Битва при Алезии: главная осада Цезаря

Поступь Рима

Внимание, спойлер: судьба Галлии была предрешена задолго до того, как Цезарь в 58 году до н. э. приступил к её покорению. За два столетия, последовавшие за началом Первой Пунической войны в далёком 264 году до н. э., Рим разросся до уровня средиземноморской сверхдержавы.

Разобравшись с Карфагеном, римляне принялись громить царей и царьков государств, созданных на руинах бывшей империи Александра. Одна за другой, словно костяшки домино, падали эллинистические державы. И когда римляне закончили прибирать к загребущим рукам злополучное Александрово наследство, то обратили свои взгляды на север, вглубь континента — на земли старого, заклятого врага.

Галлы были давними знакомцами Вечного города — все помнят ту самую легенду про гусей, поэтому тратить время на миллионный её пересказ мы не станем. Важно было другое: в начале II века до н. э. римляне наконец присоединили к своему государству земли так называемой Цизальпийской Галлии — территории в долине реки По, занимающие север нынешней Италии.

Приобретения оказались ценными не только с экономической, но и с культурной точки зрения. Уроженцами Цизальпийской Галлии впоследствии оказались такие римские поэты, как Катулл (родился в окрестностях нынешней Вероны) и автор «Энеиды» Вергилий (появился на свет в районе нынешней Мантуи).

Обезопасив подступы к Вечному городу, римляне сами двинулись за Альпы и в ходе кампаний 125—121 годов до н. э. создали новую провинцию, получившую название Трансальпийской (буквально — «за Альпами») Галии. В народе же эту новую территорию упорно звали Нарбоннской Галлией по названию главного римского города новой провинции — Нарбонны.

Захват новых земель ожидаемо обошёлся большой кровью — правда, преимущественно галльской. Якобы в ходе решающего сражения на реке Роне огромная орда галлов ломанулась всем скопом на хлипкий мост, который предсказуемо обвалился под такой тяжестью. Римские хронисты хвастливо отмечали, что в тот славный день летальные водные процедуры опробовали аж 125 тысяч галлов. Римляне же в том бою якобы потеряли лишь пятнадцать человек. Это, конечно, абсурд, однако мы можем лишь принять за данность те колоссальные цифры, что называют античные авторы.

Как бы то ни было, но территории нынешней южной Франции Рим сожрал без особого труда.

Прогулочная лёгкость завоевания привела к тому, что римляне утвердились на новых территориях едва ли не сразу, а вместо официального названия в повседневных разговорах называли новообретённые владения просто и со вкусом — «Провинция ностра», проще говоря — «наша провинция». Или просто — «Провинция», откуда впоследствии и пошло название французского региона Прованс.

Аве, Цезарь!

Продолжение экспансии вглубь Галлии было лишь вопросом времени, и в середине I века до н. э. представился идеальный случай. В 60 году три римских олигарха — Цезарь, Помпей и Красс — заключили соглашение, вошедшее в историю под именем Первого триумвирата. Главной целью этого союза было пропихнуть Цезаря на должность консула, после чего он, пользуясь новыми полномочиями, порешал бы все вопросы в интересах двух оставшихся заговорщиков. В 59 году план осуществился, и Гай из дома Юлиев по прозванию Цезарь получил, что хотел.

Доподлинно неизвестно, откуда произошло данное прозвище и что конкретно оно означало. Этого, скорее всего, не знали даже сами римляне. По одной из версий, оно произошло от этрусского aisar, что означало «бог». По другой версии, оно является производным от слова caesaries — пышные кудри, длинные волосы. В отношении нашего Цезаря, который, судя по всему, довольно рано начал терять волосы и к описываемым событиям, вероятно, уже был лысым как коленка, данное прозвище приклеилось как шуточное.

Консул в то время имел практически неограниченные полномочия и мог распоряжаться существенными денежными средствами. Когда же положенный год истёк и полномочия Цезаря на этом посту подошли к концу, ему предложили стать проконсулом (то есть чиновником, наделённым консульскими полномочиями вне Рима) Италии. В этом предложении крылся подвох — Италия являлась римским «хартлендом» и имела статус демилитаризованной территории. Любого, приходившего туда во главе войск, тут же объявляли мятежником.

Отсюда же берёт начало крылатое выражение «Пересечь Рубикон». Именно эта река была северной границей тогдашней Италии, поэтому, переходя её во главе своих легионов, Цезарь преодолевал точку невозврата и оказывался вне закона. Выхода из такой ситуации было ровно два — победа или смерть.

В сущности, ему предлагали стать свадебным генералом, и амбициозный Цезарь отмахнулся от такого предложения. В итоге он получил назначение в Трансальпийскую Галлию — на самый край римских владений, где, по мнению благородных мужей из сената, кончалась сама цивилизация. Цезарь же видел перед собой только возможности. Огромные территории буквально звали завоевателя в гости, а военное положение, введённое в пограничной провинции, развязывало ему руки. Шёл 43-й год его жизни, за спиной стояли лучшие воины, что только видел свет, а впереди простиралась манящая бесконечность.

Повод для новой войны нашёлся практически сразу — в том же 58 году до н. э. Племена кельтов-гельветов, теснимые германцами, отчаянно искали новое место жительства. Наиболее логичным направлением для миграции был юг, однако имелась одна загвоздка — на юге начинались владения Рима.

Цезарь популярно объяснил гельветам, что в гости их никто не звал, а затем столь же популярно объяснил «за жизнь» и германцам.

За несколько лет наш Гай свет Юлий объездил с концертной программой, включавшей резню и пожарища, практически всю территорию нынешней Франции и частично — Бенилюкса. И всё было хорошо. До самой весны 52 года до н. э.

Пыль, пыль, пыль от шагающих калиг

В землях племени арвернов, населявших территории на юге Галлии недалеко от границ римской провинции, стремительно набирал силу новый вождь — Верцингеторикс, сын Кельтилла. Его покойный батюшка тоже был вождём, да ещё и с амбициями, которые в итоге вышли ему боком — Кельтилл вздумал объединить другие галльские племена под своей рукой и сделаться царём, однако проиграл и был казнён. Но гены пальцем не заткнёшь, и вот уже его сын Верцингеторикс попытался воплотить в жизнь то, чего не смог родитель.

Молодой военачальник довольно быстро задавил всю оппозицию, овладел столицей арвернов Герговией, после чего начал рассылать эмиссаров в соседние галльские племена, призывая тех объединяться и сообща бить римлян. И получилось! Соседи, которые отродясь ни о чём не могли договориться друг с другом, забывали старые обиды и вступали в союз. И уж совсем удивительным было то, что Верцингеторикс, начал наводить в объединённом войске железную дисциплину, сурово карая за любое своеволие или нарушение приказа.

Шутки кончились — начиналась война по‑взрослому.

Такого фортеля не ждал никто. Верцингеторикс, которого манёвр проконсула застал врасплох, врубил режим галльской герильи — и запылали села и города! Отступая и накапливая силы, галлы оставляли на пути римской армии безжизненную пустыню. Причём сжигали-то они собственность не одних лишь арвернов, но и других племён.

Разношёрстное коалиционное войско зароптало — люди справедливо задавались вопросом, почему должны уничтожать свой собственный дом, в то время как чужие очаги в глубине страны остаются невредимыми. И вот союзники вождя не пожелали предавать огню хорошо укреплённый город Аварикум, считавшийся неприступным. Таковым он и оставался ровно до того дня, когда к его стенам подошёл Гай из дома Юлиев. Цезарь взял Аварикум и досыта накормил войско захваченными там припасами.

Больше приказы Верцингеторикса не оспаривал никто — даже когда он, вопреки собственной военной доктрине, отдал приказ защищать свою столицу Герговию. Осада кончилась для римлян неудачно — во время приступа они буквально умылись кровью, после чего Цезарь, ещё немного потоптавшись под стенами города, приказал сворачивать лавочку. Это была его первая неудача в Галлии.

Миф о римской непобедимости дал трещину.

Существовало несколько гипотез относительно того, с каким топонимом Франции следует соотносить Алезию. Сегодня большинство историков сходятся во мнении, что Алезия располагалась на месте Ализ-Сент-Рен. В середине XIX века император Наполеон III на волне патриотического угара начал там масштабные раскопки, превратив предполагаемую Алезию в настоящий храм французской исторической памяти. Именно там возвышается статуя Верцингеторикса, имеющая портретное сходство с самим Наполеоном III, не страдавшим от излишней скромности.

Два кольца Цезаря

Алезия располагалась на высоком холме, который возвышался над уровнем земли на 160 метров. Его подножье омывалось двумя ручьями, западнее простиралась равнина, с остальных же сторон крепость подпирали холмы поменьше. Именно на восточной стороне холма, где подступы к крепости были самыми неприступными, расположил лагерь Верцингеторикс. Что характерно, лагерь этот находился за пределами стен Алезии, чтобы крепость в случае чего не стала ловушкой для галлов.

Цезарь не мешкал. Едва подступив к крепости, он отдал приказ легионерам приступать к осадным работам. Галлы, засевшие наверху, смотрели на них с презрением. Ну что ещё может придумать этот лысый дурак? Все его фокусы они уже видали под Герговией — так и не покорившейся римлянам. Однако было у Цезаря, запомнившего горький урок Герговии, особое средство — простое, как и всё гениальное, и ставшее новым стандартом осадной стратегии. Всего-то — два кольца.

Контрвалация — это линия укреплений вокруг осаждённого города, предназначенная для защиты осаждающих от вылазок гарнизона. Это и было первое кольцо, общая протяжённость его составила 16 километров. Сначала шёл ров, затем — укрепления со стенами высотой до четырёх метров и множеством деревянных башен. Другое кольцо, протяжённостью около 21 километра, или циркумвалация, в свою очередь, опоясывало первое, и было обращено вовне — таким образом Цезарь стремился защитить осадный лагерь на тот случай, если к Верцингеториксу придёт подмога. Ров с заточенными деревянными кольями, «волчьи ямы» и прочие сюрпризы ожидали бы тех, кто рискнул предпринять прорыв осады.

Согласно римским источникам, Цезарь располагал под Алезией армией численностью в 80 тысяч человек, что, конечно, далеко от истины. Более реалистичные римские же оценки предполагают, что у него было то ли 10, то ли 12 легионов. Если учесть, что штатная численность легиона составляла пять тысяч человек, то при лучшем раскладе римлян вряд ли было больше 60 тысяч. К тому же не стоит забывать, что легионы воевали в Галлии уже несколько лет кряду, так что даже с учётом пополнений их численность никак не могла доходить до штатной.

Конечно, в распоряжении проконсула были ещё вспомогательные отряды, состоявшие из варваров на римской службе, однако они традиционно были малочисленны и в основном включали в себя конницу.

Именно конница дала начало боевым действиям — ещё когда римляне только готовили лагерь на равнине, галльские всадники предприняли разведку боем, однако наёмная германская кавалерия Цезаря отбросила их. Тогда Верцингеторикс, понимая, что во время осады от конницы проку будет немного, отпустил всадников, наказав им поспешить к своим племенам и звать всех на подмогу. Благодаря тому, что римские строительные работы были в самом разгаре и кольца ещё не успели замкнуться, галльская конница сумела вырваться из осады.

А спустя некоторое время проконсул получил известие, что к осаждённой Алезии спешит огромное войско галлов. Сам Цезарь в своих «Записках о Галльской войне» оценил численность противника в 250 тысяч человек, что, конечно, совершеннейшая фантастика. Однако силы галлов и вправду должны были быть огромными, раз римский командующий акцентировал на этом внимание.

Мы не знаем наверняка, что творилось за воротами осаждённой Алезии, ведь единственным очевидцем и участником тех событий, чьи воспоминания дошли до нас, является сам Цезарь — а он, по понятным причинам, был предвзят. Так, например, он написал, что на одном из военных советов знатный галл по имени Критогнат предложил голодающим соплеменникам съесть всех старых и немощных, а заодно — паникёров и провокаторов, ратовавших за капитуляцию.

При этом Цезарь в своём произведении вложил в уста Критогната довольно интересный пассаж — тот якобы предлагал заняться вынужденным каннибализмом, как делали их общие предки, оказываясь в осаде во время войн с германскими племенами кимвров и тевтонов.

Посовещавшись, галлы — на самом деле или в воображении Цезаря — решили никого не есть. Однако ртов и вправду было много, поэтому Верцингеторикс приказал выгнать из города всех «ненадёжных» и бесполезных. Такими, по иронии судьбы, оказались местные жители из племени мандубиев, которым и принадлежала Алезия.

Так Верцингеторикс изобрёл рейдерство.

Цезарь же совершенно спокойно и прямо записал, как не тронули его мольбы оголодавших галлов, которых вышвырнули на улицу вчерашние товарищи по оружию — ворота римского осадного лагеря так и остались закрытыми. В итоге огромная людская масса, где было немало женщин и детей, оказалась заперта на ничейной полосе между двумя окопавшимся армиями.

Впрочем, проконсула тоже можно было понять — у него попросту не имелось ресурсов, чтобы содержать множество лишних ртов, чья лояльность вызывала сомнения. Несчастные побродили перед крепостью в поисках пропитания, однако римляне, у которых с провизией тоже всё было не слава Юпитеру, к тому времени уже сожрали всё более-менее съестное, так что в итоге галлы попросту стали есть траву.

Дни сменялись днями, и вот подступил сентябрь. Алезия держалась. Наконец, Цезарю сообщили, что огромная галльская армия — та самая, в четверть миллиона человек, — уже на подступах к городу. Галлы разбили лагерь на холме к юго-западу от Алезии. На следующий день они спустились в равнину, чтобы дать римлянам бой. Чуда не случилось — на глазах защитников крепости «армия спасения» потерпела поражение. Решающий удар нанесла всё та же наёмная германская конница.

После первой неудачи галлы сменили тактику. Под покровом ночи они скрытно двинулись к римским укреплениям, лишь в самый последний момент издав оглушительный боевой клич. Но и эта психологическая атака была отражена.

Силы галлов таяли, а толку не было. Неизвестно, любили ли галльские боги троицу, однако вскоре в головах их стратегов созрел замысел третьей — решающей — атаки. Часть войска атаковала римлян с северной стороны, причём в этом месте галлам даже удалось взобраться на стену. Главные же силы вновь ударили с запада. Верцингеторикс, желая поддержать собратьев, ударил по внутреннему кольцу.

Тут бы сказать, что римляне оказались между молотом и наковальней, — вот только наковальня не бьёт.

Это был разгром. Деблокирующая армия галлов перестала существовать как оперативное соединение и превратилась в дезорганизованную толпу мужиков, совершенно не понимавших, что делать дальше. В кратчайшие сроки они попросту разбежались.

А в это время в крепости павший духом Верцингеторикс собрал новый военный совет, на котором предложил воинам самим решить и его судьбу, и судьбу Алезии. Своего Брута среди галлов не нашлось, поэтому они отправили парламентёров к Цезарю — узнать приемлемые условия капитуляции. Ответ был прост и понятен: сложить оружие и сдать всех вождей.

Последовавшая за этим сцена, описанная самим проконсулом в мемуарах, послужила сюжетом для ряда полотен. Цезарь, сидящий в походном кресле перед воротами собственного лагеря, и вереница галлов, проходящих мимо и бросающих к его ногам мечи.

И как никто не додумался его в этот момент прирезать?

Верцингеторикс провёл в тюрьме долгие шесть лет, после чего, в 46 году до н. э., был доставлен в Рим. Его торжественно, как главный трофей, провели по улицам Вечного города во время триумфа, устроенного Цезарем. После того, как шоу отгремело, галльского вождя удавили за ненадобностью. Вместе с Алезией пала и вся Галлия — это было последнее крупное сражение между двумя старыми противниками.

Увы, своих гусей у галлов не нашлось.