровстве или сокрытии продуктов питания, расстреливается немедленно.

4. Заключенный, отказывающийся беспрепятственно выполнять указания сотрудника охраны, расстреливается немедленно.

5. Заключенный, укрывший или оказывающий помощь беглецу, расстреливается немедленно.

6. Заключенный обязан незамедлительно докладывать о подозрительном поведении других заключенных.

7. Невыполнение рабочей нормы на день наказывается расстрелом.

8. Вступившие в физическую сексуальную связь без предварительного разрешения расстреливаются немедленно.

9. Заключенный, отрицающий свои прегрешения перед государством, расстреливается немедленно.

10. Заключенный, уличенный в нарушении установленных в лагере правил, расстреливается немедленно.

Неудавшийся побег

Монотонная, трудная, грязная жизнь шла своим чередом. Шин не знал иного состояния, кроме заторможенного равнодушия, которое нарушало только одно желание — утолить голод. Ради того, чтобы не чувствовать его, дети были готовы на все: воровать, доносить друг на друга, копаться в помете свиней на ферме в поисках непереваренной кукурузы.

Однажды Шина за хорошую выработку на шахте наградили визитом домой. Для него в этом не было особой радости: ласка и теплота в его отношениях с семьей полностью отсутствовали. Однако мальчик послушно отправился в «образцовую деревню», где прошло его детство. Мать встретила его без энтузиазма: к ужину прибавился еще один рот. Она накормила Шина кукурузной кашей и быстро уложила спать. Перед тем как заснуть, мальчик услышал какую-то возню на кухне. Он встал, дошел до приоткрытой кухонной двери, заглянул туда и замер от чувства острой несправедливости и жалости к себе: на побывку еще пришел его старший брат и мать кормила его… рисом! Надо сказать, что рис был больше чем просто едой. В Северной Корее он являлся символом домашнего уюта, довольства, благополучия. Чтобы достать рис в лагере, его приходилось по зернышку воровать с полей, рискуя быть жестоко избитым. И вот этим деликатесом мать потчевала старшего брата, забыв про младшего! Шин прислушался, о чем они говорят, и обомлел во второй раз: мать и брат готовились бежать!

В лагере существовало десять правил, десять заповедей, которые дети первым делом вызубривали в школе. Первая из них гласила: «Узнавший о плане побега и не доложивший начальству, карается расстрелом». Вообще стукачество было основным принципом лагерной жизни — только так можно было заработать послабления и дополнительный паек. Мысли об этом наложились в голове Шина на горькую обиду, что его обделили рисом. Он сделал то, что будет скрывать потом долгие годы, выбравшись из ада: сбежал из дома и со всех ног бросился по ночной улице к школьному общежитию. Учителей и надзирателей уже не было, был только старый сторож, которому Шин и доложил о плане побега. Мальчик не знал, что старик скроет его «заслугу» и скажет, что сам вычислил беглецов. На следующий день мать и брата Шина поймают, а вскоре и расстреляют. Незадачливого стукача тоже заберут в пыточное отделение, где будут подвешивать за ноги над раскаленными углями и дознаваться, было ли ему известно о планах матери. Роковое недоразумение, чуть не стоившее нашему герою жизни.

После того как воспалилась обожженная спина, Шин провел две недели в одиночной камере на грани жизни и смерти. Может быть, охранники устали ждать, а может, история с доносом все же всплыла — однако наступил день, когда железная дверь открылась, живой труп в рубище, перепачканном кровью, гноем и экскрементами вытащили наружу и отправили в общую камеру. Следующее воспоминание Шина — добрый голос старика, склонившегося над ним: «Как же так, парень, совсем плохо у тебя со спиной. Сейчас я соскребу всю эту гадость. Будет щипать, терпи!» Это был Дядюшка.

Совсем древний, по меркам лагеря, пятидесятилетний старик взялся выхаживать мальчика. Он соскребал гной деревянной ложкой и промывал ему раны соленым капустным супом, который в тюрьме давали на обед. Он рассказывал Шину волшебные истории про волю, про большие города, про другую жизнь. Самым любимым хитом было перечисление способов приготовления свинины, в которой Дядюшка знал толк. Первый раз в жизни Шина кто-то жалел. Это перевернуло его мир.

Новый друг

Через шесть месяцев после неожиданного погружения на самое дно лагерной жизни, в пыточные подвалы, Шина так же неожиданно вернули обратно, в школьный барак. Дядюшку он уже никогда не видел. Снова потянулись тяжелые трудовые дни. В шестнадцать лет Шина распределили на взрослые работы. Сначала это было строительство гидроэлектростанции, фактически голыми руками, только при помощи кирок и лопат, потом — свиноферма, потом — ткацкая фабрика. На этой последней работе, где трудились почти одни женщины, Шину открылась еще одна неприглядная сторона лагерной жизни. Для заключенных секс был строжайше регламентирован, однако охранники могли иметь отношения с любой женщиной по своему выбору. Избранница получала дополнительный паек. Однако, если женщине случалось забеременеть, она бесследно исчезала. Поговаривали, что их просто расстреливали в соседнем леске.

В ремонтном цехе фабрики Шин встретил еще одного удивительного человека «с воли». Его звали Пак. Это был выходец из высокопоставленной партийной семьи, получивший образование в ГДР. Когда-то он работал тренером по тхэквондо, потом поссорился с каким-то важным чиновником, и тот устроил так, что Пака выгнали с работы. Взяв жену и младшего ребенка, опальный тренер выехал в Китай. Спустя два года он имел неосторожность вернуться, чтобы забрать старшего сына. Несмот­ря на связи, взятки и заверения, что все будет хорошо, на границе Пака задержали и отправили в лагерь № 14.

Начальство с самого начала дало Шину понять, что от него ждут доноса про «китайского шпиона». Их поставили в одну бригаду и всячески поощряли сближение. Шин и без всяких поощрений готов был целыми днями слушать Пака. Деньги? Личные автомобили? Планета Земля, которая представляет собой гигантский шар? Наконец, двадцать способов пожарить отбивную из свинины?! Все это было удивительно и прекрасно! Пак настолько был сражен наив­ностью и детской непосредственностью Шина, что вскоре забыл об осторожности и стал рассказывать не только про бытовую сторону жизни за пределами периметра лагеря, но и про политику Ким Чен Ира, Южную Корею, махинации чиновников… Конечно, Шин не понимал и половины из этого. Однако он принял невероятное решение для человека, выросшего в северокорейском лагере: он решил не сдавать Пака начальству. Да, ему обещали пост бригадира и возможность приглашать к себе «на уборку» фабричных женщин, но… «Я понял, что не выживу без рассказов Пака. Это была моя ежедневная порция счастья, то, ради чего стоило жить!» — скажет он впоследствии журналистам. Пак научил Шина мечтать о свободе. Однажды коренной житель лагеря № 14 пришел к своему другу со словами: «Я знаю все о местном устройстве. Ты знаешь все о том, как устроено там. Мне кажется, нам надо объединиться и… двигать отсюда!»

Двигаться дальше

На самом деле Пак и Шин очень хорошо умели мечтать, но очень плохо умели планировать, иначе они никогда бы не решились бежать из лагеря. Они даже не знали, что это еще ни разу ни у кого не вышло. Тому были два основных препятствия: колючая проволока под смертельным напряжением по периметру и то, что жизнь заключенных не стоила ничего. При малейшем подозрении на побег охрана стреляла на поражение, и это считалось нормальным.

Незадолго до наступления 2005 года друзья узнали, что их фаб­рику вывезут на заготовку дров в то место, где ограждение лагеря проходит вплотную к лесу. Шин сказал, что второго такого шанса, возможно, придется ждать еще год, и побег был назначен на 2 января 2005-го.

Их группу вывезли в лес с утра, однако темнело быстро, и планировалось, что они останутся на заготовках до темноты. В сумерках Шин и Пак стали выбирать деревья все ближе и ближе к ограде. Патруль не заметил их отступления. И вот уже они стоят перед сугробом, за которым проходит утоптанная патрульная дорожка, за ней — песчаная полоса и трехметровая изгородь с рядами электрической колючей проволоки, отстоящими друг от друга сантиметров на тридцать.

Пак вдруг побледнел и положил руку Шину на плечо. «Знаешь, мне кажется, я не смогу…» — пробормотал он. Шин, наоборот, чувствовал подъем сил и победный мандраж. Когда патруль прошел и скрылся из виду, он схватил Пака за руку и потащил за собой. Несколько шагов Пак упирался, но затем тоже побежал. По плану Шин должен был первым перелезть через изгородь, хоть он и слабо представлял как. Однако на обледеневшей пат­рульной дорожке главный инициатор побега поскользнулся, а Пак вырвался вперед, подбежал к проволоке, осторожно просунул руку, голову, вторую руку — и вдруг как-то неловко дернулся и повис неподвижно. Запахло горелым мясом. Шин, к этому моменту добежавший до изгороди, действовал как в тумане. Он увидел, что тело Пака пригнуло нижнюю проволоку, так что образовалось удобное отверстие. Прямо по телу товарища Шин стал протискиваться наружу. Это спасло его. Тело друга изолировало беглеца от смертельного высоковольтного разряда. Только уже совсем под конец его ноги соскользнули с трупа и коснулись проволоки. Их прожгло током, но Шин этого даже не почувствовал. Он был снаружи! Первый раз в своей жизни он оказался по другую сторону колючей проволоки! Со всех ног Шин бросился в лес и бежал, пока хватало дыхания, а потом, обессиленный, упал в холодный сугроб.

По ту сторону

Отдышавшись и встав из сугроба, Шин почувствовал, что ноги у него мокрые до колена. Это текла кровь из ожогов, полученных от электрической проволоки. Однако шок был настолько сильным, что боли он все еще не ощущал. Самым страшным было другое: Пак, который знал все про внешний мир, который понимал, куда нужно двигаться, чтобы попасть в Китай, был мертв. Шин просто шел вперед, пока не наткнулся на заброшенный сельскохозяйственный сарай. Он взломал замок и нашел внутри три засохших кукурузных початка, которые немедленно съел, настолько был голоден.

Беглец стал методично обыскивать сарай дальше, однако еды больше не было. Зато он обнаружил старую военную форму и башмаки. Это была поистине королевская находка! Ничто не могло быть менее подозрительным в Северной Корее, чем военная форма. В ней ходит почти каждый второй житель страны, где введена поголовная военная обязанность. Шин не знал этого. Он просто примерил военную шинель, самую теплую и прочную вещь, которую ему довелось надеть в жизни, и это стало для него первым удовольствием внешнего мира.

Да, Шину несказанно повезло. Если бы он сбежал хотя бы на пять лет раньше, ему не удалось бы продвинуться дальше ближайшей деревни. Северная Корея была абсолютно закрытой страной, где не существовало общественного транспорта, даже для перемещения между двумя населенными пунктами ее жителям требовалось получить специальное разрешение. Однако голод 90-х расшатал систему, и дороги страны заполнили бесчисленные бродяги и мелкие коммерсанты, которые спекулировали едой.

И Шину удалось раствориться в их массе. Он шарил по помойкам, вламывался в чужие дома и даже несколько раз продавал краденое на рынках, на практике познакомившись с деньгами. Все это время он неумолимо двигался на север, в сторону китайской границы. Он продолжал верить в тот мир, который так красочно описывал Пак.

Свобода

Везение продолжало сопутствовать Шину. Все той же зимой 2005 года он подошел к границе с КНДР, при этом с собой у него было достаточно продуктов, чтобы дать взятку пограничникам. Переход в Китай на тот момент стал совсем простой процедурой: десятки челноков ежедневно курсировали между странами, спасая экономику Северной Кореи от полного краха. За пачку печенья и пачку сигарет любой пограничник пропускал «на ту сторону». Шину удалось перейти пограничную речку Туманган. Стоя на другом берегу, он в последний раз взглянул на запорошенный снегом берег своей родины. Где-то там оставался, а может быть, уже лежал в могиле его отец. К счастью, больше никаких родственников или друзей у Шина не было.

Почти год беглец провел в Китае, узнавая плюсы и минусы рыночной экономики. Он за гроши работал на ферме, пытался найти работу на полях, потом подался в города и обивал пороги ресторанов. Однако даже на те жалкие деньги, которые удавалось заработать, Шин всегда мог купить себе такой ужин, о котором даже не осмеливался мечтать в лагере № 14. Еда оставалась его главной страстью.

В 2006 году он случайно наткнулся на журналиста из Южной Кореи, и тот смог выяснить, что Шин — единственный человек, сумевший сбежать из северокорейского концентрационного лагеря. Так начался путь нашего героя к славе. Для начала он был доставлен в адаптационный центр при посольстве Южной Кореи, потом выехал в Сеул. Там Шину помогли опубликовать первую книгу воспоминаний. Ею заинтересовался американский журналист из «Вашингтон пост», и на исходе 2008 года Шин уже жил в Калифорнии и диктовал книгу «Побег из лагеря смерти», которая станет международным бестселлером. Книга о судьбе Шин Ин Гына вышла и в России.

Его мучили ночные кошмары, он не хотел снова и снова поднимать свое страшное прошлое на публике, не хотел учить английский язык, не хотел быть «лицом северокорейского ГУЛАГА». Спустя несколько лет после побега из лагеря, когда уже появилась женщина, любившая его, когда в Америке нашлись люди, готовые его усыновить, Шин признался, что до сих пор не понимает, что такое личные отношения, что такое человеческие эмоции. Он был настоящим Маугли, который не умел плакать и смеяться — только имитировал странную, потустороннюю улыбку. Семья для него так и осталась абстракцией. В 2011 году он купил себе маленькую квартирку в Сеуле и переехал туда, чтобы жить в одиночестве, общаться на родном языке и есть самую вкусную на свете корейскую жареную свинину. Она оказалась вкуснее, чем 222 других способа приготовления мяса, которые он перепробовал по всему миру.

Цена свободы

В Южной Корее существует адаптационное поселение для беженцев из Северной Кореи. Оно называется Ханавон, или Дом единства. Это целый город, состоящий из одинаковых кирпичных трех­этажек и напоминающий гигантскую психиатрическую клинику. Жители Ханавона находятся под постоянным присмотром психологов. У большинства из беженцев в первые месяцы развивается острая паранойя, мания преследования, их мучат кошмары. Психологи пытаются погасить эти симптомы, иногда медикаментозно. Далее перебежчикам объясняют, что такое деньги, общественный транспорт, читают курс мировой истории, возят на экскурсии в южнокорейские города. У большинства из них истинное положение дел в мире вызывает огромный культурный шок. Впрочем, у Шина, которого в лагере учили только десяти заповедям, курс истории не вызвал абсолютно никакого удивления. Ведь в лагере он даже не знал, кто такой Ким Ир Сен.

После трехмесячного пребывания в Доме единства поселенцев выпускают наружу, давая им на два года бесплатное жилье и ежемесячное пособие в сумме 800 долларов. Однако больше половины жителей Ханавона уже задолжали эти деньги специальным агентам, которые организуют побег из Северной Кореи за несколько тысяч долларов.

Несмотря на адаптационные курсы (например, автомехаников), мало кто из беженцев оказывается в состоянии выдержать конкуренцию и удержаться на работе. Многие из них страдают от хронических болезней и заторможенности из-за плохого питания в детстве. Они считают требования работодателей завышенными, обращение к себе несправедливым. Они слабо мотивированы, предпочитают бродяжничать и просить милостыню. В целом перебежчики из Северной Кореи, которых на сегодняшний день насчитывается до 25 тысяч, представляют для южнокорейцев огромную экономическую проблему. При этом жители богатого юга часто абсолютно равнодушны к судьбе северян. Например, мемуары Шина, которые вызвали фурор в США, в Южной Корее не были распроданы даже наполовину.

До 200 тысяч беженцев из Северной Кореи так никогда и не воспользовались адаптационной программой южнокорейского правительства и попросту растворились на территории Китая и России без документов и официального статуса.