Хрущев против рабочих: «Новочеркасский бунт»

Первая половина 60-х в СССР спустя полвека выглядит идиллической эпохой. Оттепель, Гагарин, Куба, споры «физиков и лириков», «Операция Ы» и «Понедельник начинается в субботу». Искренняя вера в прогресс и коммунизм.

И посреди этого всего — жуткий массовый расстрел протестующих рабочих.

Аномалия? Увы, нет. Закономерность. И вот почему.

Хулиганы против милиции

Советское общество рубежа 50-х и 60-х состояло отнюдь не только из спорящих о Стругацких и Вознесенском интеллигентов. Бо́льшую его часть составляли рабочие, многие из которых ещё вчера жили в колхозах. В это время происходил взрывной рост городов, а сельское население начало численно уступать городскому.

В любом обществе первая пара поколений горожан-рабочих — самая проблемная среда. Над ними уже не довлеет авторитет сельской родни и традиций — а «правила города» ещё выглядят чуждыми.

Работа тяжёлая, платят мало. С развлечениями плохо, с бытом ещё хуже. Зато доступна выпивка и есть привычка драться.

Новые горожане везде склонны решать проблемы кулаками. В СССР начала 60-х на это наложились послевоенное сиротство, бытовая неустроенность — до массового строительства «хрущёвок» жили в бараках и коммуналках — и влияние криминальных норм. Слишком много людей прошли лагеря и принесли на волю «блатные понятия».

С серьёзным криминалом милиция боролась успешно, но уровень бытового насилия зашкаливал.

Историк Владимир Козлов в работе «Массовые беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе» показывает общество, больше похожее на «Банды Нью-Йорка», чем на «Понедельник начинается в субботу».

Да и образы Труса, Балбеса и Бывалого вместе с Волком из «Ну, погоди!» становятся понятнее.

Хулиганство было массовым и повсеместным. Молодёжь, пролетарии и тем паче люмпены много пили и мало сдерживались. У них были свои представления о социальной справедливости.

Авторитет милиции был на низшей точке. То и дело из ниоткуда собиралась толпа, пытающаяся отбивать «несправедливо» задержанных и бить милиционеров. Часто её останавливала лишь стрельба в воздух — а то и на поражение. Но и это порой приводило не к разгону толпы, а к погромам милицейских участков и даже к убийствам милиционеров. В рабочих городках доходило до захвата улиц хулиганами, творившими что заблагорассудится, пока правоохранители прятались и ждали подкрепления.

Что злило советских рабочих?

Эту взрывоопасную среду с начала 60-х всё больше злила политика властей. И злило её зачастую совсем не то же, что либеральную интеллигенцию и студентов больших городов. Требования демократии и прав человека пролетариев не занимали.

«Социальный контракт» эпохи Хрущёва гласил: вы слушаетесь и работаете, а государство берёт на себя задачу повышения вашего уровня жизни.

Поначалу люди были готовы мириться со многим, веря, что это принесёт им лучшую жизнь.

Вот только с ней как-то не срасталось. Денежная реформа 1961 года сожгла сбережения. Непродуманная децентрализация экономики, кукурузные и целинные эксперименты так и не дали нужных прорывов. Дезорганизация хозяйства стала приобретать опасные масштабы.

С начала 1962 года ужесточились проблемы со снабжением городов продуктами питания. Рабочие руки хлынули из колхозов на заводы и стройки, производство продовольствия не поспевало за ростом городского населения. Ситуацию усугубляли искусственно низкие цены на еду, не покрывавшие даже затрат на её производство. А ведь зарплаты были небольшими — люди не считали цены низкими, никак не связывая их с быстро растущим дефицитом и пустыми полками.

В Кремле хорошо понимали, что народу это не понравится, — ситуация становилась опасной. Для спасения экономики было решено повысить цены. С первого июня 1962 года мясо и масло становились дороже сразу на треть. Традиционно объявили, что осуществляется это «по просьбам трудящихся».

Трудящиеся, и без того закипавшие от недовольства, ничего такого не просили. Напротив, как раз накануне решения число обращений к властям с требованиями снизить цены быстро росло.

Хуже того, в целях выправить экономический баланс в политбюро решили повысить нормы трудовой выработки при тех же зарплатах. Уж очень низкой была производительность труда — а нарастить её за счёт новых технологий, профессионализма и культуры производства не получалось.

Помимо цен и дефицита рабочих возмущал образ жизни и потребление партийно-хозяйственных элит.

Откуда у сына главы райкома партии новёхонькая машина — на которую пролетарию надо копить годами? И почему на это наплевать органам, хотя «все знают»?

Какое отношение это всё имеет к коммунизму — о котором на собраниях дежурно рассказывают эти же самые зажравшиеся физиономии?

Всё чаще тут и там начинались разговоры о пьющей народную кровь «советской буржуазии», которую «развёл Хрущёв». В архивах МВД и КГБ сохранилась масса материалов о том, что по этому поводу говорили рабочие, составлявшие в это время львиную долю привлечённых «за антисоветчину». Количество зафиксированных органами «враждебных проявлений» уже в первом полугодии 1962 года в два-три раза превысило уровень 1961-го. Страна закипала, и успокоить людей не помогали ни Гагарин, ни Куба, ни всё больше раздражавшая эксцентричность Никиты Сергеевича.

Новочеркасский взрыв

Объявление о росте цен и норм выработки первого июня 1962 года вызвало глухое раздражение по всей стране, зафиксированное всевидящими «органами». Почти везде дело ограничилось болтовнёй. Максимум — рукописными листовками и попытками создать подпольные организации.

Кроме Новочеркасска.

Его электровозостроительный завод был проблемным предприятием. Устаревшая материальная база, плохие условия труда, низкие зарплаты. Хорошие работники здесь не задерживались, зато люмпены и бывшие зеки прибивались в количествах. Завод бурлил протестом уже весной 1962 года, пытался бастовать, одной из последних капель стало массовое отравление в одном из цехов.

К маю перебои с питанием в Новочеркасске достигли таких масштабов, что даже купить картошку стало трудно. Очереди за ней занимали с ночи, кому-то приходилось есть шелуху.

Вечером 31 мая рабочим завода сказали, что за те же деньги работать они теперь будут больше. А утром добавили, что решением мудрой партии ещё и дефицитные мясо с маслом стали на треть дороже.

Первыми возмутились рабочие сталелитейного цеха, к ним присоединились другие — и вот уже перед заводоуправлением бушевала толпа.

Неизвестно, знал ли директор Курочкин историю Франции. Видимо, не очень, иначе вряд ли умудрился бы воспроизвести фразу Марии-Антуанетты, по легенде, взорвавшую Париж.

Королева советовала не имеющим денег на хлеб подданным есть пирожные. Директор предложил лишающимся денег на мясо рабочим перейти на пирожки с ливером.

Пролетарии прониклись заботой начальства так, что Курочкин едва сумел унести ноги. Его и до того «очень любили» за хамство, надменность и нежелание слушать подчинённых, но от пирожков с ливером злость прорвалась наружу.

Заревел тревожный гудок, завод встал. На стальной опоре повесили заметную издалека надпись: «Мяса, масла, повышения зарплаты!».

Толпа протестующих выросла до четырёх тысяч. Они перекрыли железную дорогу, остановили и слегка разгромили поезд «Саратов-Ростов», написали на паровозе «Хрущёва — на мясо!» и от избытка чувств и алкоголя едва не сожгли в топке главного инженера завода. Потом устроили митинг с призывами к всеобщей забастовке: «Нас поддержат Ростов, Шахты, Таганрог!»

Руководству города стало ясно, что назревает что-то очень плохое. Полутора годами ранее, в январе 1961 года, конфликт на рынке привёл к массовым беспорядкам в Краснодаре. Тогда протестующие разнесли и разграбили крайком партии, избили милиционеров и чиновников и даже звонили по захваченной спецсвязи в Кремль с требованиями «подать сюда Хрущёва». Летом 1961 года массовые беспорядки вспыхивали в Муроме, Александрове, Бийске.

Теперь и повод, и размах были в разы более серьёзными.

Армия вступает в дело

В Москву помчались звонки. Верховное руководство страны во главе с Хрущёвым сразу осознало масштаб проблемы. На экстренном совещании с главами вооружённых сил, МВД и КГБ СССР Никита Сергеевич поставил силовым ведомствам задачу подавить «антисоветский бунт» в кратчайшие сроки любыми методами. К этому времени от былого «радетеля за народ» мало что осталось: эксперименты провалились, экономика сыпалась, страна закипала — Никита Сергеевич был готов делать что угодно, чтобы всё не рухнуло окончательно.

В Новочеркасске партийное руководство при поддержке милиции и КГБ прибыло на завод — но оказалось в блокаде в заводоуправлении. Толпа ворвалась в здание, побила сотрудников, сбросила портрет Хрущёва и разгромила часть помещений.

Начальники рискнули выступить с балкона. Главы обкома Басова хватило лишь на повторение установок центра про «вам полагается меньше есть и больше работать». Это лишь разожгло протест. Басова освистали.

Высунувшегося было директора Курочкина закидали тяжёлыми предметами и прогнали в недра кабинетов.

Вечером две сотни милиционеров и дружинников попытались разогнать толпу на заводе и освободить руководство, но рабочие разогнали их самих, а некоторых избили. На митингах звучали всё более радикальные идеи — вплоть до захвата телеграфа и клича по всей стране с призывом свергать правительство. Отправили делегацию на электродный завод и газостанцию, попытались поднять их рабочих.

После бегства милиции прибыли солдаты на БТР. Они послушали ругань с криками про «фашистов», поездили у баррикад на проходных и уехали под улюлюканье толпы. Пока они отвлекали протестующих, сотрудники КГБ и армейские разведчики Шапошникова проникли в заводоуправление под видом рабочих и эвакуировали начальников, переодев их в пролетариев.

Второй раз военные приехали уже рассеять толпу — но были окружены и вынуждены отступить. Рабочие перевернули автомобиль с громкоговорителем, водителю сломали руку. Из заводоуправления вытащили портреты Хрущёва и торжественно сожгли.

В Новочеркасск срочно вылетела делегация ЦК партии во главе с Козловым и Микояном — и примкнувшим к ним бывшим главой КГБ Шелепиным.

Ночью Шапошников выставил на мосту через реку Тузлов танки и БТРы, чтобы не пустить толпу в центр города. Мотострелки в третий раз двинулись на завод, теперь в большем числе и при поддержке танков. В темноте и суматохе под крики о том, что кого-то задавили, толпа пыталась сопротивляться и даже ломать танки, но была рассеяна. Двадцать два протестующих задержали.

Утром пролетарии обнаружили на заводе солдат и офицеров при оружии, требующих от них вернуться к работе. Трудиться под прицелом автоматов и танковых пушек рабочие отказались. И решили под красным знаменем и портретом Ленина двинуться на центр города.

С начала и до конца событий сколько-то выраженных лидеров у протестующих не было, не нашли их и следователи. «Просто накопилось».

Толпа выдвигала то одного, то другого оратора и делала то, что нравилось большинству, время от времени переходя к бурным спорам и дракам. Некоторые от новостей о росте цен и норм ещё с утра набрались алкоголя — и чем дальше, тем больше усугубляли.

Лозунги имели диапазон от «Сталина на вас нет, буржуи толстопузые» до «долой продавших Россию большевиков». В толпе одновременно требовали вешать коммунистов — и бороться за настоящий коммунизм с угнетающими рабочий класс «начальниками-буржуинами».

Военные и катастрофа

Узнав утром, что протест продолжился, Хрущёв приказал подавить его силой. Командующий округом Плиев поставил Шапошникову задачу применить танки по назначению. Шапошников отказался, заявив, что «не видит перед собой противника, которого следовало бы атаковать танками». Более того, он приказал войскам сдать боеприпасы зампотехам.

Впрочем, опыт беспорядков 1961 года показал, что толпа может разнести всё, что ей подвернётся под руку. Солдаты взяли под охрану важнейшие здания города.

Через мост хлынули тысячи протестующих. Танки и солдаты их не остановили — Шапошников категорически запретил стрелять, не желая стать прямым виновником массового убийства. Бунтовщики просто перелезли через боевые машины или обошли их через броды.

За рекой, в центре, толпа выросла за счёт сочувствующих горожан. Рядом с пролетариями появлялось всё больше женщин и детей. И заодно маргиналов, увидевших повод пограбить или свести счёты. По мере движения к центру города колонна становилась всё агрессивнее. Вскоре толпа показалась на центральной площади у горкома партии — откуда обсуждавшее ситуацию партийное начальство немедленно эвакуировалось на ближайшую военную базу.

Председатель горисполкома попытался с балкона выступить перед народом — но был освистан и обращён в бегство. Толпа стала требовать, чтобы перед ней выступил лично Микоян. Когда этого не произошло, люди смяли немногочисленную охрану, ворвались в горисполком и начали его крушить, избивая попавшихся чиновников, милиционеров и сотрудников КГБ.

Один из протестующих вынес на балкон оставшиеся от трапезы представителей ЦК тарелки с дефицитными колбасой и сыром — «посмотрите, товарищи, как они жируют на нашем горбу!».

Толпа разъярялась всё больше. Стали ругать уже Ленина.

У самых безбашенных возникла идея отбить арестованных и завладеть оружием. Стали штурмовать отделение милиции, в его коридорах завязалась драка. Заодно напали на банк — охранявшие его солдаты убили одного из атакующих. У военных, защищавших вверенные объекты, пытались отбирать оружие. Ситуация стремительно выходила из-под контроля.

На место событий прибыли начальник новочеркасского гарнизона генерал Олешко и 50 автоматчиков внутренних войск. Они оттеснили протестующих от разгромленного здания горкома и выстроились в цепь. Генерал вышел на балкон и потребовал у толпы разойтись.

Его проигнорировали. Олешко приказал дать предупредительный залп в воздух.

Толпа отшатнулась. Зазвучали крики, что они не рискнут стрелять в народ и это холостые. Протестующие снова двинулась на солдат.

Генерал Олешко приказал дать второй залп в воздух.

Дальнейшее представляет загадку по сей день. Потому что под второй залп в толпе стали падать убитые и раненые.

Бойня

Кто стрелял?

Подоплёка происходившего со стороны властей и силовиков до сих пор недоступна историкам. Если документы не были уничтожены, они до сих пор находятся под грифом секретности.

Открытые данные скупы и противоречивы и больше похожи на попытки прикрыть тылы задним числом.

По официальной версии, солдаты отреагировали стрельбой на попытки отбирать у них автоматы. Есть данные, что Олешко вообще не приказывал стрелять, а пытался остановить солдат. Другие утверждают, что огонь на поражение был вполне организованным и целенаправленным. Третьи считают, что под грохот второй серии предупредительных выстрелов был открыт огонь с крыш и чердаков загадочными людьми в гражданском, вроде бы имевшими при себе несколько снайперских винтовок и два пулемёта. Называют даже возможных исполнителей: девятое управление КГБ СССР, отвечавшее за охрану руководителей КПСС и советского правительства. Они были обязаны прибыть на место вместе с представителями ЦК.

Точно известно одно: по протестующим начали стрелять на поражение. Толпа пришла в панику и рассеялась, оставив на площади убитых и раненых.

Точное число жертв неизвестно до сих пор. Только «официальных» раненых было 70 человек, убитых — 26. От стрельбы по толпе погибли не только протестующие, но и случайные прохожие, и даже парикмахерша за работой. Как минимум один ребёнок погиб — хотя очевидцы рассказывали о нескольких детских трупах, «падавших с дерева, куда они залезли посмотреть».

Погибших погрузили в грузовики и ночью зарыли на кладбищах в чужих могилах. Площадь не удалось быстро отмыть от крови — её срочно закатали новым асфальтом.

Последствия

Протесты прекратились не сразу. По всему Новочеркасску ещё сутки то и дело возникали стихийные выступления с призывами сопротивляться и бороться — но люди были слишком напуганы и вскоре всё стихло.

«Органы» взяли город в информационную блокаду. Письма тотально перлюстрировались, радиопередачи глушились срочно присланными установками. Власти опасались — и имели на это все основания — распространения событий на другие города СССР, из которых КГБ и МВД докладывали о подобных настроениях.

Скрыть произошедшее удалось: несмотря на пристальный интерес, на Запад сведения о расстреле проникли поздно и обрывочно. К тому времени недовольство стихло и влияния на стабильность в СССР сообщения «голосов» не оказали. Да и рабочие, составлявшие ядро протеста, их не слушали.

Начались аресты и допросы. Подозреваемых хватали на улицах и засовывали в машины или «брали» ночью по методу 30-х годов. На закрытых судебных процессах вынесли семь смертных приговоров, 105 человек отправили в колонии строгого режима. Со всех участников событий со стороны властей взяли подписки о неразглашении под страхом высшей меры.

За этим следили до самого конца СССР. Генерал Шапошников попытался воспользоваться своей репутацией и статусом Героя, поднимая вопрос о произошедшем в письмах в разные инстанции. В ответ его уволили из вооружённых сил, исключили из партии и открыли уголовное дело за антисоветскую пропаганду — заменённое неофициальной опалой до самой перестройки.

Почему Новочеркассков больше не было?

После Новочеркасска волна напряжённости пошла на убыль. Власти стали действовать аккуратнее, чаще пресекать вспышки недовольства не силой, а компромиссом. К 1964 году КГБ и МВД сообщали о быстром снижении массовой протестной активности и народного недовольства.

Затем «сняли» Хрущёва. При Брежневе руководство СССР предпочитало ещё более внимательно относиться к желаниям трудящихся, старательно избегая конфликтов. Сами рабочие всё больше остепенялись, переселялись в «хрущёвки» и были всё меньше склонны к протесту и насилию. В экономике начались реформы Косыгина, а вскоре поток устремившихся в Европу западносибирских углеводородов позволил надолго закрыть «дыры» советской экономики, отложив болезненные и «идеологически сомнительные» реформы до середины 80‑х.

С 1968-го по 1982 год советским органам власти ни разу не пришлось применять оружие против протестующих. А с 1969 по 1976 год не было отмечено ни одного случая массовых протестов. Эта эпоха спокойствия и вытеснила из массовой памяти напряжённость начала 60‑х.

Кто виноват?

Скорее всего, стрельбу начали вполне сознательно. И приказ об этом мог прийти только с самого верха. Тем более, что Хрущёв ещё с утра требовал применить оружие для разгона бунтовщиков. Даже если огонь был открыт случайно — это сочли правильным, и ответственности никто не понёс.

Стоит сказать, что особым «советским зверством» это не было. В 60-е годы, увы, массовые убийства протестующих случались и в капиталистических странах первого эшелона. Достаточно вспомнить Парижский погром 1961 года, когда полиция убила десятки протестовавших против войны в Алжире, расстрел демонстрации студентов-пацифистов в Кентском университете США или подавление десантными частями восстания 1967 года в Детройте.

Тогда огонь по безусловно агрессивной толпе, громящей органы власти и избивающей правоохранителей, был частью «правил игры» во всём мире.

Были ли у рабочих Новочеркасска основания для протеста? Безусловно. Самые веские.

Были ли у властей основания стрелять к тому моменту, когда толпа разнесла горком, пыталась захватить банк и отделение милиции, отбирать автоматы у солдат? Увы, да.

Проблема была в отсутствии нормальной коммуникации. Рабочие могли месяцами выдвигать законные требования, которые игнорировались, — а самые активные рисковали оказаться «врагами советской власти». Если бы с протестующими начали диалог и поиск компромисса — а не рассказывали про пирожки с ливером и не требовали «принять волю мудрой партии и заткнуться», — всё могло пройти цивилизованнее и без жертв.

Ну а раз диалога нет, ответом после последней капли становится неуправляемый протест. И уже очень злые рабочие, как и их «коллеги» по другим протестам и столкновениям в СССР тех лет, крайне легко переходили от возмущённых слов к применению силы против милиции и начальников.

Ведь даже на очень терпеливых людях нельзя «ездить» бесконечно.