Как большевики перевоспитывали детей «врагов народа»: малолетние узники сталинских лагерей

Благодарности товарищу Сталину за счастливое детство - этот один из самых популярных сюжетов для плакатов времен СССР и скорее он звучит как издевка, учитывая какое количество детей того периода выросло в приемниках, исправительных лагерях в полной изоляции от родителей и других близких. Надежное крыло советского государства подразумевало счастливое и безоблачное детство, но не для всех. И обратную сторону медали можно было увидеть в самый неожиданный момент, когда в буквальном смысле ни за что под откос спускали судьбы целых семей. Если главу семейства обвиняли в измене Родине, то чаще всего это означало, что уничтожена будет вся семья.

Летом 1937 года был подписан приказ, в котором говорилось о репрессия жен и детей тех, кто сидит за измену Родине. Массовые репрессии этого периода затрагивали все слои населения и «изменники Родины», и «враги народа», и даже «иностранные шпионы» ничем не отличались от обычных жителей страны Советов. Они строили семьи, растили детей, ходили на работу, ровно до того момента когда за ними приехал воронок.

Документ четко определял порядок действий, так, жены контрреволюционеров также подлежали аресту, а дети, оставшиеся сразу без обоих родителей, должны были быть определены в казенные учреждения. В каждом городе были созданы специальные приемники, куда определяли детей до отправки в детский дом. Там они могли находиться и несколько дней, и несколько месяцев. Там детей чаще всего стригли наголо, брали отпечатки пальцев, на шею вешали кусочек доски с номером. Братьев и сестер чаще всего разлучали, не давая им общаться между собой. В чем принципиальное отличие между тем же ГУЛАГом? Разве что надзирательницами, точнее воспитательницами, чаще были женщины. Но условия содержания от этого лучше не становились.

Как и полагается с детьми врагов народа

Детскими глазами сказано все...

Стрижка наголо практиковалась и в последующем, не только во время приемки. Дети, виноватые в том, что родились у своих родителей, воспитывались в условиях всеобщей ненависти, физических наказаний и насмешек. Воспитатель мог избить за крошки хлеба в карманах одежды, заподозрив, что воспитанник прячет хлеб для последующего побега. Во время прогулок на них сыпались насмешки и обзывательства «врагами».

Дети, изъятые из таких семей, считались потенциальными «врагами народа», потому всесторонний прессинг в их адрес воспринимался как воспитательная мера. Сохранить душевное тепло, честность и порядочность в таких условиях было попросту невозможно. Маленькие жильцы детдомов были озлоблены и воспринимали мир враждебным. А как иначе, если их в одночасье лишили родителей, дома и возвели в число изгоев просто так?

Это породило новую волну преступлений, тогда-то появился термин «социально опасные дети», они должны были быть перевоспитаны. А как тогда перевоспитывали в Союзе общеизвестно. Также были созданы детские дома с более суровой дисциплиной для таких трудных подростков. Впрочем, для того чтобы стать «социально опасным», вовсе не обязательно было быть подростком. В эту категорию мог попасть любой ребенок. Впрочем, волна преступности захлестнула не только из-за детей репрессированных, всеобщий бедлам в стране, низкий уровень социальной поддержки, раскулачивание и отсутствие перспектив делали свое дело.

Детский ГУЛАГ

В детских лагерях свои правила, впрочем особых отличий от взрослого ГУЛАГа не было.

Позже появился еще один приказ, который вменил в обязанности воспитателей детдомов слежку за воспитанниками на предмет выявления антисоветских настроений. Если дети, старше 15 лет, вдруг демонстрировали антисоветские настроения, они передавались в лагеря для исправления. Как водится, в СССР крайне любили перекладывать ответственность, потому вполне могли привлечь по статье и воспитателя, который вовремя не донес на воспитанника.

Подростки, которые попали в лагерную систему, а значит и в ГУЛАГ, были объединены в определенную группу заключенных. Причем, перед тем как попасть к месту заключения, дети этапировались точно также как и взрослые. Отличие было только в том, что детей везли отдельно от взрослых (зачем, если потом помещали в одни камеры) и при попытке к бегству по отношению к ним нельзя было применять оружие.

Условия содержания несовершеннолетних в ГУЛАГе были такими же как и для всех. Нередко детей помещали в камеры вместе со всеми остальными пленниками. В таких условиях дети окончательно теряли веру и надежду на лучшее. Немудрено, что именно «малолетки» были самой жестокой категорией, которая так и не смогла вернуться к обычной жизни и состояться в ней. Большинство из них, не знавшие ничего кроме унижений и тюрьмы, становились криминальными элементами, чем лишь подтверждали теорию о детях «врагов народа».

Стереть из памяти

Стать лишним человеком можно было даже если тебе три года.

Закон не исключал возможности передачи детей из таких «вражеских» семей в семьи родственников, которые были более благонадежными. Однако это означало подставить под удар собственную семью и благополучие еще и своих детей. Сотрудники НКВД тщательно проверяли такие семьи на благонадежность: за ними устанавливалась чуть ли не слежка, проверялись их интересы, круг общения и вообще, откуда у них взялись столь теплые чувства к детям «врагов народа»?

Причем сделать это можно было только до оформления в детский дом, то есть счет шел на дни. Забрать ребенка из детского дома было куда сложнее, к тому же, многим детям меняли исходные данные – фамилии, отчества, чтобы ничто их не связывало с семьями и родителями. В конце концов, фамилию могли просто неправильно записать.

Согласно этому же приказу, мать ребенка, которому еще не исполнилось полутора лет, могла забрать его с собой в лагерь. Да, сомнительная перспектива, но это было лучше, чем бросить его на произвол судьбы и разлучить с матерью. Поэтому во многих исправительно-трудовых лагерях открывали своего рода детские сады.

Эти места были отнюдь не комфортным местом обитания ребенка, тут складывалось множество факторов. Исправительные лагеря чаще всего располагались в регионах с отнюдь не благоприятными климатическими условиями. Многие малыши серьезно заболевали во время этапирования, другие уже по прибытию на место, большую роль играло отношение сотрудников лагеря и медсестер к детям и их матерям. Нередко в лагерях случались вспышки заболеваний среди детей, что приводило к высокой смертности. Она составляла 10-50 процентов.

Учитывая, что дети в таких условиях практически боролись за выживание, об адекватном развитии не было и речи. Большинство детей к 4 годам не умели даже разговаривать, чаще всего выражая эмоции криками, плачем и воплями, они росли в невыносимых условиях. А няня, одна на 17-20 детей, должна была выполнять всю работу, связанную с присмотром за этими детьми. Нередко это и становилось причиной проявления необъяснимой жестокости.

Те, что помладше, просто лежали в кроватках, их запрещено было брать на руки, общаться с ними. Немудрено, что научиться разговаривать в таких условиях было крайне сложной задачей. Младенцам только меняли пеленки и кормили – вот и все общение, большую часть времени они были никому не нужны.
А как же матери? Матери были отправлены в исправительно-трудовые лагеря для исправления. И именно этим и были заняты. Кормящие матери могли пообщаться со своими детьми 15-30 минут каждые четыре часа. Причем такие свидания были положены только тем, кто находился на грудном вскармливании, позже ребенка видели все реже и реже.

Если ребенку исполнялось четыре года, а срок матери еще не пришел к концу, его отправляли к родственникам или в детский дом, где его ждали новые испытания. Позже время пребывания с матерью сократили до 2-х лет. Затем вовсе, факт присутствия в лагерях детей сочли обстоятельством, снижающим работоспособность женщин и срок снизили до 12 месяцев.

Отправка детей в детский дом или к родным, их вывоз из лагеря был настоящей секретной операцией. Как правило, их увозили тайно, под покровом ночи, но это все равно не спасало от ужасных сцен, когда обезумевшие от горя матери кидались на надзирателей и ограждения, чтобы не дать увезти свое дитя. Крики, плач детей буквально сотрясали лагерь.

В личном деле матери делалась пометка о том, что ребенок изъят и отправлен в специальное учреждение, вот только в какой не указывалось. То есть даже после освобождения найти собственного ребенка было отнюдь не простой задачей.

Множество «ненужных» детей

Условия содержания детей были плохими.

Детприемники и детские дома были полны до отказа. У родителей, попавших под репрессию, к 1938 году было изъято почти 20 тысяч детей. Это не считая беспризорников, раскулаченных крестьян и фактических сирот. Детские дома и другие казенные учреждения, в которых оказывались дети, были катастрофически переполненными, что делало их местом выживания и способствовало развитию криминальных настроений.

К примеру, в комнате, в которой меньше 15 квадратных метров, было 30 мальчишек, кроватей не хватало, здесь же содержались 18-летние рецидивисты, которые держали в страхе всех остальных. Все их развлечения – это карты, драки, ругань и расшатывание решеток. Освещения нет, посуды нет (ели из ковшиков и руками), нередки перебои с отоплением.

Питание было не то чтобы неудовлетворительным, а крайне скудным. Нет жиров, сахара, не достает даже хлеба. Дети в основном были истощены, часто массово заболевали, причем из болезней преобладал туберкулез и малярия.

Еще до начала всех этих событий свет увидело постановление Совнаркома СССР «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних», фактически это было внесением изменений в УК РСФСР. Так, исходя из этого постановления к ребенку, начиная с 12-ти летнего возраста, можно было применять все меры наказания за кражи, убийства и насилие. В опубликованном документе об этом не говорилось, но под грифом «совершенно секретно» прокурорам и судьям пояснили, что под «всеми мерами» понимается в том числе и расстрел.

К 1940 году по стране было уже полсотни колоний, где содержались малолетние преступники. Судя по сохранившимся описаниям, это был практически филиал ада на земле. В такие колонии нередко попадали и дети помладше, которые, оказавшись пойманными за то или иное правонарушение, и предпочитали скрывать свой возраст. А в милицейский протокол записывалось: «ребенок около 12-ти лет», несмотря на то, что ему было не больше восьми. Такая мера считалась благоразумной и правильно, не зря же лагеря назывались исправительно-трудовыми. Дескать, пусть он лучше работает под присмотром на благо общества, нежели совершает противоправные деяния. Видимо большевики слишком хорошо помнили о силе молодежи, чьими руками в том числе, они затеяли революцию. Это сегодня им 14-15, а завтра они уже взрослые и опасные контрреволюционеры и им есть за что не любить советскую власть.

Вплоть до 1940 года подростки содержались вместе со взрослыми. Они работали чуть меньше взрослых заключенных, так, дети от 14 до 16 лет, работали по 4 часа в день, еще столько же времени они должны были тратить на учебу и саморазвитие. Правда, никаких особых условий для этого не создавалось. Для тех, кому уже исполнилось 16 лет, рабочий день продлевался на 2 часа.

Причины, по которым дети попадали в лагерь, самые разные, зачастую проступки были такими же ничтожными как и у взрослых, которые сидели тут же в системе ГУЛАГа. Бывшие заключенные вспоминают о том, что 11-летняя девочка Маня, полная сирота (отец расстрелян, мать умерла), оказалась никому не нужна и попала в лагерь за то, что нарвала лука. Зеленых перышков. И за это ее привлекли за статью «расхищение». Правда дали не как полагается десять лет, а всего лишь год. Другие девочки, им было уже по 16 лет, вместе со взрослыми рыли противотанковые рвы, началась бомбежка, от которой они укрылись в лесу. Там же встретили немцев, те, великодушно угостили девчушек шоколадом. Наивные девчонки, когда вышли к своим, тут же рассказали об этом. За это и были отправлены в лагерь.

Впрочем, попасть в лагерь дети могли и просто так, по факту своего рождения. Испанские дети, которых вывезли во время Гражданской войны, были воспитаны в советских детских домах, но все равно им было крайне не по себе в этих реалиях. Они часто порывались ехать на родину. К началу Второй мировой войны их массово закрыли в лагерях, одних объявили социально опасными, других и вовсе обвинили в шпионаже.

Для детей, чей возраст на момент ареста родителей уже превышал 15 лет, были определены иные правила. Они, якобы, уже успели впитать буржуазные и антисоветские настроения, царившие в их семье и сразу признавались социально опасными и представали перед судом, а далее направлялись в лагерь на общих основаниях.

Для предъявления обвинений было необходимо, чтобы подросток в чем-то сознался, для этого к ним применяли пытки: заставляли по несколько часов кряду стоять на стуле, кормили соленым супом и не давали воды, допрашивали ночами, не давая спать. Результаты таких допросов были очевидны – сотрудники НКВД закрывали детей на большие сроки, за серьезные правонарушения.

О том, какое количество детей прошли за эти годы через лагерную систему, говорить не принято. Большая часть данных была засекречена, другая никогда не систематизировалась и не подсчитывалась. К тому же, смена фамилий, имен родителей и другие способы лишения человека «корней» давали свои результаты – узнать достоверно, что этот ребенок является сыном или дочерью репрессированных родителей было невозможно. Да и сами дети предпочитали скрывать это всю жизнь, понимая, что это их клеймо на всю жизнь.