Немного о художнике
Родом художник из Ростова-на-Дону. О своих детских годах и семье он позже напишет: «Отец мой был кузнец, мать – прачка. Любовь к рисованию появилась у меня рано. Эту любовь всячески поощрял и развивал мой отец». Мальчишкой он любил рассматривать репродукции картин в старых дореволюционных журналах, мечтая о том, как обязательно когда-то станет художником.
Отец семейства работал на ростовском заводе, а к концу жизни — на железной дороге. Именно с его легкой руки маленький Саша очень рано начал рисовать. Уже в четыре года он настолько точно и объемно изображал предметы, что на его рисунки и на него самого приходил посмотреть народ со всей округи. Безусловно своей любовью к живописи Лактионов обязан своему отцу, который и сам неплохо рисовал. «Я кузнец, — говорил он, — но ты у меня, Сашок, видать, будешь художником!»
Лактионовы, старший и младший, годы спустя, были безмерно счастливы, когда 16-летний Александр поступил в художественную школу. Сбылось желание отца и мечты сына: «Для меня началась пора светлых праздников в жизни и в искусстве... Ростовская школа дала мне очень много... Я понял, что могу быть только художником и другого пути в жизни у меня нет».
После окончания школы Лактионову пришлось потрудиться и кузнецом, и токарем, и маляром. А в свободное время он упорно писал с натуры. Многие отмечали феноменальную трудоспособность юноши, который на короткий срок сумел создать немалое количество творческих работ. С ними он и отправился в Ленинградскую Академию художеств обучаться живописи, где его приняли сразу и, где ему довелось отучиться целых двенадцать лет - закончив академию с отличием, Александр Иванович сразу же был зачислен в аспирантуру.
Уже на втором курсе он попал в мастерскую Исаака Израилевича Бродского. Этот момент был самым судьбоносным на этапе формирования Лактионова, как художника. В те годы Бродский был не только самым известным художником, а и отменным педагогом. В те годы, что Бродский был ректором академии, он разрешал студентам с любого курса снова переходить на первый, чтобы профессионально освоить живопись.
В то время появились первые критические материалы, которые говорили о том, что при всем идеальном реализме Лактионова в его картинах не хватает души: у персонажей нет характера, психологической выразительности и глубины.
Ходили даже слухи, будто бы врачи-окулисты выяснили, что у Лактионова особое зрительное восприятие окружающей среды. На этот счет один очень крупный в офтальмологии специалист сказал, что у Лактионова совершенно особое устройство глаза. Он мир воспринимает стереоскопически. И от того, что он по-другому видит, он и пишет так же.
В эту легендарную версию «особого зрения», конечно же, мало кто верил. Большинство считали, что, таким образом, прикрывают лактионовский формализм. Но как бы там ни было, художником Александр Лактионов был мощным, создавшим целую галерею потрясающе реалистических портретов и сюжетных полотен. И первое, с чем у многих из нас ассоциируется его имя, — конечно же, «Письмо с фронта».
«Письмо с фронта»
У этого полотна очень необычная история. В годы отечественной войны Академия художеств, в которой в то время преподавал Лактионов, была эвакуирована в Самарканд. Однако художник к средине войны перебрался в Загорск, где ему пришлось изо дня в день наблюдать за жизнью небольшого провинциального городка, жители которого жили в постоянном ожидании весточек от воевавших мужей, братьев и отцов. В голове у живописца зародилась идея будущей картины. Художник четко осознавал, что сюжет и композиция должны быть завязаны на весточке с фронта, однако никак не мог придумать, как лучше это раскрыть на холсте.
Проблема решилась сама собой, когда летним солнечным днем 1943 года художник повстречал раненного солдата, несшего письмо сослуживца его семье. Солдат, опираясь на палку, с плащ-палаткой через плечо, увидев Лактионова, подошел и попросил помочь найти нужный ему адрес. Художник тут же предложил его провести. По дороге завязался разговор - о жизни на фронте, о приближающейся Победе и о том, что солдат несёт семье своего друга весточку. Лактионов привел бойца к нужному дому и увидел, как того сразу же обступили родные друга, как доставали письмо, читали, боялись пропустить даже словечко. Замысел картины тут же сформировался в образы и сюжет. Художник немедля принялся за работу. На написание картины ушло около двух лет, так как работал над ней живописец лишь в солнечные погожие деньки, что бы как можно реальнее передать свет и тень.
В дальнейшем эта работа прошла путь, что называется - «от тернии к звездам». Во времена советской власти, чтобы картина дошла до зрителя, перед открытием выставки собиралась комиссия, решавшая судьбу полотен художников. Строгий отбор, где ценились художественность и глубина образов, мастерство и многие другие тонкости пройти удавалось с трудом. На такое рассмотрение строгих рачителей нравственности и идейности в искусстве попало и «Письмо с фронта», выставленное в 1947 году в центре экспозиции Третьяковки.
И вот на этот холст, висевший на центральной стене — набросились буквально все члены комиссии. «Почему? А как показана советская семья на этом полотне? Что это за дом такой, стена с облупленной штукатуркой, проломленное крылечко, люди как-то бедно одеты, женщина в растоптанных шлепанцах? И это мы так представляем советскую семью, советскую действительность?! А как иностранцы будут ходить, и что они подумают о нашей замечательной родине?». Организаторы выставки обомлели, им и в голову не могло прийти, что таким образом, можно судить о картине. Но на всякий случай стали уговаривать и упрашивать возмущенных членов консилиума. Разрешить то - разрешили, только велели перевесить куда подальше.
Голос народа
Картину «сослали» в малый зал, повесили в простенок между дверным и оконным проемом. Но даже в плохо освещенном месте, ее заметила публика и скапливалась у экспоната толпами. Многие, останавливаясь и подолгу стоя, всматривались и плакали. 1947 год... Война только закончилась. Тема была животрепещущей и болезненной, она отзывалась в душе каждого посетителя. Солнечная атмосфера полотна, мастерски выписанные детали придавали картине необычайный реализм. Каждый зритель ощущал себя участником этой трогательной сцены.
Сам же Александр Иванович, увидев, куда втиснули его труд, очень обиделся и расстроился. Но когда он поинтересовался книгой отзывов - был чрезмерно удивлен. В книге что ни отзыв — то о «Письме с фронта», и в каждой записи - восторг и благодарность мастеру. Складывалось впечатление, будто зрители приходили посмотреть только на одну его картину. В итоге, спустя время, именно за это полотно, художник, выбранный народом, получил самую высокую награду того времени — Сталинскую премию первой степени. Кстати, с этого полотна художник впоследствии написал шесть авторских копий.
Лактионов, будучи художником фундаментальным, не только глубоко изучал картины старых мастеров, но и старался перенять некоторые их методы живописи. Он часто применял сложную технику смешанного письма темперой и маслом. Самостоятельно изготавливал краски по старинными рецептами. Холсты грунтовал особым грунтом, позволяющим сделать полотна долговечнее.
А будучи художником разноплановым, Лактионову превосходно удавались и жанровые картины, и портреты, и пейзажи. В наследии художника Лактионова есть и великолепная галерея портретов выдающихся современников, его близких и знакомых.
К слову сказать, Николай Иванович, за свою творческую карьеру немало написал своих автопортретов. И что любопытно, их всех объединяло одно: на них был изображен человек без улыбки. Его современники также отмечали такую характерную черту в облике художника, как-то мрачно смотрящего исподлобья ни то на собеседника, ни то в внутрь себя.