Почему в старину было так много стариков-нищих и как «чужой век заедали»

Возраст почётен, пока ты в силе

В патриархальной русской семье действительно возраст имел значение. «Ты не смеешь мне, старику, такого говорить» сказать можно было не только об откровенной дерзости: старший устанавливал, что можно сказать в его присутствии и что нельзя. Славянофилы воспевали картину, в которой во главе семьи стоит седобородый старец, накопивший за годы жизни особенную мудрость.

В некотором роде так и было. Главой семьи обычно был дед или даже прадед, чья седая борода подтверждала и подчёркивала его статус. Самая старшая женщина в семье тоже апеллировала к своему возрасту, управляя прочими или даже помыкая ими. Особенное внимание любители лубочных представлений о семье, описывая чистый и ладный крестьянский быт, уделяли тому, какими силой и здоровьем пышут старики. Но ведь даже если бы они жили до ста лет — обычная для любого человека природная дряхлость настигала бы их рано или поздно. Куда же девались старцы слепые, сгорбившиеся, с медленными ногами и плохим слухом, которые должны были бы время от времени оказываться во главе семьи?

Ответ легко найти в русской литературе прошлых веков — и так же легко его пропускают мимо глаз. Помните, например, рассказ для детей, где старика держали за печью и кормили из лоханки? По сюжету его сын и невестка устыдились, когда внучок стал рассуждать, что позже так же поступит с родителями. На деле мало кого брал стыд. Уважение старикам очень часто оказывали, только пока они были в силе, могли выполнять тяжёлую деревенскую работу. Теряющие силы дедушки и бабушки смещались с места главных в семье, их мнения никто не спрашивал, а сами они очень боялись показаться ненужными и хватались за любую мелкую работу. Тому были серьёзные причины.

Откуда на дорогах столько странничков

На страницах старых книг бесконечной чередой проходят старики-страннички и старики-нищие. Первые ходят от города к городу и, главное, от монастыря к монастырю, вторые могут просить подаяния только в нескольких деревнях по кругу или только в одном городе. Эти явления — две стороны одной монеты. Увы, но во многих деревнях, когда дед или бабушка признавались слишком слабыми, чтобы быть полезными, начинался процесс выживания.

В лучшем случае старику подавали еду отдельно, более скудную, и то и дело спрашивали, когда же он умрёт вместо того, чтобы всё есть да есть. Такая жестокость шла не от природной испорченности — жизнь в деревнях представляла из себя бесконечную борьбу за пропитание. Может быть, отсюда сложилось суеверие, что слишком долго живущий человек «чужой век заедает» – то есть отнимает чужие года жизни.

Это суеверие порой приводило к тому, что старикам, растерявшим силу и здоровье, запрещали входить в «жилую» часть дома, за матицу, женщины семьи переставали им стирать одежду, ночевать старикам приходилось в сенях или на лавке у двери. В чуть более лучшем положении часто оказывались женщины, по крайней мере те из них, кому в молодости удалось наткать полотна себе на старость побольше — этим занимались все молодые женщины и девушки. Полотно, натканное в молодости, старуха постепенно продавала и на эти скромные деньги жила, покупая себе нормальную еду. Кроме того, старухи часто хотя бы кое-как, но обстирывали себя сами — старики этого не умели и даже не представляли, что могли бы это сделать.

В наихудшем случае стариков буквально выживали и выгоняли из дома. Они могли начать ходить от монастыря к монастырю под предлогом замаливания грехов — при многих монастырях были бесплатные трапезные и гостевые дома для паломников, в которых, однако, нельзя было оставаться подолгу. Другие просто принимались просить Христа ради, не утруждая себя видимостью паломничества. Странники милостыню по пути тоже принимали. Так по пути старики и находили смерть: от усталости, недоедания, болезни, непогоды или диких зверей.

Так было почти везде

В дохристианские времена, судя по обрывкам информации в песнях, сказках и другом зафиксированном фольклоре, стариков, потерявших силу, и вовсе умерщвляли — священство запретило геронтоцид наряду с царившим инфантицидом, когда от ребёнка в неурожайный год избавлялись, как от лишнего рта. Речь идёт не только о восточнославянских землях, но и о Европе: в немецком, французском, скандинавском фольклоре можно обнаружить всё те же мотивы и сюжеты.

В немецких землях выживание стариков взрослыми детьми из домов было настолько обычным делом, что в восемнадцатом-девятнадцатом веках повсеместно заключались специальные договоры: по ним старики уходили в какую-нибудь хижину недалеко от своего бывшего дома, оставляя хозяйство взрослому сыну, а взамен получали определённое количество еды, табака и чая. Над договорами порой шёл ожесточённый торг, и судебные дела по неисполнению таких договоров тоже известны.

В английских семьях потерявших способность работать на семью пожилых людей отводили в богадельни, в работные дома (если старики могли ещё выполнять хотя бы очень простую монотонную работу). В Скандинавии пожилой человек, в здравом уме, но потерявший силы, мог сам уйти зимой в лес: замёрзнуть в снегу — смерть почти что лёгкая. Известны случаи, когда сжигали как ведьм очень старых женщин: ведь так долго жить можно только за счёт чужих жизней, которые отнимаешь колдовством.