Фрейлина русской царицы Екатерины I Мария Гамильтон носила звучную шотландскую фамилию, но никогда не бывала на исторической родине. Её предок приехал в Москву ещё при Иване Грозном. К моменту рождения Марии её семья полностью обрусела, но благодаря иностранному происхождению все Гамильтоны были приближены к царскому двору. Неудивительно, что юная Маша уже в начале 1710-х годов оказалась приставлена к Екатерине — жене Петра I и будущей русской императрице.
Портретов Марии Гамильтон не сохранилось, но она была достаточно привлекательна для того, чтобы на неё обратил внимание русский царь. Пётр отличался повышенной сексуальной активностью, и лишь немногим женщинам, служившим при дворе, удавалось избегнуть его домогательств. Екатерина не препятствовала такой охоте за юбками, мало того, она даже подсылала к мужу своих смазливых служанок. Мимолётные флирты и связи царя её не волновали — будущая императрица была уверена, что сердцем государя прочно владеет лишь она одна.
Возможно, именно по этой схеме в царскую постель попала и Мария Гамильтон. Знаменитый токарь Андрей Нартов, помогавший Петру в его увлечении ремёслами, в 1715 году записал в своём дневнике: «Впущена была к его величеству в токарную присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон, которую, обняв, потрепал рукою по плечу, сказал: «Любить девок хорошо, да не всегда, инако, Андрей, забудем ремесло». После сел и начал точить». Для царя Маша Гамильтон явно была просто очередным объектом для утоления обуревавшей царя похоти.
Для самой Маши связь с царём являлась, видимо, просто служебной обязанностью. Сердце фрейлины принадлежало не государю, а одному из его многочисленных денщиков Ивану Орлову. Судя по дальнейшим событиям, она сильно любила царского адъютанта, а его ответные чувства глубиной не отличались.
Связь денщика и фрейлины дважды приводила к беременности. Растущий живот Гамильтон тщательно скрывала, а нежелательный плод вытравливала с помощью лекарств, которые она, жалуясь на запоры, выпрашивала у придворного аптекаря. Любовник быстро охладел к Марии, поколачивал её, завёл связь с другой фрейлиной — Авдотьей Чернышёвой. Эта женщина, тоже бывшая любовница Петра I, была выдана царём замуж за генерала Григория Чернышёва, и славилась на весь Петербург своей нимфоманией. Орлов был всего лишь одним из её многочисленных любовников, но Мария ревновала, переживала и пыталась возродить его остывшие чувства к ней любыми способами. В 1716 году и Орлов, и Гамильтон в составе царской свиты отправились в заграничное турне. Во время переездов Мария подворовывала в покоях Екатерины. Украденные 300 червонцев она отдала любовнику, но эти деньги помогли мало.
Связь всё ещё тянулась, и в 1717 году Гамильтон вновь понесла. В этот раз уговорить аптекаря почему-то не удалось, и фрейлине, скрывавшей беременность, пришлось тайно рожать. Позже, на следствии, она показала, что ребёнок ударился о край посудины, куда она рожала, и умер, однако её горничная Катерина Терповская засвидетельствовала, что Гамильтон сама задушила младенца. Тело ребёнка горничная выбросила в Неву.
Упомянутое следствие было заведено, однако, вовсе не из-за детоубийства. В своей дальнейшей судьбе виновата оказалась сама Гамильтон. Желая избавиться от соперницы Авдотьи Чернышёвой, Мария пустила по Петербургу дерзкий слух. Дескать, Чернышёва рассказывала одному из царских денщиков, будто царица ест воск, и из-за того у неё по лицу пошли угри. Очень довольная своей проделкой, Мария поведала о ней Орлову. Тот страшно перепугался: он отлично знал, что клевета на царскую особу — государственное преступление. При первой возможности он бросился в ноги к Екатерине и наябедничал на свою любовницу. Государыня удивилась: угрей у неё на лице не было, воск она отродясь не ела, и даже зловредный слух до неё ещё не дошёл. Она вызвала Гамильтон. Та сперва отнекивалась, и созналась, что сама пустила сплетню, только когда Екатерина собственноручно надавала ей тумаков. Фрейлину со слишком длинным языком взяли под стражу. На всякий случай, надели кандалы и на доносчика Орлова. Обоих препроводили в свежепостроенную Петропавловскую крепость. Можно сказать, что незадачливые любовники справили новоселье в её Трубецком бастионе.
В комнатах у Гамильтон произвели обыск. Обнаружилось много украденных вещей царицы, в том числе ювелирные украшения с алмазами и платья Екатерины. Как раз в это время Пётр плотно занимался семейными проблемами: готовил возвращение на родину и арест сбежавшего сына Алексея и чинил кровавый сыск по делу майора Глебова — воздыхателя первой жены царя. Дело об оскорблении и ограблении Екатерины прекрасно дополняло этот список. Началось следствие.
После первых допросов служанок Марии всплыла информация об изведённых младенцах. Орлов, припугнутый пыткой, всё валил на любовницу: он, якобы, ничего не знал ни о её беременностях, ни о происхождении червонцев, которые она ему дарила. Мария молчала. После того как ей дважды дали по пять ударов кнутом, она начала сознаваться в содеянном, но брала всю вину на себя. Упорствовала она лишь в том, что третьего ребёнка не убивала. Ни одного показания против Орлова она не дала: видимо, действительно его сильно любила. О ходе дознания доложили Петру. Царь неожиданно серьёзно отнёсся к делу об убиенных младенцах. Уже несколько лет в окрестностях дворца и даже в дворцовой канализации находили трупики новорожденных. По Петербургу ползли нехорошие слухи, и появилась возможность положить им конец. Кроме того, Пётр, видимо, имел основание сомневаться, уж не его ли приплод вытравила попавшаяся фрейлина.
Суровый приговор Гамильтон (в следственном деле она именовалась «девицей Гамонтовой») предрешило ещё одно обстоятельство. В то время Петра I всерьёз занимала демографическая политика. Он всячески заботился о повышении рождаемости в России. В ноябре 1715 года вышел царский указ об учреждении специальных гошпиталей, предназначенных для появления на свет незаконнорожденных детей. Эти байстрючата пользовались покровительством государства. Ведь из них вырастали будущие солдаты. На Руси и в допетровские времена женщин-детоубийц было принято живьём закапывать в землю по грудь. Теперь особое наказание давалось за лишение жизни незаконнорожденных детей. Если в обычной семье отцу случалось прибить собственного отпрыска, ему грозил год тюрьмы и церковное покаяние. Женщине, избавившейся от ребёнка, рождённого вне брака, полагалась смертная казнь. Эта участь ждала и Марию Гамильтон.
27 ноября 1718 года Пётр I подписал приговор. «Девка Мария Гамонтова» за «душегубство» и воровство у царицы приговаривалась к казни. Сплетни о воске и угрях, из-за которых и началось следствие, к концу розыска куда-то улетучились. Служанка Терповская, помогавшая избавляться от трупиков, была приговорена к наказанию кнутом и годовой ссылке на прядильный двор. Иван Орлов вышел сухим из воды: из Марии не удалось выбить показаний против него. Царского денщика в день приговора освободили из-под стражи и в возмещение перенесённых тягот пожаловали ему звание гвардейского поручика. И Екатерина, и вдовствующая царица Прасковья Фёдоровна просили Петра помиловать Гамильтон, но царь был непреклонен: та, кто убивала будущих солдат, недостойна жизни.
Казнь состоялась 14 марта 1719 года на Троицкой площади в Петербурге. Собралось довольно много народу. Казни, в том числе женские, в новой российской столице были делом вполне обычным, но в этот раз публика пришла посмотреть на инновацию: первое в России применение привезённого из Англии специального меча. Мария поднялась на эшафот в белом платье с чёрными лентами. Ни палач, ни его импортное орудие не подвели — через несколько минут голова женщины скатилась к ногам стоявшего в первых рядах публики Петра. Тот поднял окровавленную голову и принялся читать окружающим лекцию об артериях и прочих сосудах шеи, показывая их на подвернувшемся кстати наглядном пособии. Когда тема лекции была исчерпана, царь поцеловал голову недавней любовницы в губы и выбросил её в грязь.
История Марии Гамильтон имела необычное продолжение. Спустя 70 лет возглавлявшая Академию наук княгиня Екатерина Дашкова обнаружила большой перерасход спирта в подведомственной ей кунсткамере. Проведённая ревизия выяснила, что алкоголь идёт на поддержание в форме хранящихся в запасниках женской и мужской отрубленных голов. Дальнейшие изыскания установили, что это головы Марии Гамильтон и казнённого в 1724 году любовника Екатерины I Виллима Монса. Дашкова рассказала об этой находке своей подруге Екатерине II. Императрица, осмотрев страшные экспонаты, повелела закопать их в том же подвале, где они хранились долгие десятилетия.