«Черные дни» японцев: забытые победы русского флота

Держись спокойнее, браток,
На нервы мизерна цена.
Здесь не Европа, а Восток,
И в моде минная война.

Игорь Морозов, «Конвой Талукан-Файзабад»

Чёрный день японского флота

Второго (15) мая 1904 года японский отряд адмирала Насиба вышел на уже ставший привычным патруль по блокаде гавани Порт-Артура. По данным японской разведки, в Артуре на тот момент боеготовыми были только два броненосца — «Пересвет» и «Полтава». Трёх эскадренных броненосцев в качестве главных сил блокадного патруля должно было хватить для предотвращения любых попыток русских помешать идущей полным ходом высадке японских войск.

Как принято говорить в таких случаях, «ничто не предвещало беды» — ну, кроме самого факта идущей войны — когда в 9:55 под килем флагманского «Хацусэ» прогремел мощный взрыв. Построенный британцами из «Армстронга» корабль оказался достаточно крепким, а море — спокойным, что позволило японцам начать спасательные операции и даже попытаться отбуксировать корабль. Но когда броненосец «Ясима» двинулся к повреждённому собрату, чтобы взять его на буксир, раздался второй взрыв, уже под ним самим, а ещё через несколько минут — третий.

Затем на флагманском броненосце сдетонировали артпогреба и он почти мгновенно затонул, унеся на дно половину команды под аккомпанемент беспорядочной пальбы уцелевших японских кораблей по «русской подводной лодке». Второго подранка самураи пытались утащить на базу, но затем стало ясно, что вода прибывает быстрее, чем её откачиваю, — и флот Страны восходящего солнца лишился ещё одного броненосца.

Это был далеко не полный список потерь японцев за сутки. В то же день из-за густого тумана броненосный крейсер «Касуга» протаранил… японский же бронепалубник «Иосино», также быстро затонувший с большей частью команды. Но к этой «победе» русские моряки прямого отношения не имели — в отличие от гибели двух эскадренных броненосцев.

Эта победа стала самым большим достижением русского флота не только в той войне, но и во все последующие.

Ни РИФ, ни пришедший ему на смену советский флот успехов подобного масштаба так и не добились; почти тридцать тысяч тонн боевого тоннажа двух японских броненосцев так и остались непревзойдённым достижением. И этого успеха добились не многочисленные адмиралы, не орудия главного калибра броненосцев, а капитан 2-го ранга Ф. Н. Иванов и его минный заградитель «Амур».

Грузите мины бочками

В деле морского минного оружия Россия могла заслуженно считаться если не самой передовой морской державой, то уж точно стоявшей среди лидеров. Ещё во время Крымской войны русские мины системы Якоби и Нобеля, как считается, преградили путь союзному флоту на Балтике. Всего под Кронштадтом выставили 1865 мин: 474 — конструкции Якоби и 1391 — Нобеля.

Правда, наибольший ущерб они сумели нанести в значительной степени благодаря э-э… слабоумию и отваге второго по значимости офицера британской эскадры контр-адмирала Майкла Сеймура. Бравый моряк решил потыкать в свежевыловленную русскую мину тростью, но не учёл, что вытащенная из родной водной стихии дама — «на взводе» и готова взорваться в любой момент. К счастью для англичан, они, судя по всему, выловили мину системы Нобеля, в которой было три-четыре кило пороха, а не Якоби с её 26-28 килограммами, так что ущерб ограничился ранениями и контузиями собравшихся вокруг матросов и офицеров.

К началу русско-японской войны морские мины, как и способы их установки, значительно усовершенствовались. На основе закупавшихся во время русско-турецкой войны мин системы Герца были разработаны собственные проекты гальваноударных якорных мин.

Что более важно — в России создали специальные корабли и разработали системы для быстрой установки морских мин. Так, в рамках судостроительной программы на 1895–1902 годы были запланированы «Заграждатели для эскадры Тихого океана… 2500 тонн». Первоначально для кораблей планировалась механическая системы постановки мин, разработанная лейтенантом В. А. Степановым для заградителя «Буг», однако в итоге остановились на ручном способе, что потребовало увеличения экипажа на 70 человек.

К 1901 году оба минзага были закончены и спешно отправлены на Дальний Восток с полной загрузкой взрывчатыми «подарками» — на «Амуре» находилось 452 мины, а на «Енисее» — 424. В Порт-Артур корабли пришли в марте 1902 года.

А дальше, как часто бывает в России, начались чехарда, бардак и «копеечная экономия».

Всем было, «в общем», понятно, что два современных минзага представляют собой мощное оборонительное оружие, которое в случае войны в сжатые сроки может превратить воды вблизи крепости в очень опасное для вражеских кораблей место — это даже если не брать в расчёт возможные активные минные постановки у вражеских берегов.

Однако для этого требовались не только сами корабли, но и… мины, значимых запасов которых в Порт-Артуре не имелось.

В 1903 году штаб эскадры разработал план, по которому Талиенванский залив перекрывался минным заграждением. Но поскольку запасы на самих минзагах хотели «приберечь», оказалось, что мин не хватает. Идея запросить 400 мин из Владивостока не нашла отклика в штабе наместника — там решили, что заграждение Талиенванского залива должно выполняться минными транспортами с помощью имевшихся на борту мин, а потом запасы «как-нибудь пополним».

Запрос о втором комплекте мин для минзагов сделали ещё в 1902 году. Седьмого января 1904 адмирал Витгефт в очередной раз осведомился: «А когда же?» и получил ответ: «Тысяча мин заказаны заводу, но так уж и быть, специально для вас 500 мин из имеющихся запасов отправили в Одессу для погрузки на пароход «Смоленск». До начала войны оставалось меньше месяца и, как несложно догадаться, в Порт-Артур эти мины так и не попали. В итоге 400 мин выставили в заливе в начале войны, причём первыми их жертвами стали закончивший постановку «Енисей» и посланный на розыски «японских миноносцев» без точного плана минного заграждения крейсер «Боярин».

Из японских кораблей к жертвам «Енисея» можно присчитать старый парусно-паровой корвет «Каймон», числившийся в японском флоте как «корабль береговой обороны третьего класса». Двадцать второго июня 1904 года взрыв русской мины закончил его карьеру — как и жизни 22 членов экипажа, включая командира.

Успех не по приказу

Первую попытку «достать» японские броненосцы предпринял ещё адмирал С. О. Макаров. После очередного обстрела Порт-Артура японскими броненосцами он приказал выставить минную банку в районе, откуда вёлся обстрел. Постановкой занимался 28 февраля минный транспорт «Амур», а для его прикрытия были выделены крейсер «Баян» и миноносцы «Внимательный», «Сердитый», «Смелый», «Стройный» и «Страшный». Однако вся эта масштабная операция закончилась выставлением к юго-западу от Ляотешанского маяка минной банки… из 20 мин.

Судя по всему, для противника эта суета не осталась незамеченной, и при дальнейших обстрелах японские броненосцы просто не заходили на опасное место. Хотя 17 мая 1904 года, как раз юго-западнее полуострова Ляотешань, подорвался на русской мине и мгновенно затонул японский эсминец «Акацуки». Погибли 23 члена экипажа (включая командира), 36 были спасены другими эсминцами. Впрочем, это могли быть и другие мины, хотя тоже выставленные «Амуром».

Свои выводы сделали и русские минёры. С началом высадки войск японский флот перешёл к ближней блокаде Порт-Артура, чтобы исключить внезапный рейд русских кораблей к месту высадки. На тот факт, что японцы при этом ходили по одному и тому же маршруту, обратили внимание многие офицеры эскадры, но больше всего это заинтересовало командир «Амура», капитана 2-го ранга Ф. Н. Иванова. По его просьбе наблюдательные посты при помощи пеленгов более точно вычертили пусть японской блокирующей эскадры. Однако, учитывая прошлый опыт, это требовалось сделать незаметно для японцев.

Подходящий день настал первого мая, когда дежуривший на сигнальной станции Золотой Горы лейтенант Гадд по собственным наблюдениям и данным с других постов решил, что выход на постановку мин возможен.

Дальше снова началась чехарда с перекладыванием ответственности.

Вступивший в командование эскадрой после гибели Макарова адмирал Витгефт и сам неплохо разбирался в минной войне, о чём даже писал соответствующие статьи. Он, однако же, предоставил выбор времени выхода начальнику подвижной и минной обороны контр-адмиралу Лощинскому. Но Лощинский явно не хотел брать на себя ответственность за выход второго и последнего в Артуре минзага.

Сначала он просто доложил в штаб о благоприятном моменте, на что с флагмана передали: «Начальник эскадры приказал относительно высылки «Амура» руководствоваться местонахождением неприятельских судов». Однако и этого Лощинскому было мало, и, вызвав командира «Амура», он лично оправился к Витгефу с вопросом: «А можно ли?». Вильгельм Карлович был человеком деликатным, поэтому ответил вежливо: «Минная оборона — ваше дело, и если вы находите полезным и удобным, то высылайте». Правда, в приказе «Амуру» было указано, что мины нужно выставить не далее пяти-шести миль от берега.

В большинстве боевых ситуаций подобное «переспрашивание» сыграло бы роковую роль. Но именно первого мая задержка с выходом привела к тому, что японские корабли ушли от места постановки. Предполагалось, что путь для «Амура» протралят сопровождавшие миноносцы. Но когда Иванов приказал увеличить ход с пяти-шести узлов до десяти, сначала у второй, а затем и у первой пары миноносцев оборвались тралы. Неизвестно, произнёс ли в этот момент капитан минзага что-то вроде: «И плевать на их мины», но «Амур» увеличил ход до полного и двинулся к рассчитанному Ивановым месту на пути японской эскадры — в 11 милях от берега.

По воспоминаниям наблюдавшего за морем с высоты 218 лейтенанта В. Н. Черкасова, ему был виден «Амур», а затем полоса тумана, за которой находился японский отряд контр-адмирала Дева. Но ставка Иванова на скорость оправдалась — когда на «Амуре» заметили над туманом дымы японских кораблей, 50 мин были уже выставлены и заградитель шёл к Артуру.

Следующий день, второе мая, стал для вражеского флота «чёрным днём».

Не заплывайте за буйки!

Ещё с одним японским кораблём, ставшим жертвой в этой войне мин, связана одна из «городских легенд» обороны Порт-Артура. Якобы подсмотрев за японским тралением, храбрые русские офицеры втихаря переставили вешки с очищенного фарватера, после чего вошедший в бухту японский крейсер подорвался на своих же минах. Источником этой легенды стал «Порт-Артурский дневник» В. И. Лепко.

Забавно, что всё перечисленное действительно было, просто не в той последовательности, — Лепко писал и редактировал свой дневник после войны и, видимо, не всегда мог проверить свою память по документам.

Согласно же рапорту прапорщика флота Дейчмана, он, командуя наблюдательным постом около бухты Керр, услышал в пять часов утра два взрыва, а когда утренний туман рассеялся, заметил две мачты затонувшего судна. Однако простым наблюдением прапорщик не ограничился — взяв в соседней деревне китайскую лодку, с двумя матросами подошёл к затонувшему кораблю и осмотрел его. Причём в ходе осмотра один из матросов предлагал нырнуть и отвинтить с грот-марса пулемёт, но из-за близости японского патрульного миноносца решили не рисковать. На рассвете следующего дня прапорщик с обоими матросами снова вышел в море и срезал якорные тросы у вешек, выставленных японцами для обозначения прохода в минах.Утопленника в рапорте предположительно назвали крейсером типа «Асама», поскольку ранее с наблюдательного поста видели, как один из этих крейсеров заходил в бухту. На самом деле в бухте Керр погиб не «асамоид», а корабль поменьше — авизо «Мияко» водоизмещением 1800 тонн.

Тем не менее, гибель корабля с 2×120 мм и 8×47 мм пушками, а также с 200 членами экипажа, из которых спаслось всего восемь, тоже была достаточно болезненна для японцев. Но поступок прапорщика Дейчмана к этому отношения не имеет, что нисколько не умаляет храбрости этого офицера: дважды выходить в море, где постоянно есть вражеские патрульные корабли, действительно было значительным риском. Тем более что профессиональным военным моряком он и не был.

Шкипера дальнего плавания Чеслава Болеславовича Дейчмана зачислили волонтёром флота приказом С. О. Макарова от восьмого марта 1904 года. По собственному желанию он перешёл в 5-й Восточно-Сибирский полк, защищавший гору Высокая, получил в командование 6-ю роту и погиб в первом же бою — 16 ноября 1904 года. Что же касается «Мияко», то этот корабль, как и японский миноносец № 48, подорвался на минах, выставленных «Амуром» в феврале 1904 года.

Не только «Амур»…

Боевая карьера самого успешного корабля русского флота закончилась через месяц с небольшим — третьего (16) июня 1904 года при подходе к Голубиной бухте «Амур» коснулся не обозначенного на карте камня и пропорол себе дно. Хотя Иванов сумел довести минзаг до порта, чинить корабль уже не стали — ремонтные мощности порта были загружены более «ценными» кораблями… а кроме того, в Артуре уже не было такого количества мин, ради которого стоило бы восстанавливать минзаг.

Оставшиеся мины выставлялись с эсминцев, на которые по приказу адмирала Витгефа монтировались деревянные направляющие — так называемые «порт-артурские салазки». Первый раз их испытали 22 июля, когда миноносец «Решительный» под началом лейтенанта Рощаковского выставил десять сферических мин в 11 милях от Порт-Артура.

Но самым успешным оказался второй переоборудованный для минирования миноносец — «Скорый» под командованием лейтенанта П. М. Плена. Вечером 20 августа 1904 года он произвёл постановку 16 мин заграждения между островом Кэп и бухтой Лунвантан. На следующий день по ним прошлась пара японских эсминцев из блокадных групп. Не повезло «Хаятори» — он подорвался на мине, разломился пополам и затонул с 20 членами экипажа. А вот однотипный «Харусама» десятого октября подорвался на мине к юго-западу от Золотой горы, но остался на плаву — только восемь человек получили ранения.

Ещё одной «добычей» мин «Скорого» стал «Хейен» — канонерская лодка 1-го класса (хотя в другой стране этот бывший китайский броненосный крейсер с 2640 тоннами водоизмещения и мощным броневым поясом вполне бы удостоился титула монитора или даже броненосца береговой обороны).

Этот подрыв сказался и на сухопутном фронте. Как раз в разгар штурма 1-й японской дивизией горы Высокая один из трёх кораблей капитана 2-го ранга Тадзима, которые должны были поддерживать атаку, оказался на дне морском. На втором — «Сай-иен» — Тадзима отправился искать пропажу, и в итоге обстрелом берега занимался один «Акаги». В итоге японское наступление провалилось, а вскоре русскую мину нашёл и «Сай-иен».

Это уже произвело не просто тактический эффект — первого декабря генерал Ноги направил командующему флотом телеграмму: «Я глубоко благодарен за ту помощь армии, которую оказывал отряд кораблей Соединённого флота, но армия не может более требовать помощи от кораблей, раз они сами подвергаются опасности: что же касается прекращения подвоза контрабанды, то хотя с самого начала было желательно совершенно прекратить её доступ, но можно было бы довольствоваться только такими мерами, при которых драгоценные военные корабли держались бы в безопасном районе».

А напоследок я скажу…

В центре Санкт-Петербурга стоит памятник, посвящённый геройской гибели в бою Русско-японской войны миноносца «Стерегущий». Для тех, кто не в курсе, — в своём последнем бою, сражаясь с превосходящими силами, ни одного японского корабля «Стерегущий» не утопил. Есть и памятник капитану «Варяга» Рудневу. А вот капитан «Амура» Федор Николаевич Иванов памятника так и не удостоился — как и его корабль. Видимо, два броненосца из шести имевшихся на тот момент у Японии — это «маловато будет».

Или же героическая гибель без особого ущерба для врага считается более почётной, чем крупный боевой успех.