Поднебесная в ловушке: как великую империю довести до краха

Золотой век

Династия Цин пришла к власти в Китае в XVII веке после долгой и кровопролитной войны с династией Мин. Война с остатками приверженцев старой династии длилась до 1680-х годов.

Именно с этого момента начался так называемый «век процветания», который длился с 1680-го по 1790 год. Конечно, границы немного условны, но тем не менее конец XVII и весь XVIII век для Китая стали временем стабильного экономического развития: по сути, на тот момент это было самое мощное и богатое государство мира. В 1680 году в Китае жило 150 миллионов человек, он имел 300-тысячную армию, а в результате реформ императора Канси, направленных прежде всего на насыщение и развитие внутреннего рынка, запасы серебра в казне достигли отметки в 60 тонн.

Китайская промышленность тоже во многом была передовой, китайские товары — чай, шёлк, фарфор и тому подобное — пользовались устойчивым спросом в Европе. Деньги, приходившие от иностранцев, оставались в Китае, и приток серебра был просто гигантским: в период 1721-1740 годов его оценивали в 68 миллионов песо (песо — серебряная монета весом 28 грамм), а в 1752-1800 годах — 105 миллионов песо. В среднем импорт серебра составлял 50 тонн в год.

В 1730-х годах Китаю удалось найти ещё одно удачное экономическое решение — открытые месторождения меди в провинции Юньнань и импорт меди из Японии позволил императорскому правительству перейти во внутренних расчётах на медную монету. В период с 1740-го по 1745 год отчеканили много медных монет, эквивалентных 125 тоннам серебра, что позволило вынуть из оборота «освободившееся» серебро и либо складировать в императорскую казну, либо использовать для внешней торговли и масштабных внутренних преобразований.

Понятно, что с такой «кубышкой» правительству жилось неплохо: оно имело возможность финансировать дорогостоящие и долговременные проекты по развитию территорий, давать ссуды и кредиты под низкий процент, и тому подобное.

Кроме того, весь XVIII век прошёл под эгидой повышенного спроса на зерно и рис. Эти продукты почти постоянно росли в цене, что благотворно сказалось на основной массе населения Китая — крестьянах.

В результате к 1776 году население страны удвоилось и составило 311 миллионов человек.

Мальтузианская ловушка

Однако появилась проблема — с увеличением количества населения стала падать производительность труда. Почему? Крестьянские наделы, которые делились между наследниками, становились всё меньше и меньше. Большее количество населения требовало большего количества продуктов питания.

Грубо говоря — если население возросло в два раза, то и производство продуктов питания должно в два раза увеличиться.

Если этот рост меньше — поднимутся цен на продукты, бедные разорятся, начнутся голод и экономическая депрессия.

Американский учёный Роберт Аллен сравнил заработные платы в Китае и Европе и констатировал следующее: если в 1600 году прибыль китайского фермера была сравнима с прибылью его английского собрата, то к концу XVIII века доход китайского крестьянина снизился почти в половину — на 42 процента.

В результате получилась парадоксальная ситуация — население растёт, ВВП страны растёт, валютные запасы растут, а вот ВВП на душу населения снижается — причём с 1740-х годов и весь оставшийся XVIII век.

К 1800 году китайская экономика начала исчерпывать свои производственные мощности. И это на фоне продолжающегося роста населения — к 1820 году оно достигло 383 миллионов человек. Именно поэтому в период с 1815-го под 1820 год появились почти все предпосылки экономического кризиса. Снизилась стоимость серебряной монеты, то есть началась дефляция. Это падение цен разорило мелких фермеров и мелкие производства. Понятно, что дефляция привела и к понижению заработных плат, а это, в свою очередь, опять привело к снижению цен — начала раскручиваться дефляционная спираль, дававшая о себе знать все 1820-е годы.

Всё это привело к кризису перепроизводства, голоду, социальным потрясениям и ослаблению государства.

Спасением тут могли бы стать внешняя торговля и пресловутая «кубышка», которую копили весь XVIII век. Но в странах Европы после окончания Наполеоновских войн тоже начался затяжной экономический кризис. Это и понятно — с войны вернулись солдаты, которых надо было трудоустроить, цены на сельхозпродукцию резко упали, покупательская способность уменьшилась, начались бунты — даже в Англии, где голодавшие отставные солдаты требовали «хлеба или смерти».

Добавила страху и природа. Из-за гигантского извержения вулкана Тамбора в Индонезии 1816 год вошёл в историю как «год без лета». Солнце скрылось из виду, в Америке и Европе в июле выпал снег, произошёл массовый неурожай. В Китае это извержение привело к катастрофическим разливам Хуанхэ, что вызвало массовый голод. Кроме того, «кубышку» империи Цин пришлось основательно растрясти, чтобы подавить восстание секты Белого Лотоса (1796-1805 годы).

В результате к середине 1820-х годов оказалось, что денег в загашнике фактически нет.

«А есть ли у нас план?»

Кроме того, в период 1800-1815 годов цены на медь повысились, тогда как на серебро — снизились. Из-за этого началась утечка серебра, которое меняли на медь. Получилось, что в период 1826-1830 годов в Китай пришло 12,72 миллионов песо, а ушло — 25,68 миллионов. Дальше было только больше. Всего же отток серебра за период с 1808-го по 1856 годы оценивается историками и экономистами в 134 миллиона песо.

Что же произошло? Чаще всего говорят, будто опиум заместил серебро в торговле с Китаем. Но опиум, поставленный в 1830-х годах, англичане со всеми накрутками оценили в шесть миллионов долларов (доллар равен песо), тогда как отток составлял десятки миллионов. Вообще, доля опиума в оттоке серебра не превышала шести процентов от общей суммы оттока.

Тут сыграли несколько факторов. Главный — обесценивание медной монеты.

Мы уже говорили, что цена меди относительно серебра в 1820-х возросла. Поэтому, чтобы сохранить покупательскую способность медной монеты внутри страны, цинское правительство начало эту монету портить.

Низкое качество медных монет привело к тому, что ими стали избегать пользоваться.

Введённые бумажные банкноты (отдельно эквивалент серебряных денег, и отдельно — медных) население встретило с недоверием. Простым людям стало нечем расплачиваться: впервые за сто лет чёткая китайская система двух валют — внутренней и внешней — дала сбой. Медь изъяли из оборота, бумажные деньги не зашли, осталось…. только серебро, которое массово оседало на низовом уровне, а потом и вовсе стало уходить заграницу.

Собственно, это и была главная причина оттока серебра. Весь Китай массово испытывал «денежный голод», и в этом смысле отток серебра из-за опиума здесь фактически ни при чём.

Некоторые выводы

Таким образом, «депрессия Даогуана» (1820 — 1850 годы) была вызвана следующими факторами: 1) «мальтузианской ловушкой», или гигантским ростом населения, за которым не поспевали рост промышленности, экономики и сельского хозяйства; 2) спадом во внешней торговле после 1815 года; 3) падением цен на серебро, ростом цен на медь, как следствие — разрушением стройной экономической модели «двух валют»; 4) ошибочными или опрометчивыми действиями правительства, оставившими Китай в трудные годы без «экономической подушки»; 5) кризисом перепроизводства внутреннего рынка из-за дефляции.

Экономическая ситуация исправилась в 1850-е годы — благодаря Опиумным войнам. По этим кабальным договорам китайцы открыли для свободной торговли новые порты и… начали сбыт товаров. В результате поток серебра снова ринулся в Китай. В период 1857-1866 годов в Китае осело 187 миллионов серебряных песо, в 1868-1886 годы — 504 миллиона песо.

И это тогда, когда ввоз опиума достиг беспрецедентно высокого уровня! Получилось, что китайские рис, чай, фарфор, стекло, шёлк и так далее оказались европейцам нужнее, чем китайцам европейские товары широкого потребления.

Если же посмотреть на ситуацию более широко, можно увидеть, что проблема была в политике изоляционизма Китая, которую культивировали весь XVIII век. Грубо говоря, внутренняя экономика и торговля сперва насытились, а потом и перенасытились, но, когда товарный и торговый поток был готов выплеснуться за пределы страны, — оказалось, что выплёскиваться-то и некуда.