Одна винтовка на троих, всех попавших во время войны в плен на родине отправляли в ГУЛАГ и другие «черные легенды» о Красной армии

1. Запрещено окапываться: к обороне нельзя было готовиться

Одной из причин катастрофы РККА в 1941 году называют запрет готовиться к обороне. Якобы даже уставы и наставления запрещали рыть траншеи. Максимум — одиночные ячейки! Готовились, значит, к наступлению!На самом деле классические траншеи Первой мировой, в которых стрелки с винтовками стояли буквально плечом к плечу, уже и во времена Соммы и Камбре не были передним краем военной мысли, а ко Второй мировой окончательно стали анахронизмом. И Устав, и Наставление по инженерному делу, и «Развитие и оборудование окопов» предусматривают последовательность, не изменившуюся до сих пор. Окоп для стрельбы «лежа — с колена — стоя». Потом — ход сообщения к соседу. Окоп для пулемёта, окоп для миномёта, ход сообщения в тыл, доведение окопа до полного профиля и так далее.

Вот только продвижение передовых немецких частей — моторизованных, часто на бронетранспортёрах — не давало, как правило, времени на то, чтобы накопать хотя бы четверть положенного для первой очереди работ. Так и принимали красноармейцы бой в недорытых ячейках…

2. Одна винтовка на троих: в бой солдат бросали безоружными

Особенно это относится к народному ополчению. В мемуарах одного танкиста даже рассказывается, как он в 41-м году, оставшись без танка, воевал безоружным.

В действительности недостаток стрелкового оружия в РККА во Вторую мировую почти не встречался. Танкист, оставивший мемуары, дальше немного раскрывает свою танкистскую душу — пока не добыл в бою пулемёт, воевал с винтовкой Мосина — даже СВТ (самозарядную винтовку Токарева) не дали. В общем, для танкиста неавтоматическое оружие калибра 7,62 — это, считай, без оружия.

Дивизии народного ополчения вооружались со складов чем попало (но не дробовиками, как английская «Хоум Гард»), однако ж, винтовок хватало. Хотя порой на винтовку было 15-20 патронов. Пулемётов — да, не хватало, и артиллерия была совершенно нештатной. У одной дивизии вместо батареи 76-мм имелась — на всю дивизию — только батарея… 152-мм. У другой вместо артиллерии был сводный танковый батальон бронетанкового училища.

По возможности, все дивизии ополченцев перед отправкой на фронт старались переформировать в стрелковые, заодно демобилизовав тех, кому явно не по силам война в пешем строю. Потери ополченцы, конечно, несли огромные, но не из-за слабости вооружения, а из-за общей обстановки на фронте и недостаточной выучки при высоком боевом духе.

3. Штык на палке: пехота шла в бой, вооружившись черенками от лопат

«А вооружали их штыками на палках, для видимости. Я сам такое поднимал…»

У отдельных авторов это превращается в лом с приваренным штыком — они, видимо, представляют себе тыл пехотной дивизии на конной тяге изобилующим ненужными ломами, сварочными аппаратами и электродами.

На самом деле штык на палке — это импровизированный минный щуп. Почему не миноискатель? Не требует батарей и находит мины в деревянных корпусах, так что миноискатель и щуп друг друга не заменяют. Всё просто.

4. Массовая гибель ТБ-3: старые самолеты бросали на убой

Прекрасно описанная Симоновым история уничтожения эскадрильи тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3 одним немецким истребителем породила ощущение, что такое происходило каждый день на всём фронте.

На самом деле один из лучших наших писателей-баталистов попал на явление, которого вообще не должно быть — атаку тяжёлых бомбардировщиков без прикрытия. Такие ситуации каждый раз приносили излишние потери. Однако уже летом 1941 года имелось понимание, что ТБ-3 не следует так использовать. Эти бомбардировщики быстро перешли к ночным рейдам.

ТБ-3, точные за счёт малой скорости и способные из-за устаревшего огромного крыла планировать с выключенными моторами, довоевали до весны 1945 года. Правда, уже в качестве учебных и транспортных, и последние месяцы войны они действовали практически без боевых потерь.

5. Пулемёты в спину: атаковали своих же

«… подбадривая атакующих пулемётными очередями в спину». Тоже популярная тема. С очевидцами, ага.

Ещё со времён Первой мировой существовал такой приём, как стрельба из пулемётов навесным огнём, с закрытых позиций. Эдакая эрзац-артиллерия. Рассеивание огромное, и при ошибке в установке прицела действительно есть немалый шанс накрыть своих.

Со стороны это выглядит именно стрельбой в спину наступающим.

6. Штрафбаты и заградотряды: полстраны сидело, полстраны охраняло

«Половина армии в штрафбатах, половина в заградотрядах». Сам такое слышал от зрителей.

Штрафников было не очень много (около одного процента РККА прошло через штрафные части). В штрафбаты попадал только комсостав, в штрафроты — бойцы и младшие командиры. Никаких формирований штрафбатов из уголовников в тылу не было.

Кстати, штрафники полностью восстанавливались в правах после ранения или получения государственной награды — а старые награды у них не отбирались, а сдавались на хранение в политотдел части. В случае гибели штрафника семья получала пенсию по потере кормильца, исходя из последних звания и должности до приговора. А в воспоминаниях офицера постоянного состава штрафроты (то есть, командиров, а не осуждённых) упоминается некий красноармеец, попадавший в штрафроту трижды и освобождавшийся досрочно с наградой (тоже трижды).

Неожиданный казус: после войны именно постоянникам оказалось сложнее всего.

И не всегда удавалось объяснить, что это не наказание, а поощрение — постоянники получали повышенный оклад, ускоренную выслугу и подбирались из образцовых офицеров.

Что касается заградотрядов — молва сильно преувеличила их в количестве и назначении.

Данные по импровизированным заградотрядам 1941 года весьма обрывочны, а окончательное оформление они получили по приказу 227 «Ни шагу назад», в количестве трёх-пяти отрядов до 200 человек в каждом на армию. Через три месяца в РККА было уже 193 таких отряда, из них 41 — на Сталинградском фронте. Стояли они в тылу дивизий. За два с половиной месяца удалось задержать 140 755 военнослужащих, 131 094 вернуть в свои части и на распределительные пункты. 1189 человек расстреляли — это менее, чем один на сотню.

Все рассказы о стрельбе заградотрядами массово на поражение (а не под ноги и не поверх голов) — либо случаи использования строевых частей вместо заградотрядов, либо «в километре от нас их всех расстрелял заградотряд», то есть какие-то слухи из четвёртых-пятых рук.

7. Из огня да в полымя: всех попавших во время войны в плен на родине отправляли в ГУЛАГ

«И все, все, все они из плена попали сразу в ГУЛАГ». Слышали когда-нибудь такое?

Мягко говоря, это было не совсем так. Разумеется, все освобождённые из плена проходили проверку. В подавляющем большинстве рядовые и сержанты её проходили благополучно. Около трети офицеров, освобождённых до окончания войны, прошли через штурмовые батальоны — формально не штрафные, но тоже с офицерами вместо рядовых и воевавшие на самых жарких участках. Срок — два месяца, или до награды, или до ранения. Потом — восстановление в звании. Арестованы были в целом считанные проценты проверяемых. Есть и несколько «но» — многие попадали в рабочие батальоны — на тяжёлую работу и скудный паек. Офицеры после войны могли попасть в «нахождение в распоряжении командования» — то есть на казарменном положении, с минимальным окладом и без права демобилизоваться. В общем, не сладко — но не поголовный ГУЛАГ.

Майора Петра Гаврилова, героя Брестской крепости, тоже иногда используют как пример — сразу после освобождения он оказался в лагере, в Сибири, и в партии его не восстановили. Но в лагере Гаврилов был не заключённым, а начальником, и не восстановился по очень формальной причине. Он утратил партбилет — это формальный повод для исключения. Нужно вновь становиться кандидатом… а Гаврилов гордый, не стал. Вот и вся репрессия.