Мечта Голды Меир

Говоря о Голде Меир, очень трудно избавиться от штампов «железная леди», «Бисмарк в юбке», «единственный мужчина в израильском правительстве». На самом деле она была обычной женщиной — влюблялась и страдала, смеялась и плакала, мечтала и вдохновлялась, читала сказки детям, а потом и внукам… И необычной, потому что всеми ее мыслями и делами управляла непреклонная мечта о том, что евреи смогут обрести собственную страну.

Мечта о своей стране

О такой стране Голделе Мабович мечтала еще в детстве, когда евреи ее родного Киева в страхе прятались в своих домах, ожидая погрома. Много лет спустя в воспоминаниях «Моя жизнь» она писала: «Толпа подонков с ножами и палками ходит по городу и кричит: „Христа распяли!“ Они ищут евреев и сделают что-то ужасное со мной и с моей семьей».

Как она злилась на отца, который мог защитить их только тем, что неумело заколотил досками входную дверь. Да и вообще Мойше-Ицхак был неважным главой семьи: кое-как плотничая, он никак не мог найти работу и прокормить ораву детей. Из-за такой жизни половина младенцев, рожденных Блюмой Найдич, не выжили, остались только родившаяся в мае 1898 года Голделе, ее старшая сестра Шейна и младшая — Ципке, позже ставшая Кларой.

В 1903 году семья переехала в маленький Пинск, на родину матери, но там жизнь оказалась ничуть не легче. Голда вспоминала: «Никогда у нас ничего не было вволю — ни еды, ни теплой одежды, ни дров. Я всегда немножко мерзла, и всегда у меня в животе было пустовато. В моей памяти ничуть не потускнела одна картина: я сижу на кухне и плачу, глядя, как мама скармливает моей сестре Ципке несколько ложек каши — моей каши! Каша была для нас настоящей роскошью в те дни, и мне обидно было делиться ею даже с младенцем».

Чего в семье хватало, так это упрямства. Дед Мабович тринадцать лет прослужил кантонистом в русской армии и все это время питался хлебом и сырыми овощами, не желая нарушать кашрут. Прабабушка Голда, в честь которой девочку и назвали, вместо сахара клала в чай соль, чтобы не забывать о горечи изгнания из Земли обетованной. Об этой земле Мабовичи говорили нечасто, но помнили всегда.

Как во многих еврейских семьях, на полке у них стояла кружка, где копились гроши для переселенцев в Палестину. Совсем недавно «отец сионизма» Теодор Герцль призвал евреев вернуться туда, откуда они были изгнаны 2000 лет назад. Это вызвало прилив энтузиазма у молодежи, которой было тесно в нищете и заскорузлости убогих местечек.

Сестра Шейна тоже бегала на собрания сионистов, до хрипоты споривших о будущем Израиля. Одни считали, что там нужно восстановить библейскую жизнь с ее строгими предписаниями и запретами. Другие призывали построить социализм, дав тем самым пример остальным народам. Третьи вообще считали, что лучше никуда не уезжать, а бороться за лучшую жизнь вместе с другими народами.

Пока шли споры, Мабович-старший принял свое решение и уехал на заработки в США. Через три года, найдя постоянную работу, он вызвал к себе семью. Если бы не это, Голда вполне могла бы пойти в революцию и надеть комиссарскую кожаную куртку. Правда, она уже в юности хотела строить новую жизнь не в России, а в Палестине, да и диктаторские замашки большевиков не привлекли бы ее — убежденную демократку.

Как бы то ни было, в 1906 году мать с тремя дочерьми оказалась в городе Милуоки на Среднем Западе. В Америке их поразило обилие всего сразу — людей, денег, возможностей. О местечковой замкнутости пришлось забыть: Голда отправилась в обычную школу, выучила английский и совсем перестала соблюдать обряды иудаизма. В этом она следовала Шейне, ставшей заядлой социалисткой, которая отказалась даже помогать матери в бакалейной лавочке, кое-как кормившей семью. Пришлось Голде после уроков становиться за прилавок и до вечера взвешивать покупателям муку и сахар.

С годами ее недовольство росло, особенно когда родители воспротивились ее планам стать учительницей и собрались выдать замуж — это в шестнадцать-то лет! Не выдержав, она сбежала к сестре в Денвер и два года прожила в кругу сионистов-социалистов.

Одним из ее друзей стал молодой эмигрант из Литвы Морис Меерсон, который озаботился просвещением девушки: водил по музеям и концертам. Этот тонкий, чуткий человек, одаренный музыкант пленил сердце Голды, и в 19 лет она вышла за него замуж, конечно же, без согласия родителей, отношения с которыми совсем испортились.

Позже они помирились, но тогда мысли ее были уже далеко, на Земле обетованной. В годы Первой мировой войны британская армия отвоевала Палестину у турок, и сюда устремились еврейские колонисты. Правда, приток их был строго ограничен, местное арабское население враждебно, природа скупа и негостеприимна, но это не останавливало тех, кто мечтал о возрождении Израиля.

Новая жизнь

К ним решила присоединиться и Голда Меерсон. Ее муж не хотел ехать, но она настояла на своем, как делала всегда и везде. С ними отправились и Шейна с мужем Шамаем Корнгольдом и двумя детьми. В мае 1921 года партия переселенцев села в Нью-Йорке на борт парохода «Покахонтас».

Плавание стало серьезным испытанием на прочность: команда издевалась над пассажирами, подкладывая им в еду мыло и гвозди, потом подняла бунт и едва не потопила корабль. В конце концов измученные пилигримы добрались до Египта и на поезде отправились в Тель-Авив — тогда маленький еврейский пригород арабской Яффы.

Новая родина удивила Голду не меньше, чем в свое время Америка, — слепящее солнце, чахлая растительность, вездесущие мухи. Хозяин гостиницы считал пришельцев из Штатов миллионерами и драл с них втридорога, а у них кончались последние деньги. Через два месяца Голда с мужем попросились на работу в кибуц Меркавия (Просторы Бога).

Как и в других поселках энтузиастов-сионистов, здесь все зарабатывали на хлеб физическим трудом, а добытое делили поровну. Голда пошла на кухню, где другие девушки работать не хотели, считая, что это ущемляет их равноправие. «Какая глупость! — возмущалась она. — Почему кормить коров почетно, а своих товарищей — нет? И вообще, каждый должен делать то, что у него лучше получается».

Эти заявления не улучшили ее взаимопонимания с членами кибуца. Ее, не привыкшую к сельскому хозяйству, считали «американской белоручкой» и посмеивались, когда она вечером входила в общую столовую сгорбившись и клевала носом над тарелкой с жидким гороховым супом. Стараясь хоть как-то разнообразить скудную жизнь, они с мужем украсили свою комнату цветами, а в часы отдыха заводили привезенный из Америки патефон. Это тоже вызывало раздражение: что им, больше всех надо? В итоге они не без облегчения оставили коммуну и уехали в Иерусалим, где Морис устроился работать в строительный кооператив «Солел Боне».

Только теперь они смогли подумать о детях: в 1922 году родился сын Менахем, в 1926-м — дочь Сара. Отец обожал их, а вот Голда скоро поняла, что «идише маме» не ее призвание. От пеленок и бутылочек с молоком она сбежала на общественную работу, став активисткой женского совета профсоюза «Гистадрут».

Возглавив работу по обучению молодых иммигранток полезным профессиям, она проявила себя как умелый организатор. Кроме того, в ней проснулись ораторский талант и сила убеждения, которые позже очень пригодились лидерам Израиля. Разъезжая по всему миру, Голда одной-двумя беседами превращала врагов еврейского дела в его друзей. А вот печатным словом она владела неважно: говорят, что ставшая бестселлером автобиография премьер-министра целиком написана ее секретарем Риной Самуэльс.

И вот Голда принялась за работу по благоустройству ишува — еврейской общины в Палестине. Ездила по стране, не спала ночами, выкуривала по пачке сигарет в день. Муж, конечно же, был недоволен таким образом жизни, они все больше отдалялись друг от друга и в начале 1930-х расстались. Она осталась в Тель-Авиве, а он уехал в Хайфу, где получил место бухгалтера.

Голда сохранила к Морису теплые чувства и в 1951 году, узнав, что он тяжело болен, поспешила к нему. Но не успела — для близких у нее всегда не хватало времени. Позже она признавалась: «Я знаю, что мои дети, когда были маленькими, много страдали по моей вине». Когда она однажды заболела и не пошла на работу, Менахем с Сарой устроили хоровод вокруг кровати, распевая: «Нынче наша мама дома, голова у ней болит!»

В годы профсоюзной деятельности ее друзьями стали ведущие политики будущего Израиля. И не только друзьями — Голда оказалась весьма влюбчивой и пылкой, ее политические симпатии часто перерастали в сильные чувства. На эту тему она не откровенничала, но известно, что Голда была близка с такими известными деятелями, как Давид Бен Гурион и Берл Кацнельсон, прозванный Сократом Израиля.

Более тесные отношения связывали ее с краснобаем и эрудитом Залманом Шазаром (Рубашовым). В 1930-х они вместе путешествовали по миру, и, будь Шазар холост, Голда могла бы изменить своей клятве не выходить больше замуж. По иронии судьбы, позже Шазар стал президентом Израиля и привел Голду Меир к присяге в качестве премьер-министра.

Она никогда не была красива — грубоватые черты лица, большой нос, плотно сжатые губы. Она не пользовалась косметикой и никогда не имела в гардеробе больше двух платьев одновременно. Но мужчин привлекали ее уверенность в себе и увлеченность жизнью. Один из современников писал: «Ее глаза были полны волшебства». Еще один ее возлюбленный — известный политик Давид Ремез говорил, что она обладает «огромной личной магией».

Среди любовников Голды был и американец Генри Ментор — филантроп, с которым она познакомилась во время сбора денег на нужды ишува. А ливанский журналист Селим Насиб издал роман, где утверждается, что ее возлюбленным являлся и богатый араб-христианин Альберт Фараон. Скорее всего, это выдумка — она не была расисткой, но ее круг общения всегда и везде был почти исключительно еврейским. К тому же отношения между евреями и арабами в 1930-х годах заметно накалились. Приход к власти Гитлера увеличил приток евреев в Палестину, что усилило враждебность арабских лидеров.

Путь в политику

После кровавых столкновений 1936 года британские власти встали на сторону арабов и резко сократили прием новых иммигрантов. В 1938 году Голда приняла участие в конференции европейских держав во Франции, в Эвиан-ле-Бен, где обсуждался вопрос о еврейских беженцах. Почти все страны под разными предлогами отказались их принять. Это было шоком — и она решила, что евреи не могут рассчитывать на помощь извне и должны защищать себя сами.

После войны отношения ишува с британской администрацией испортились вконец. Англичане отказались впускать в страну уцелевших после холокоста евреев, которых дубинками загоняли обратно на корабли и отправляли в лагеря на Кипре. Некоторые еврейские группировки начали террор против британцев и арабов, похищали оружие с военных складов.

В этой обстановке Голда опять оказалась в эпицентре событий, став главой политического отдела Еврейского агентства (Сохнут). Она весьма жестко вела дела с английскими чиновниками; когда пассажиры двух кораблей, блокированных в одном из портов Италии, объявили голодовку, она голодала вместе с ними, несмотря на запрет врачей, и добилась разрешения на высадку людей в Хайфе.

В ноябре 1947 года ООН, как известно, приняла план раздела Палестины на два государства — еврейское и арабское. Арабские страны выступили против, не скрывая планов «сбросить евреев в море».

Поселенцам требовалось оружие, и Голда отправилась в США. Два месяца она без отдыха колесила по стране, чуть ли не круглосуточно выступая перед евреями и неевреями. Ей удалось собрать в качестве пожертвований около 5 миллионов долларов — на эти деньги были куплены винтовки и патроны для отрядов будущей Армии обороны Израиля.

Войну еще можно было остановить. 10 мая Голда, переодевшись в паранджу, пересекла границу с Иорданией и добралась до резиденции короля Абдуллы. Король обещал, что не примет участия в войне, но спросил: неужели евреи не могут подождать с независимостью? Она ответила: «Мы ждали две тысячи лет. Разве этого мало?» На обратном пути она увидела на подступах к границе колонны танков и машин с солдатами. Абдулла нарушил слово и присоединился к коалиции пяти арабских стран.

Земля обетованная

14 мая в маленьком художественном музее Тель-Авива 30 человек, включая Голду, единственную женщину, подписали декларацию о провозглашении Государства Израиль, спели его гимн «Ха-Тиква» и выпили по бокалу вина.

Настроение у всех было далеко не праздничное: город стоял в темноте, местные арабы спешно покидали свои дома, а на рассвете пять армий с трех сторон начали наступление на Израиль.

За месяц упорных боев погибли 6000 евреев — почти 1% населения молодого государства. Эти жертвы позволили остановить арабское наступление. Немалую роль сыграла и международная поддержка. Первыми Израиль признали США и Советский Союз: Сталин был рад изгнать Британию и надеялся, что новая страна станет проводником советского влияния на Ближнем Востоке.

Он даже организовал поставки израильтянам оружия из находившейся под его контролем Чехословакии, о чем позже не любили вспоминать обе стороны. Для укрепления связей с Москвой туда отправили израильского посла — госпожу Голду Меерсон (фамилию Меир, на иврите «озаряющая», она приняла только в начале 1950-х).

Она не была в России больше сорока лет, страна показалась ей чужой и загадочной. Занятая благоустройством посольства и официальными встречами, она нашла время посетить московскую синагогу на улице Архипова. Это было в день Рош ха-Шана, еврейского Нового года. И тут привычная ко всему Голда опешила, увидев огромную толпу, заполонившую подступы к синагоге.

Это были евреи, пришедшие взглянуть на посланца своего государства и поприветствовать ее. Все семь месяцев работы в Москве оказались заполнены встречами с людьми; среди них была даже жена советского премьера Молотова Полина Жемчужина, заявившая, что горячо сочувствует Израилю и его народу. Все это возмутило Сталина: граждане СССР смеют быть патриотами чужого государства?! Вскоре началась яростная антисемитская кампания, а многие собеседники Голды, включая Жемчужину, поплатились за откровенность тюрьмой, а некоторые и жизнью.

Но она в это время находилась уже далеко. Ставший премьером лидер Рабочей партии Бен Гурион назначил ее министром труда. Этот пост оказался невероятно тяжелым. В разоренную войной страну съехались сотни тысяч иммигрантов, включая беженцев из арабских стран, лишенных всего имущества.

Всех их требовалось обеспечить жильем, пищей и работой. Голде опять пришлось отправиться на поиски средств в Европу и США. Изматывающие поездки, речи перед многолюдной аудиторией, статьи в газетах… А ей уже перевалило за пятьдесят, и крепкое прежде здоровье давало сбои, но она не желала ограничивать себя в кофе и сигаретах.

Дети выросли: Менахем стал известным виолончелистом, Сара поселилась в кибуце. У них появились семьи, подрастали пятеро внуков, но у бабушки по-прежнему не хватало времени для них. Ее кухня в квартирке при министерстве стала местом встреч политических лидеров; именно здесь, а не в кнессете, принимались решения, определяющие судьбу страны. Именно здесь Бен Гурион произнес фразу о том, что Голда — единственный мужчина в правительстве страны. Она парировала: «А вам бы понравилось, если бы я назвала вас единственной женщиной в правительстве?»

В 1956 году ее назначили министром иностранных дел. Для начала ей снова досталась нелегкая задача: оправдать израильское нападение на Египет, совершенное в союзе с Францией и Англией. По своей привычке она оперировала не правовыми терминами и правовой казуистикой, а категориями морали, густо замешенными на эмоциях.

Так же она поступила в 1960 году, когда «Моссад» выкрал в Аргентине нацистского палача Адольфа Эйхмана и переправил его в Иерусалим, где его судили и повесили. Ее выступление в ООН с рассказом о холокосте вызвало шок; протест аргентинцев против действий Израиля остался без внимания.

В целом на этом посту Голда сыграла огромную роль в формировании израильской внешней политики с ее ориентацией на США и Западную Европу и поиском союзников в «третьем мире». Совершив несколько визитов в африканские страны, она завязала дружбу с их лидерами и добилась выделения солидных средств в помощь Африке. Говорили, что она сочувствует угнетенным народам, поскольку евреи совсем недавно находились в их положении.

На капитанском мостике

Накануне семидесятилетия Голда Меир ушла в отставку, заявив: «Лучше быть полноценной бабушкой, чем полуминистром». Но жизнь и на этот раз не дала ей отдохнуть. Уже через месяц ее избрали генсеком Рабочей партии (Авода), которую раздирали споры. Потом была Шестидневная война 1967 года, вновь поставившая на карту существование Израиля.

А в марте 1969-го, после внезапной смерти премьера Эшкола, ее, как самого опытного политика страны, пригласили занять его место. Пять лет премьерства Голды прошли в условиях постоянных угроз безопасности страны. К египетской «игре мускулами» в районе Суэцкого канала добавились нападения палестинских партизан на военные и гражданские объекты. Голда реагировала жестко: когда террористы убили израильских спортсменов в Мюнхене, она приказала разведке выследить нападавших в любой стране мира и уничтожить их.

Тем не менее к новой войне Израиль оказался не готов. С приближением Судного дня — 6 октября 1973 года — Голду Меир начали терзать подозрения. Накануне она сказала членам кабинета: «У меня ужасное предчувствие относительно того, что происходит. Это напоминает 1967 год…»

Все они, включая министра обороны Моше Даяна, уверяли: все спокойно. А на рассвете армии Египта и Сирии, вооруженные новейшим советским оружием, атаковали израильские границы. Все две недели войны Голда почти не покидала своего кабинета. На пятый день, когда казалось, что все потеряно, она позвонила госсекретарю США Киссинджеру и настоятельно просила его отправить в страну вооружение и горючее для танков и самолетов, запасы которого были на исходе (как известно, в Израиле нет нефти).

Израильтянам удалось ценой неимоверных усилий остановить наступление армий арабских государств, а затем перейти в контрнаступление на всех фронтах.

Война закончилась, однако Голда чувствовала себя ответственной за ее неудачное начало и гибель 2500 израильских солдат. В апреле 1974 года она ушла в отставку, в прощальном слове заявив: «У нас не будет мира, если Израиль не будет сильным». Она могла сказать иначе: женщина не добьется успеха, если не будет сильной.

Голда успела увидеть заключение первого арабо-израильского соглашения — мира с Египтом в Кэмп-Дэвиде. На церемонии египетский президент Анвар Садат, встречавшийся с экс-премьером прежде, сказал: «Жаль, что мы ведем переговоры не с ней. Это самая удивительная женщина, какую я встречал».

Голда Меир умерла 8 декабря 1978 года и была похоронена на горе Герцля в Иерусалиме. В автобиографии она писала: «Я вовсе не хотела быть премьер-министром. Я не выбирала карьеру. Я не выбирала профессию. Просто так получилось». На самом деле выбор, конечно, сделан был — ее мечта, за которой она следовала до конца своих дней.