«Дядюшка Вилли»: наш человек из гестапо

Разумеется, русского по происхождению и выдававшего себя за немца советского разведчика-нелегала, внедрённого в аппарат эсесовских спецслужб, быть не могло, как говорится, по определению: при вступлении в СС требовалось документально подтвердить арийское происхождение с 1750 года, иметь безупречную характеристику местной ячейки нацистской партии (НСДАП) и рекомендации двух поручителей, а также постоянно жить на одном месте не менее пяти лет. Офицер СС, в отличие от холостяка Штирлица, должен был к 35 годам непременно жениться на чистокровной арийке, чтобы произвести на свет «расово полноценное» потомство.

У берлинского инспектора полиции Вильгельма Лемана детей, правда, не было, но с женой Мартой он прожил больше четверти века. В Лемане не было ничего примечательного: чуть выше среднего роста, голубоглазый, с приплюснутым носом, почти круглой лысой головой, к началу войны уже немолодой (ему было за 60) толстяк, страдавший диабетом и болезнью почек. Коллеги-полицейские дружески звали его «дядюшка Вилли». Он совсем не был похож на экранного Штирлица. Но именно Леман поставлял советской разведке самые секретные документы Третьего рейха. Это был единственный агент разведки НКВД-НКГБ — кадровый офицер-контрразведчик гестапо, IV отдела РСХА.

29 января 1943 года «Бюллетень приказов шефа полиции безопасности и СД» сообщил, что в декабре 1942 года криминал-инспектор Вилли Леман отдал жизнь за «фюрера и рейх».

Однако это сообщение было чистой фальсификацией: Леман не погиб при исполнении служебных обязанностей и не «выпал из поезда во время приступа сахарной комы», как было сообщено его коллегам. Лемана расстреляли в гестапо.

Что же известно об этом человеке?

Вилли Леман родился 30 мая 1884 года в Медеритцше под Лейпцигом в семье учителя гимназии. В 17 лет, после обучения ремеслу столяра-мебельщика, он добровольно пошёл служить на кайзеровский военный флот. Обер-фейерверкер Леман побывал во многих дальних плаваниях, ходил к берегам Африки, был свидетелем Русско-японской войны 1904−1905 годов, в частности героической гибели крейсера «Варяг» и морского сражения при Цусиме.

В 1911 году Леман, прослужив на боевых кораблях 10 лет, ушёл в отставку. В том же году он поступил на службу в прусскую полицию. Вскоре бывший моряк, проявивший способности к полицейской службе, был переведён в контрразведывательный отдел управления полиции Берлина. В годы Первой мировой войны он участвовал в разоблачении и задержании нелегальных агентов Антанты, был награждён Железным крестом 3-го класса.

Леман был в курсе всей переписки отдела, распределял дела между сотрудниками, докладывал начальству о результатах их деятельности, проводил еженедельные совещания с младшими чиновниками, лично вёл особо важные расследования; он присутствовал на дипломатических приёмах с участием иностранных военных атташе, выезжал с ними на манёвры и сопровождал их в поездках по Германии, осуществлял негласное наблюдение за контактами этих иностранцев с германскими гражданами. Фактически Леман был тем человеком, через которого проходили важнейшие нити оперативного руководства прусской полицейской контрразведкой. Хотя ответственные решения принимали руководители более высокого ранга, Леман был посвящён в них, так как во многих случаях организовывал их исполнение.

К сотрудничеству с советской разведкой Леман был привлечён немецким осведомителем НКВД, имевшим кодовое обозначение «A/70». Под этим шифром скрывался бывший сотрудник контрразведывательного отдела управления полиции Берлина криминал-обервахмистр Эрнст Кур, уволенный из полиции в 1927 году. Кур, начиная с марта 1929 года, продавал секретную информацию берлинской резидентуре НКВД. Так как доступ Кура к служебным секретам был ограничен, он привлёк к сотрудничеству с советской разведкой своего коллегу, криминал-ассистента Лемана. Непосредственно вербовкой Лемана занимались берлинский резидент иностранного отдела ОГПУ Борис Берман и его помощник Мориц Вайнштейн. С лета 1929 года Леман начал поставлять информацию советской разведке, в документах которой он стал обозначаться шифром «A/201».

В 1934 году в целях обеспечения безопасности A/201, рассматриваемого советской разведкой в качестве важнейшего источника, руководство иностранного отдела НКВД (ИНО) приказало прекратить его связь с Москвой через A/70. Начальник ИНО Артур Артузов назначил оператором Лемана офицера НКВД Василия Зарубина. В целях усиления конспирации Леману было дано новое условное имя: источник A/201 превратился в агента Брайтенбаха.

Советская сторона ежемесячно выплачивала ему материальное вознаграждение в 580 рейхсмарок. За эти относительно небольшие деньги разведка НКВД в Германии получила доступ к секретнейшей информации, о которой ранее она могла лишь мечтать.

Но не следует считать, что Леман работал только за деньги. Советский разведчик Борис Журавлёв, лично знавший Лемана, утверждал, что Брайтенбах сотрудничал с СССР из-за антифашистских убеждений. «Я и сегодня ни минуты не сомневаюсь, что Брайтенбах работал исключительно на идейной основе. Хоть и кадровый полицейский, он был антинацистом. Возможно, даже именно поэтому. Тем более что, очутившись в гестапо, видел изнутри, насколько преступен гитлеровский режим, какие несчастья он несёт немецкому народу», — рассказывал Журавлёв в интервью писателю Теодору Гладкову. «Да, я иногда передавал ему деньги, поверьте, то были очень скромные суммы, на которые не разгуляешься. Их надо считать не платой за информацию, а лишь своеобразным пособием для приличного существования. К слову сказать, он куда больше радовался продовольственным карточкам, которыми я его снабжал… Я никогда не забуду отчаяния в его глазах при нашей последней встрече за три дня до начала войны. Это были страдающие глаза моего собрата и соратника по борьбе с нацизмом, а не глаза платного информатора. Я и обратился к нему не по псевдониму, а «геноссе» — товарищ», — вспоминал Журавлёв.

Особенной удачей для советской разведки было то обстоятельство, что с весны 1930 года Леман в управлении полиции Берлина отвечал за контрразведывательное обеспечение полпредства СССР. Таким образом, через Лемана НКВД получил доступ к многочисленным ценным документам. Агент Брайтенбах поставлял Зарубину такие секретные материалы, как «Вопросы русского шпионажа», «Разведшкола в Минске», «КПГ и государственная измена», «Советское посольство в Германии».

Начиная с 1932 года наряду с текущими данными берлинской полиции по контрразведке советская внешняя разведка стала получать от Брайтенбаха многочисленные сведения о польских шпионских организациях: в этом году Леман был назначен руководителем польского направления контрразведки. В ноябре 1932 года Брайтенбаху удалось передать советским кураторам весь комплект польских дел, которыми располагала германская контрразведка.

Когда в апреле 1933 года была создана тайная государственная полиция, отдел контрразведки вошёл в эту структуру. Леман, получивший чин криминал-секретаря, возглавил в гестапо группу борьбы с коммунистическим шпионажем. В марте 1933 года Леман посетил берлинскую тюрьму Моабит, где содержался вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман, и сообщил советской стороне, в каких условиях его содержат. Брайтенбах также передал советской разведке список лиц, подлежавших аресту гестапо или высылке, что помогло спасти некоторых из них.

В своём отделе Брайтенбаху удалось похитить компрометирующий Москву материал о разведывательных операциях СССР в Германии и их поддержке немецкими коммунистическими группами.

В гестапо Леман был вне подозрений: 20 апреля 1934 года, в день рождения Гитлера, он был принят в СС и даже вступил добровольцем в 44-й берлинский штурмовой отряд СС. Летом 1934 года Брайтенбах сообщил НКВД подробности путча Рема. На основе этой информации нарком внутренних дел Ягода разработал для Сталина подробный доклад о «Ночи длинных ножей».

В 1934 году Леман был переведён в отдел III-F управления гестапо Берлина. Под руководством Гюнтера Патшовского Леман в ранге окружного криминал-секретаря отвечал за обеспечение защиты военных предприятий от иностранного шпионажа. Таким образом в распоряжение советской разведки попали обширные материалы по германской военной промышленности.

В 1935 году Брайтенбах получил доступ к информации о сверхсекретной германской программе ракетостроения, которой руководил Вернер фон Браун. Леман принимал участие в испытаниях 1,5-тонного жидкостного двигателя для ракеты A-3 на полигоне Куммерсдорф в 40 км юго-западнее Берлина. «В лесу, в отдалённом месте стрельбища, устроены постоянные стенды для испытания ракет, действующих при помощи жидкости. От этих новшеств имеется немало жертв. На днях погибли трое», — докладывал Брайтенбах.

Доклад об этом испытании Зарубин немедленно передал в Москву.

В мае 1936 года Леман сообщил дислокацию пяти секретных полигонов для испытания новых видов оружия, в том числе особо охраняемого полигона в лагере Дебериц близ Берлина. В июне того же года. от Брайтенбаха поступило подробное описание системы мощных укреплений, сооружаемых вдоль польско-германской границы и включавших обширную зону затопления.

В том же году руководству СССР были направлены новые сообщения Брайтенбаха, который докладывал о создании фирмой «Хорх» бронетранспортёра; о новом цельнометаллическом бомбардировщике фирмы «Хейнкель»; о новом цельнометаллическом истребителе; о специальной броне, предохраняющей самолёт от пуль и осколков снарядов; об огнемётном танке, о зажигательной жидкости. Леман также информировал советскую разведку о том, что на 18 судоверфях Германии начато строительство подводных лодок, предназначенных для операций на Балтике и в Северном море.

Поток поступавшей от Брайтенбаха информации застопорился лишь в 1936 году, когда в гестапо поступил донос, согласно которому Леман на рубеже 1920−1930-х годов придерживался антифашистских убеждений. Было проведено служебное расследование, ознакомившись с результатами которого Мюллер вынес вердикт: прекратить дело «за недоказанностью вины». Подозрения с «дядюшки Вилли» были сняты.

Чтобы окончательно их рассеять, Леман 1 мая 1937 года вступил в нацистскую партию, получив членский билет № 5920162. Когда четырём офицерам тайной государственной полиции, которые были признаны лучшими сотрудниками своего ведомства, были вручены портреты фюрера с его автографом и почётные грамоты, среди награждённых был и Вильгельм Леман.

Работа «одного из лучших сотрудников» центрального аппарата гестапо на Советский Союз продолжалась. Особую ценность для Москвы имели полученные от Брайтенбаха секретные материалы о новом вооружении вермахта — танках, боевых самолётах, подводных лодках и даже о химическом оружии. Леман сообщил об особых мерах режима секретности, введённых гестапо для охраны государственной тайны в области разработки и производства новых видов вооружений. Однако эти меры не помешали ему продолжать добывать секретную информацию о военном потенциале Германии. В феврале 1937 года он передал информацию о строительстве нового секретного завода по производству боевых отравляющих веществ. Ему удалось снять копию с секретной инструкции, в которой перечислялись 14 видов новейшего вооружения, разрабатываемого для вермахта. В том же 1937 году Леман передал Зарубину экземпляр доклада «Об организации национальной обороны Германии», имевшего гриф «Особой важности, только для высшего руководства».

Сталинские чистки в СССР негативно сказались на деятельности Лемана. Зарубин, единственный кадровый советский разведчик в Берлине, лично знавший Брайтенбаха, был в начале 1937 года отозван в Москву, обвинён в сотрудничестве с гестапо и едва избежал расстрела. Контакт советских спецслужб с Брайтенбахом полностью прекратился. Леман был крайне обеспокоен создавшейся ситуацией: «Как раз когда я мог бы заключать хорошие сделки, тамошняя фирма совершенно непонятным для меня образом перестала интересоваться деловой связью со мной». К этому времени материалы Брайтенбаха и переданные им советской разведке секретные документы составляли, по меньшей мере, 14 томов.

Советской внешней разведке, серьёзно ослабленной репрессиями (из 450 сотрудников ИНО, включая и загранаппарат, в 1937—1938 годах были репрессированы 275), не удавалось восстановить связь с Брайтенбахом. И в конце июня 1940 года Леман был вынужден совершить крайне рискованный шаг. Он опустил в почтовый ящик советского полпредства в Берлине адресованное военному атташе письмо, в котором просил возобновить с ним контакт: «В ином случае продолжение моей работы в гестапо становится бессмысленным».

Так Леман восстановил разорванную связь, прекрасно сознавая, что в случае разоблачения ему грозит не просто увольнение со службы, а мучительные пытки и неминуемая казнь.

Леман регулярно снабжал своего нового оператора Александра Короткова, а с начала 1941 года — Бориса Журавлёва — материалами о предстоящем нападении Германии на СССР. Брайтенбах передавал, что в абвере в срочном порядке укрепляют подразделение для работы против России, а в госаппарате проводятся мобилизационные мероприятия. Но Москва придавала мало значения этим сообщениям. 19 июня 1941 года Брайтенбах, вопреки всем правилам конспирации, позвонил по телефону прямо в советское полпредство и потребовал немедленной встречи. Вечером того же дня на окраине Берлина состоялась встреча Журавлёва с Леманом, ставшая последней. Леман сообщил, что германское нападение на СССР начнётся 22 июня 1941 года в 3 часа утра. В тот же вечер эта важнейшая информация была передана в Москву. Но предупреждение Брайтенбаха, как и другие аналогичные сигналы, не произвело впечатления на Сталина, считавшего, что летом 1941 года Германия на СССР не нападёт, а информация о подготовке этого нападения является возможной провокацией.

Утром 22 июня 1941 года войска охранного батальона СС оцепили здание советского полпредства на улице Унтер-ден-Линден в Берлине. Контакты советской разведки с Брайтенбахом прекратились окончательно.

Москва попыталась восстановить контакт в 1942 году, послав в Берлин двух агентов из бывших немецких солдат — Франца (Альберт Хесслер) и Бека (Роберт Барт). Оба были выслежены гестапо и арестованы. Если Хесслер отверг любое сотрудничество с германской контрразведкой, то Барта ей удалось перевербовать. Его стали использовать в радиоиграх против Москвы. 14 октября 1942 года Барт передал в Центр условный знак, означавший, что он работает под контролем противника. Однако Центр не обратил на этот сигнал внимания и продолжал считать Барта свободным. Полагая, что операция идёт по плану, 4 декабря 1942 года Центр радировал «Беку» пароль для встречи с Брайтенбахом, а также его адрес и номер телефона.

Утром 11 декабря 1942 года квартирный телефон Лемана № 44−36−42 зазвонил. Леман снял трубку. Неизвестный ему голос на другом конце провода назвал пароль и назначил встречу. Когда Леман вышел из своей квартиры по аллее Пренцлауэр, 137, он был арестован. После допросов, которыми руководил лично шеф гестапо Мюллер, Брайтенбах в конце декабря 1942 года был расстрелян.