Чего хотели англичане от Крымской войны?

«Англичанка гадит»

Так почему же Англия встала на сторону Франции, а не России? В русских исторических исследованиях нет однозначного ответа. Более того, в оценках современников его тоже нет. Обычно всё сводится к тезису: «Англичанка гадит», который так любят наши квасные патриоты — да и не только они.

Вот всего лишь две цитаты. Первая — из труда великого русского историка Тарле «Англо-французская дипломатия и Крымская война»: «Судя по некоторым сохранившимся документам и по воспоминаниям современников Сеймура, можно сделать вывод, что английский посол был в отчаянии от того, что затевал Николай. В отчаянии потому, что боялся за самого Николая I. Этот „жандарм Европы“ был ещё слишком нужен не только для стран европейского континента, но и для островной Англии, которая отнюдь не была застрахована от революции.

О беседе Николая I с Сеймуром сразу узнали дипломаты всей Европы, не только в Лондоне, но и в Париже, в Берлине и прежде всего в Константинополе. И сразу же обнаружились огромные размеры содеянной Николаем ошибки. Англия ответила ему отказом».

Вторая — из труда Алексея Кривопалова «Фельдмаршал Паскевич и русская стратегия 1848–1856 гг.», где исследователь приводит письмо фельдмаршала Николаю I от апреля 1853 года: «Старинная всегдашняя политика Англии была: ссорить державы твёрдой земли. Это до того вошло в их правило, что, видя долгий мир в Европе, они старались даже возмущениями сделать перевороты на твёрдой земле. Как же им не рисковать несколькими кораблями для того, чтобы удержать Францию в разрыве с Россией?

Здесь обнаруживается в политике Англии, что боятся теперь англичане разрыва с Францией. Заняв Францию в другом месте, даже развязав с ней войну, не будет ли для англичан средством удержать Францию от нападения на Англию».

Налицо какая-то демонизация Англии и английской политики, за которой кроется просто нежелание детально разобраться в английских интересах и мотивах.

Однако английские исследования в этом плане не хуже наших. Чего только стоит суждение, высказываемое от книги к книге, что захват Россией черноморских проливов приведёт к российской экспансии в Индии!

Так и хочется закричать: «Индия вроде как в другой стороне, товарищи исследователи!»

География, как‑никак.

Или ещё один тезис, который не выдерживает никакой критики, — к тому времени, мол, Англия решила, что ей выгодна единая Германия, тогда как этому объединению мешала Россия.

Чтобы понять британские интересы и мотивы, изучим точку зрения самих англичан, причём не нынешних, а того времени. И начнём мы с 30-х годов XIX века.

Первые проблемы

Первые проблемы начались в 1830 году. В Англии умер король Георг IV, и на трон взошёл Вильгельм IV Ганноверский. По меркам тогдашнего времени он был уже старый — 65 лет: наследников иметь не мог, и вопрос о престолонаследии встал ребром. В результате «предполагаемым наследником» назначили племянницу Вильгельма, принцессу Викторию. С 1714 года королями Англии были курфюрсты Ганноверские, однако там действовал Салический закон, и женщина не могла стать правителем герцогства, поэтому получилось, что правительницей Англии в 1837 году стала Виктория, а курфюрстом Ганновера — её брат Эрнст Август, герцог Камберлендский.

Камберленд и сам был бы не прочь стать королём Англии, однако Британией, по сути, правил герцог Веллингтон. Ему под рукой требовался слабый правитель, «свадебный генерал», который бы не вникал в дела управления государством и не мешался под ногами. Поэтому герцога сплавили в Германию, и Англия оставила Ганновер без своей поддержки, которую оказывала в течение 115 лет.

Таким образом, второй из упомянутых нами тезисов имеет совершенно простое объяснение — английская верхушка устранилась из Ганновера и Германии только потому, что не хотела получить в Лондоне сильного правителя, способного влиять на парламент и политику. Ну а Ганновер балансировал между Австрией и Пруссией, поддерживая то одну страну, то другую.

А теперь давайте попытаемся разобраться с первым тезисом. Он не так прост, как кажется. Здесь стоит понять основную вещь — в Азии и в восточных странах английские дипломаты были в основном выходцами из британской Ост-Индской компании. Причин такого положения вещей было две — во-первых, у ОИК была собственная дипломатическая служба; во-вторых, считалось, что дипломаты ОИК отлично знают Восток и умеют вести дела с азиатскими правителями.

Изучим некоторые биографии. Джон МакНилл, посол в Персии в 1836–1844 годах, — с 1828 года служил дипломатом при Бомбейском отделении ОИК. С 1834 года состоял на правительственной дипломатической службе, с 1836 года — посол в Персии.

Чарльз Стратфорд Каннинг де Редклифф — посол в Турции в 1842–1858 годах. Его брат, Джордж Каннинг, имел непосредственное отношение к ОИК и являлся представителем Совета по контролю за Индией.

Роберт Керзон — резидент британской ОИК в Персии и Афганистане в 1837–1843 годах. Выполнял и дипломатические поручения правительства в том числе. Вёл переговоры с курдами, настраивая их против турок и русских.

Чарльз Огастес Мюррей — британский посол в Персии в 1853–1859 году. Первые контакты с ОИК у него начались в 1846 году, когда его назначили британским консулом в Египте. В Персии помимо правительственных поручений выполнял частные поручения Мадрасского представительства ОИК, что полностью рассорило Мюррея с персидским правителем Насреддин‑шахом.

Продолжать можно бесконечно.

Выходцы из Ост-Индской компании смотрели на все события, происходящие на Востоке, именно с точки зрения Ост-Индской компании. А для ОИК ключевым вопросом после первой англо-афганской войны было положение в Персии. Дело в том, что в Афганистане в 1836 году впервые столкнулись интересы России и ОИК.

В 1838 году англичане просто решили завоевать Афганистан — вернее, застолбить основные ключевые точки на перевалах и торговых путях. Однако плохо продуманная экспедиция в результате была разгромлена, и Афганистан остался формально независимым.

В то же самое время после русско-персидской войны 1826–1828 годов Персия фактически стала русским протекторатом, более того — русские поощряли персидские поползновения по завоеванию некоторых областей Афганистана, в частности Герата.

За этим британцам виделось русское проникновение в Афганистан, появление общей границы между Россией и владениями ОИК и захват как минимум части Индии. При этом англичане просто проецировали свои страхи и своё поведение на русских; недаром тот же Генри Фредерик Понсонби говорил: «Россия — постоянно расширяющаяся империя, такая же, как наша».

Персия виделась англичанам буферной зоной — местом, где экспансия России должна остановиться.

Что же произошло в 1853 году? И опять — взгляд с двух сторон, чтобы выявить кардинальное непонимание между ними. Если внимательно почитать того же Тарле, становится ясно, что ни в 1852-м, ни в 1853 году Англия не собиралась вмешиваться в конфликт России, Турции и Франции. Да, англичане делали определённые заявления, Стратфорд Каннинг плёл интриги в Константинополе — но и только. До поры до времени Англия просто пыталась ловить рыбку в мутной воде.

Русские и французские исследователи связывают резкое изменение отношения Англии к восточному вопросу с победой Нахимова при Синопе. Мол, для англичан была нестерпима мысль о чьём-то превосходстве на море. Тут не стоит забывать, что Чёрное море — море закрытое, отделённое от Средиземного проливами, и русская победа в медвежьем углу этого моря Англию напугать просто не могла.

А вот что могло — так это русские действия в Персии. Что получилось в результате?

Британская тряска

В июне 1853 года к кавказскому наместнику Воронцову прибыло посольство персидского шаха, которое предложило военный союз против Турции. Персию беспокоила проблема Курдистана, который она хотела прибрать к рукам. Насреддин-шах обещал выставить против Турции 60 тысяч человек, причём действия персов будут согласованы с действиями русских.

Однако Воронцов, зная о низкой боеспособности армии своего союзника, по согласованию с Николаем I решил послать в Персию нескольких опытных офицеров «для лучшего руководства стратегических движений». Военная миссия была сформирована к началу ноября 1853 года; в её состав вошли генерал-майор Санковский, полковник Бартоломей и подполковник Услар. Кроме того, переводчиком «для облегчения сношения с местными властями» в состав миссии включили статского советника Ханыкова, знавшего помимо персидского языка ещё и пушту, хинди, бенгальский и тамильский языки.

Двадцатого ноября 1853 года русская миссия прибыла в Армению, в Эривань, и остановилась фактически на границе с Персией.

Однако о миссии уже узнали англичане. А теперь вспомним, что мы говорили про дипломатов, вышедших из колыбели ОИК. Естественно, от английских резидентов в Персии в Константинополь и Лондон полетели прямо-таки панические письма. Тот же Мюррей сообщил в письме Пальмерстону: «Николай I меняет в Персии дипломатов на тех, кто знает индийские языки. Это явно подготовка к вторжению. Русские вооружают персидскую армию. Проливы — это просто отвлечение нашего внимания. Главная цель — Герат, Афганистан и, как следствие, — Индия».

И тут возникает законный вопрос — а чем же так важна была Индия для англичан и почему они за неё так тряслись, с учётом того, что Ост-Индская компания к тому времени была полностью убыточным, погрязшим в долгах предприятием?

Для английских фабрикантов Индия была главным рынком сбыта, кроме того — источником дармовой рабочей силы и главным сырьевым придатком.

Грубо говоря, Индия и Ост-Индская компания настолько вросли в финансовую и экономическую системы Англии, что изъятие их неизбежно перерастало бы в экономический и финансовый кризис для всей страны.

Понадобилось восстание сипаев и горы трупов, чтобы понять, что уже к 1850-м годам ОИК стала пережитком прошлого, — а потом ещё 30 лет для того, чтобы определить, что для государства Индия как колония просто убыточна.

Но продолжим.

Неизбежность

Тридцатого ноября 1853 года — Синопское сражение. Русские теперь вполне могут высадить войска в Синопе или Трапезунде, соединиться с персами и… Дальше представлять уже было страшно.

В период с ноября по декабрь 1853 года английская позиция по восточному вопросу совершенно поменялась. Если раньше Британия сдерживала и Россию, и Францию, то теперь глава МИД Пальмерстон (а вместе с ним и парламент) требовал ввода английской эскадры в Чёрное море и декларировал, что «надо вымести русский флаг с Чёрного моря». Дошло до того, что премьер-министра Абердина и принца Альберта Саксен-Кобургского, мужа королевы Виктории, обвинили, что они… «шпигуны Николая I».

Тарле: «Наконец стали уже прямо передавать слухи, что и Альберт и Виктория арестованы и будут заключены в Тауэр, тюрьму для государственных преступников. Густые толпы собирались по утрам около Тауэра, поджидая привоза королевы и её мужа в тюрьму».

Всё это происходило в период с 20 ноября по 31 декабря 1853 года. Русские отказались от посылки миссии в Персию 6 января 1854 года, но маховик страхов, подозрений и боязни, что Индия вот-вот уплывёт из рук, был уже запущен на полную мощность. Англия, руководствуясь пустыми страхами (ибо расскажи кто-нибудь о них Нессельроде, Паскевичу и Николаю I — не поверили бы), вступила на тропу войны.

Третьего января 1854 года Лондон заключил союз с Парижем — и Крымская война стала неизбежной.