Франсуа Вийон: смех и слезы поэта французского Средневековья

Насмешка судьбы: о жизни Вийона мы можем судить либо по бесстрастным судебным архивам, либо по его собственным пристрастным стихам, большинство из которых сочинены «на случай», а то и вовсе – в ожидании наказания за совершенные им преступления. Неспроста собрат по поэтическому цеху Осип Мандельштам скажет о нем пять с лишним веков спустя:

   Рядом с готикой жил озоруючи.
   И плевал на паучьи права
   Наглый школьник и ангел ворующий,
   Несравненный Виллон Франсуа.

Франсуа Вийон родился в апреле 1431 года (или годом позже), когда Франция была оккупирована английскими войсками. Месяц спустя казнят Жанну д’Арк. Казалось бы, поэт должен был слагать пафосные гимны во славу Родины. Но нет, с юных лет Вийон ступил на скользкую дорожку, и патриотизму в его жизни места не нашлось. Настоящее имя отпрыска обнищавшего дворянского рода – Франсуа де Монкорбье (или де Лож), а фамилию Вийон он получил, когда остался сиротой и был усыновлен своим родственником, парижским священником Гийомом Вийоном. Тот вырастил и воспитал Франсуа, став ему, по признанию поэта, «больше чем отцом». Отчим, по всей видимости, и пристроил подростка на подготовительный факультет искусств Сорбонны. Через шесть лет тот сдает экзамен на бакалавра, а еще через три года – получает степень магистра, дающее ему право преподавать или проповедовать.

Ни того ни другого он делать не стал, как не стал и учиться дальше, на богослова, что обеспечило бы ему безбедную жизнь. Причина стара как мир: от природы Вийон был ленив и предпочитал довольствоваться тем, что есть. Более того, ко всему на свете, в том числе и к знаниям, он относился с пренебрежением. Вся его поэзия отмечена сарказмом и гротеском, причем часто он обращал их на самого себя:

   Будь я прилежным школяром,
   Будь юность не такой шальною,
   Имел бы я перину, дом
   И спал с законною женою...
   О, Господи, зачем весною
   От книг бежал я в кабаки?!
   Пишу я легкою рукою,
   А сердце рвется на куски...

Впрочем, уже с юных лет поэтический дар Вийона был и замечен, и отмечен. Студентом он принял участие в поэтических турнирах в доме одного парижского аристократа, сочинив в том числе и брачную песнь, в которой виртуозно зашифровал акростихом имя супруги хозяина, к вящему того удовольствию.

Тогда же имя Вийона попадает в полицейские хроники. Сперва по довольно забавному поводу: он с товарищами воровал вывески с городского рынка, а из владений некой мадам Брюйер утащил межевой камень, чтобы использовать его в шуточных ночных ритуалах с песнями и плясками. Мадам обратилась в суд, и виновных школяров обязали на коленях вымаливать прощение у своих наставников. Это было только начало. В июне 1455 года Вийон совершил убийство. Во время ссоры (по всей видимости, из-за женщины) подвыпивший парижский клирик Филипп Сермуаз ударил Вийона ножом и рассек ему губу – впоследствии этот шрам как свидетельство нападения спасет поэта от казни. Защищаясь, Вийон легко ранил соперника кинжалом, а затем, пытаясь спастись бегством, швырнул в него камень – и угодил прямо в голову! Отбив таким образом атаку, он поспешил к цирюльнику зашивать рану. Удар оказался смертельным – Сермуаз умер спустя два дня. Это грозило Вийону виселицей, и он вынужден был бежать из Парижа. И совершенно напрасно, поскольку в результате расследования выяснилось: молодой человек защищал свою жизнь, к тому же именно его соперник учинил поножовщину. Увы, акт о королевском помиловании вышел только в начале следующего года, а те семь месяцев, которые Вийон провел в бегах, круто изменили судьбу невольного убийцы. Связавшись с нехорошей компанией, уже по собственной воле он поучаствовал в двух грабежах. А вернувшись в Париж, засветился в новом ограблении и, разделив добычу с подельниками, бежал вновь.

Поэт скитался, перебиваясь случайными заработками и грабежами, и лишь при случае находил стол и ночлег в замке, сочинив по заказу хозяина нечто из ряда вон

Так начались долгие скитания поэта-бродяги, и никто не знает, как и когда они окончились. Спорадически имя Вийона всплывает в судебных документах. Известно, что, прежде чем через пять лет вновь вернуться в Париж, поэт исходил всю Францию – от Ла-Манша до Лазурного Берега, примкнув к шайке разбойников. Об этом опыте Вийон оставил своеобразное поэтическое свидетельство – несколько баллад, написанных на воровском жаргоне, которые французские филологи до сих пор не в силах расшифровать. Впрочем, биографы не склонны объяснять мытарства Вийона врожденной склонностью к пороку, вовсе нет: в закоренелого вора он так и не превратился.

Дело в другом: Вийон настойчиво искал признания своего поэтического дара, но постоянно терпел неудачу. Нет сомнений в том, что он легко бы мог стать поэтом при дворе какого-нибудь суверена, но это означало бы добровольное рабство, поскольку даже такая с виду престижная и сытая должность имела в те времена статус лакейской. Вот и вынужден был нищий, зато свободный поэт скитаться, перебиваясь случайными заработками, воровством, грабежами и лишь изредка находя стол и ночлег в замке, сочинив по заказу хозяина нечто из ряда вон. Как, например, знаменитую «Балладу поэтического состязания в Блуа» для герцога Карла Орлеанского. Вряд ли это было в полном смысле слова состязание, скорее, простая запись на заданную тему в альбоме его высочества. В нашем случае герцог хотел услышать шутку по поводу сочиненного им парадокса: «От жажды умираю над ручьем», а получил философскую исповедь:

   От жажды умираю над ручьем.
   Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
   Куда бы ни пошел, везде мой дом,
   Чужбина мне – страна моя родная.
   Я знаю все, я ничего не знаю...

Биографы почти уверены, что гонорара за свою балладу Вийон от Карла, увы не дождался. Недаром же есть там и такие строки:

   Отчаянье мне веру придает.
   Я всеми принят, изгнан отовсюду...

Любопытно, что вийоновские парадоксы через 500 лет вдохновили Булата Окуджаву – он построил на них свою «Молитву Франсуа Вийона» («Пока Земля еще вертится...»). Несмотря на то, что многие сочли это стихотворение удачным переводом с французского, отсылка к имени поэта была всего лишь попыткой избежать советских цензурных гонений: все «божественное» в то время было под запретом.

Скитания продолжаются. Новые аресты (часто по оговору), тюрьмы, амнистии, стихи... Темница в Орлеане, угроза виселицы в Мён-сюр-Луаре... Порочный круг. Поэзия Вийона теряет легкость и веселость, обретая мрачность и трагизм:

   – Кто там стучится? – Я. – Кто это «я»?
   – Я, Сердце скорбное Вийона-бедняка,
   Что еле жив без пищи, без питья,
   Как старый пес, скулит из уголка.

По некоторым данным, Вийон тяжело болел, возможно чахоткой. В конце 1461 года он возвращается в Париж и меньше чем через год попадает в тюрьму по подозрению в краже. Доказательств нет, и его выпускают... чтобы арестовать снова. На сей раз поводом стала потасовка, затеянная его приятелями, в которой сам поэт участия не принимал. Тем не менее приговор гласит: повесить! Именно тогда-то он и пишет свое знаменитое четверостишие:

   Я – Франсуа, чему не рад,
   Увы, ждет смерть злодея,
   И сколько весит этот зад,
   Узнает скоро шея.

Но Вийону и тут везет. В ответ на его апелляцию 5 января 1463 года Парламент постановил: «Судом рассмотрено дело, которое ведет парижский прево по просьбе магистра Франсуа Вийона, протестующего против повешения и удушения. В конечном итоге эта апелляция рассмотрена, и ввиду нечестивой жизни вышеозначенного Вийона следует изгнать на десять лет за пределы Парижа». 8 января поэт покидает столицу, и больше о его судьбе не известно ничего.

Правда, спустя полвека другой Франсуа, Рабле, напишет в «Гаргантюа и Пантагрюэле», будто бы пожилой Вийон поселился в одном из монастырей в Пуатье, где вновь умудрился проявить свой буйный нрав. Якобы он, рассорившись с монастырским ризничим, напугал того буквально до смерти. Биографы полагают, впрочем, что эту историю Рабле выдумал.

Принято считать, что Франсуа Вийон умер не позднее 1491 года. Однако неудачи продолжали преследовать бедолагу и после смерти. Первая публикация его баллад изобиловала такими чудовищными ошибками, а несколько последующих настолько их усугубили, что долгое время он слыл всего лишь бродягой, сочинявшим от нечего делать «скабрезности и остроты». Лишь два века спустя Никола Буало начнет с имени Вийона свое знаменитое «Поэтическое искусство», объявив его величайшим новатором. А затем наступит новое двухвековое забвение, которое уже окончательно прервется благодаря поэтам-романтикам в начале XIX столетия.