«Монумент подвигу русских солдат» в Адлере: снести нельзя оставить

30 июня 2020 года в Адлере установили памятник, цитирую, «подвигу русских солдат, оборонявших в 1837 году крепость Святого Духа от горцев местных черкесских племён». В этих боях, кстати, погиб сосланный на Кавказ поэт-декабрист Александр Бестужев‑Марлинский.

Монумент на месте крепости (саму её давно разобрали за ненадобностью) представлял собой бронзовый свиток с моделью фортеции на каменном постаменте. Он появился по инициативе депутатов горсовета Сочи, священников Свято-Троицкой церкви Адлера, членов Российского военно-исторического общества (РВИО) и сотрудников адлерского исторического музея. Сообщалось, что подобные памятные знаки планировалось поставить на месте всех укреплений Черноморской береговой линии — о которой ниже.

Новость об этом появилась на сайте администрации Сочи — и произвела на черкесских активистов в России и в эмиграции самое тяжёлое впечатление. С их точки зрения монумент в большей степени символизирует катастрофические последствия, которые имела Кавказская война для черкесских народов. В широком смысле слова: адыгов, собственно черкесов, шапсугов и кабардинцев.

После ряда комментариев и дискуссии — достаточно сдержанной — между черкесскими активистами и создателями памятника, 8 июля он исчез. Без комментариев на сайте администрации. Статью о его установке тоже удалили.

На встрече с активистами сотрудники администрации Сочи пояснили: памятник поставили без нужных согласований и допустили ошибку, не обсудив это с представителями коренного населения. И что решение о демонтаже было принято мэром города после обсуждения на федеральном уровне.

Черкесы были рады — но теперь уже возмутились русские активисты. Они сочли ликвидацию памятника пощёчиной, опасным прецедентом, уступкой черкесским националистам и антироссийским силам. Дискуссия вышла за пределы Адлера и распространилась по общероссийским соцсетям и сайтам.

В итоге обиделись практически все.

Что произошло с черкесами в XIX веке?

В движении на юг Россия в конце XVIII века поглотила земли своих давних врагов-партнёров: Крымского ханства и Ногайской орды, осколков средневековых ханств. Не двигаться дальше, когда это можно технически, империям в те времена в головы не приходило. Технологический прогресс обеспечил европейским государствам немыслимое ранее военное превосходство над любыми недостаточно модернизированными обществами, и они стали делить планету между собой. Просто потому, что могли.

В ходе противостояния со всё более слабыми на её фоне Турцией и Ираном Россия присоединила христианские страны Южного Кавказа: грузинские и армянские земли. Но между ними и «умиротворённой» степью расположился Северный Кавказ. С точки зрения империи, выход был один: горцы должны склониться и признать власть Петербурга. Началась жестокая полувековая война, полыхавшая от Чёрного до Каспийского моря. В методах не стеснялся никто.

Естественно, империя оказалась сильнее. Однако ход событий на востоке и на западе Северного Кавказа оказался разным. На востоке пленение имама Шамиля и истощение в бесконечной войне убедили народы Чечни и Дагестана признать власть «белого царя». На западе события пошли иначе.

Проиграв войну, черкесы оказались перед выбором: подчиниться России и принудительно переселиться с гор в болотистую тогда долину Кубани, или покинуть территорию империи. Подавляющее большинство горцев выбрали эмиграцию. Османская империя предложила им как дружественным мусульманам, пострадавшим от «неверных», переселение и размещение на своих землях.

Однако масштаб волны в сотни тысяч эмигрантов оказался таким, что ни Россия, ни Турция не смогли адекватно решить этот вопрос. Беженцы-мухаджиры месяцами ждали судов в импровизированных лагерях на обоих берегах, они в больших количествах умирали от голода и эпидемий. С тех пор на Ближнем Востоке проживает более миллиона черкесов-эмигрантов, а в Иордании они даже составляют королевскую гвардию.

В России остались десятки тысяч черкесов, сотни тысяч уехали или погибли. Под волной переселенцев из России, включая казачьи земли, демографический ландшафт Северо-Западного Кавказа коренным образом изменился. Ещё в начале XIX века к югу от реки Кубань начинались глубоко черкесские земли, в том числе на будущем Черноморском побережье Кавказа. Теперь даже в республике Адыгея коренное население составляет около одной пятой. До Карачаево-Черкесии на востоке и Абхазии на юге безусловное большинство жителей составляют русские.

Геноцид или нет?

С 1990-х годов черкесские активисты настаивают на признании тех событий геноцидом своего народа. Единственной сделавшей это страной стала Грузия в 2011 году — в основном, из соображений политического противостояния президента Саакашвили с Москвой.

Российские историки считают, что те события нельзя считать геноцидом — война была одинаково жестокой с обеих сторон, и с российской стороны была типичной для поведения великих держав первой половины XIX века. Цели уничтожить черкесов Россия не ставила, лишь подчинить и прекратить набеги на свои земли. В том числе посредством депортации из гор, где контроль был невозможен, на равнину посреди казачьих станиц.

Эмиграции Империя пыталась противодействовать, не желая терять потенциальных подданных. А тяжесть демографических потерь была вызвана тем, что адекватно разместить и перевезти сотни тысяч беженцев в условиях того времени ни Россия, ни Турция не могли при всём желании. Хотя они честно пытались.

К тому же, события до середины XIX века принято оценивать по более «терпимой» этической планке. Нравы даже в самых передовых странах были по меркам ХХ века немыслимо жестокими. Человеческая жизнь — особенно «простолюдина» и тем паче «враждебного дикаря» не стоила почти ничего. И если «поднимать вопросы» — то получится, что геноцидом занимались практически все. При первой же возможности и без особых колебаний.

Ещё немного истории: как курорты возникли из крепостей

Крепость Святого Духа была возведена войсками Российской империи на месте будущего Адлера не случайно.
Горцев поддерживали Османская империя и британцы в рамках «Большой игры». Британский посланник в Стамбуле Дэвид Уркварт пытался мешать «замыслу России сожрать всю Турцию и Иран, а затем весь мир» с таким маниакальным энтузиазмом, что в итоге был снят с поста. Чтобы окончательно не лишился рассудка и не сиганул в Босфор с криком «я вижу русских казаков!». Его чрезмерная активность по борьбе с русскими и поддержке черкесов ставила под угрозу даже собственно британские интересы в регионе.

Ещё за черкесов воевали польские и венгерские эмигранты — целыми отрядами, они же обеспечивали горцам артподдержку, в которую те не умели. Между турецким и черкесским берегом сновали десятки судов с военными поставками. Для пресечения морских поставок блокады побережья флотом не хватало — и русские войска стали возводить укрепления Черноморской береговой линии.

Эти крепости и форты, часто у устьев горных рек, появлялись в важнейших точках побережья. Там ставили города ещё греческие и генуэзские колонисты, а затем возводили укрепления и фактории для торговли с горцами османы. Часто российские войска занимали и укрепляли уже имевшиеся фортификации, которые были взяты и разрушены их предшественниками во времена русско-турецких войн.

Укрепления Береговой линии как узлы российской власти в регионе легли в основу почти всех современных курортов Большого Сочи. А также других крупных населённых пунктов от Анапы до Сухуми. Новороссийск, Геленджик, Туапсе, Лазаревское, Сочи, Гагра начинали свою российскую историю как сугубо военные объекты. И Адлер тоже.

Что же делать?

На мой взгляд, памятник вполне имел и имеет право на существование — только с более корректными формулировками.

Наиболее здравое предложение сделал Маджид Чачух, председатель краснодарской организации причерноморских адыгов-шапсугов. По его мнению, вопрос был не в памятнике как таковом, а в правильном комментарии. Словах на постаменте, которые не разобщали бы, а объединяли непростую историческую память русских и черкесов, которые ныне живут на одной земле.

В имевшемся виде памятник однозначно глорифицировал российских солдат Кавказской войны, которые сражались во имя присоединения Черкесии к империи. С точки зрения русского патриота, тем более русского националиста — так и должно быть.

Однако с точки зрения черкесов, с предками которых на их племенной земле они и сражались, это выглядит «несколько иначе». Примерно как для алжирца или вьетнамца — подвиги иностранного легиона и десантников Франции, сколь бы они ни были дороги сердцу французского патриота. Или, если проводить более близкую аналогию, для ирландца-католика Ольстера — героизм «томми», солдат британской короны.

Как показывает практика, подобная однозначность трактовок в общем пространстве категорически не способна прививать симпатии и лояльность. Негативный эффект тут всегда будет сильнее позитивного. Для сторонников памятника он уже через пару лет станет привычной деталью ландшафта. Для противников — незаживающей пощёчиной, которая будет работать на радикализацию куда надёжнее любых враждебных происков. В регионе, и без того непростом в смысле межнационального мира.

Любимая национал-радикалами любых народов идея «мы обозначим своё господство, и меньшинства заткнутся и склонятся» не просто имеет сомнительную этичность — она попросту не работает. Травмы и обиды нужно прорабатывать и разрешать, а не усугублять. Иначе рано или поздно спираль насилия может закрутиться вновь.

А найти слова памяти для тех, кто честно дрался в давней войне другого мира с другими правилами, всегда можно. Тем более, что жить потомкам горцев и русских солдат с казаками всё равно предстоит вместе.