Модный костюм как символом антивоенных и расовых протестов

Появившись как удобная одежда для джаза и свинга, он превратился в символ антивоенных и расовых протестов, а затем стал эталоном «мафиозного» стиля, попутно оказав огромное влияние на всю молодежную моду ХХ века

Нельзя сказать с абсолютной точностью, когда и кто впервые облачился в костюм, подходящий под критерии zoot: объемные брюки с высокой талией и длинное пальто с широкими лацканами и широкими же мягкими плечами. Одним из главных претендентов на авторство стиля считается стендап-комик Эрнест Сковорода Мейханд. В начале 1930-х он появился в шоу «Горшки, кастрюли и сковорода» в характерном мешковатом одеянии.

По другим версиям, изобретение «зута» приписывается Гарольду С. Фоксу — суконщику и по совместительству трубачу биг-бенда из Чикаго, обитателям Нью-Йорка Чарлзу Кляйну и Вито Баньяно, портному из Мемфиса Луи Летту и розничному торговцу из Детройта Натану (Тодди) Элкусу.

Само слово «зут» — очевидно, просто искаженное афроамериканским жаргоном Suit (костюм). Так или иначе, появилось синтетическое слово «зут-сьют», которым отныне обозначали подобные костюмы с широкоплечими пиджаками и свободными брюками.

Американский гражданский

В ту пору как раз началась эпоха свинга, и исполнявшие его музыканты, а также их слушатели выработали внешний стиль, позволявший им отличать «своих». И здесь не обойтись без наиболее известного описания типичного зутера, представленного писателем Ральфом Эллисоном в книге «Невидимка».

Эллисон писал: «Долговязые и худые, их шеи туго зажаты высокими воротничками, одинаковые шляпы из дешевого черного фетра, как непременная формальная деталь, венчали их головы, поверх выпрямленных щелоком волос. Их ноги вихляли от бедра в брюках, которые пузырем расширялись от икр, притом что внизу манжеты вполне интимно облегали лодыжки — совсем как их пальто, длинные и зауженные в бедрах, но с такими широкими плечами, какие и не снились нормальному человеку».

Стоит также добавить, что непременным атрибутом зутера были еще и лежащие в кармане часы с очень длинной цепочкой, ботинки на толстой подошве и широкоплечие пиджаки.

Сначала человека в подобной одежде чаще всего можно было увидеть в нью-йоркском Гарлеме, а также в Чикаго и Детройте. Но довольно быстро «зут-сьют» вышел за пределы джазового сообщества. Популяризации стиля способствовал поп-хит A Zoot Suit (For My Sunday Gal), написанный песенниками Л. Вулфом Гилбертом и Бобом О’Брайаном в 1942-м, он получил наибольшую известность в исполнении ансамбля Bob Crosby & His Orchestra.

Довольно быстро «зут» попал и в кино: в мюзикле 1943 года «Штормовая погода» в нем щеголял знаменитый джазмен Кэб Кэллоуэй. По его мнению, это был «единственный полностью и по-настоящему американский гражданский костюм».

Однако удобство «зут-сьюта», не сковывавшего движений, в сочетании с его экстравагантностью и некоторой маргинальностью (надо помнить, что в США 1930–1940-х годов была сильная сегрегация, и черные джазмены находились внизу социальной иерархии) привело к побочному эффекту: стиль «зут» охотно переняли бандиты из национальных группировок, которые стремились выделиться и форсить. В первую очередь особым сленгом и внешним видом.

Очень скоро длинный яркий пиджак, мешковатые штаны с привязанными к ним аксессуарами, фетровая шляпа, часы с очень длинной цепью и ботинки на толстой подошве стали отличительным признаком участника преступного сообщества.

Популярность «зута» в криминальных кругах сыграла дурную службу всем зутерам, и без того часто становившимся жертвами предрассудков. Тут еще постарались крупные издания наподобие Los Angeles Times и The Life, заставившие американцев поверить в то, что в таких костюмах ходят одни бандиты.

На самом же деле люди, предпочитавшие стиль «зут», являясь представителями нацменьшинств, зачастую вынуждены были заниматься тяжелым и малооплачиваемым трудом. Для них «зут-сьют» являлся не только способом самоидентификации, но и формой протеста.

Вместо того чтобы одеваться скромно и «знать свое место» — демонстративно шиковать. А поскольку для костюма «зут» требовалось много материи, да и сам он был довольно сложен в изготовлении, то стал признаком «состоятельного парня», сумевшего выбиться из полной нищеты.

Что существенно, такой костюм стал самой заметной отличительной чертой пачукисмо, молодежной субкультуры проживавших в США мексиканцев.

Был, кстати, и женский вариант зут-моды — обтягивающие свитеры и относительно свободные, расклешенные юбки, часто в сочетании с высокими прическами, большими серьгами и тяжелым макияжем. Девушек, практиковавших подобный стиль (опять же главным образом мексиканок), называли пачуками.

Они мешают нам жить!

В 1941-м началась война и государство стало проповедовать «разумную экономию», запрещавшую расточительное отношение к ткани, которой так много требовалось на военную форму.

В марте 1942-го государственный Совет по военному производству выпустил общеобязательные правила, фактически запрещавшие изготовление костюмов объемного кроя, а также широких женских юбок или платьев. В связи с этим американские швейные компании начали сворачивать производство и рекламу любых костюмов, нарушавших эти правила.

Однако, спрос на «зут-сьют» ничуть не снизился, в связи с чем возникло и расцвело такое явление, как бутлег-портные. Такого рода подпольные бизнесмены, орудовавшие главным образом в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, продолжали производить одежду для зутеров. Также молодые люди не торопились избавляться от «зут-сьютов», которые носили до войны.

Консервативным, патриотически настроенным американцам казалось, что эти «дешевые пижоны» нарочито игнорируют тяготы и жертвы, приносимые народом на алтарь победы.

Прелюдия широкомасштабного конфликта имела место в августе 1942 года, когда некий военный моряк, отпущенный в Лос-Анджелесе на побывку, шел по улицам местного Чайна-тауна со своей подругой. Там они наткнулись на четверых зутеров. Юноша-моряк вступил с ним в перепалку, и они столкнули его с тротуара на проезжую часть. Об этом инциденте написала пресса. Но до полноценного столкновения военных и зутеров дело тогда не дошло.

Оно случилось почти год спустя, в ночь на 3 июня 1943 года, когда одиннадцать моряков в центре Лос-Анджелеса вступили в драку с зутерами. Впоследствии противоборствующие стороны приводили свои версии того, кто являлся зачинщиком, но для прессы все было ясно уже изначально.

И на следующий день очередной номер Los Angeles Times вышел с широковещательным заголовком: «Зутеры избили и нанесли ножевые ранения военнослужащим!» Этот инцидент всколыхнул общество: нападение на военных сочли тяжким преступлением.

Двести моряков погрузились в такси и отправились в восточную часть Лос-Анджелеса, где обитала мексиканская община. Встречая по дороге парней в «зут-сьютах», моряки избивали их дубинками, насильно раздевали, стаскивали потрепанную одежду в кучи и сжигали.

На следующие дни «зачистка» продолжилась. Пресса освещала эти действия моряков с полнейшим сочувствием. Вскоре к военным присоединились и гражданские «волонтеры».

Глубже, чем костюм

Отряды, состоявшие из военнослужащих и обычных жителей, патрулировали улицы и нещадно расправлялись со всеми встреченными зутерами.

Так, в одном из случаев моряки во время кинопоказа выставили перед зрителями двух мексиканцев, раздели, а затем помочились на их костюмы. Американский левый журналист Кэри Мак-Уильямс, оказавшийся свидетелем происходящего, писал:

«Толпа из нескольких тысяч солдат, моряков и гражданских лиц, маршировавшая по улицам Лос-Анджелеса, продолжала избивать каждого человека в запретном костюме, которого они могли найти.
Пробираясь в кинотеатры, они приказывали включить свет в зале, а затем шли по проходам, вытаскивая мексиканцев с их кресел.
Трамваи останавливали, а мексиканцев и также некоторых филиппинцев и чернокожих выдергивали с пассажирских мест, выталкивали на улицы и избивали с садистским безумием».

В результате этих расправ более 150 человек получили ранения, а полиция арестовала свыше 500 мексиканцев по обвинениям, варьировавшимся от «беспорядков» до «бродяжничества». Лишь 8 июня в ситуацию вмешалось военное командование, распорядившееся отправить моряков и солдат, участвовавших в «зачистках», в казармы.

Эта история осложнила отношения США с Мексикой. Озаботились и в Вашингтоне: 16 июня 1943 года Элеонора Рузвельт опубликовала в прессе свою колонку, в которой попыталась осознать случившееся.

«Вопрос глубже, чем просто костюмы. Это расовый протест. Это проблема имеет корни, уходящие далеко в прошлое. И мы не всегда справляемся с этими проблемами так, как должны бы», — писала Рузвельт.

На следующий день возмущенные сотрудники Los Angeles Times опубликовали редакционную статью, в которой обвинили первую леди в коммунистических наклонностях и даже в разжигании расовой розни.

Под конец июня 1943 года в Лос-Анджелес прибыл сенатор Джек Тенни, которому поручили выяснить, не «были ли нынешние беспорядки со стороны зутеров спровоцированы нацистскими агентами, пытающимися рассорить США с латиноамериканскими государствами». Впрочем, никаких доказательств в поддержку этого утверждения не нашлось. А сами июньские расправы над зутерами, оставив глубокий след в общественном сознании, принесли всходы в будущем.

В частности, «зутсьют» носил в 1940-х Малькольм Литтл — в будущем радикальный лидер афроамериканского населения Малькольм Икс. Был зутером и Сесар Эстрада Чавес, впоследствии ставший влиятельным правозащитником, борцом за права трудящихся, нацменьшинств и мигрантов.

«Зут» по-европейски

У «зута» в то время были свои «собратья» в других странах. Так, французская простонародная молодежь выработала свой стиль «зазу» (zazou): это одежда свободного покроя, ткани в полоску и клетку, набриолиненные длинные волосы, темные очки, пиджаки с широченными, подбитыми ватой плечами, замшевые полуботинки, белые или ярко-оранжевые носки (у юношей) и чулки «в сеточку» в сочетании с туфлями на деревянной или пробковой подошве (у барышень).

Все эти наряды либо добывались на черном рынке, либо перешивались из родительских вещей.

Режим Петена в 1940-х яростно боролся с адептами «зазу», разрушавшими, по мнению властей, единство французской нации.

В Чехословакии ярким цветом расцвели «потапки» (potapky), или «поганки», — молодежная субкультура, объединенная интересом к американской поп-музыке, в первую очередь к свингу. Ее отличительными особенностями являлись широкая, мешковатая одежда, мятые шляпы, цветные носки, длинные волосы. И даже в гитлеровской Германии возникли Swing Kids (они же Swingjugend).

Свой протест против национал-социалистических порядков они выражали нарочитой, насколько это возможно, аполитичностью и своеобразным внешним видом.

«В основном это были юноши и девушки из буржуазной среды, студенты-гуманитарии, молодые музыканты. Представителей аристократических фамилий среди „детей свинга“ было крайне мало: молодые немецкие дворяне, даже не разделявшие нацистских взглядов, исправно маршировали в общей колонне. <…>
Девушки „свингеров“ старались следовать французской и американской моде, злоупотребляли косметикой, часто курили, что явно не соответствовало плакатно-официальному образу арийской девушки», — пишет историк моды Галина Иванкина.

Субкультура «зут» пережила войну. В Европе ее элементы успешно перекочевали во многие новые молодежные стили, появившиеся в 1950-е.

Например, длинные пиджаки и ботинки на толстой подошве стали непременным атрибутом британских teddy boys, или тедов. А в послевоенном СССР первые стиляги вдохновлялись именно американскими джазовыми зутерами, их широкими пиджаками, цепочками и яркими галстуками. Только позже появились прически с коком и брюки-дудочки.

Интересно, что в США стиль «зут» неожиданно обрел респектабельность. Во многом этому способствовал великий Фрэнк Синатра, избравший себе подобный образ. Изначально он так хотел выразить уважение мафии, связями с которой в 1950-е певец даже гордился, но в результате костюм «зут в стиле Синатры» со временем сам стал прочно ассоциироваться с образом мафиози, по крайней мере в кинематографе.