Русские эмигранты в Константинополе: «белое похмелье» Гражданской войны

Русские беженцы — нежданные и побежденные гости

«Мы мечтали о том, что накопим много денег, купим себе фальшивые паспорта и уедем куда-нибудь подальше из этого проклятого города, переполненного оборванными русскими, от всей нестерпимой константинопольской жизни и невыносимого безделья…», — так много лет спустя вспоминал свою жизнь в Константинополе секретарь Ивана Бунина, журналист и писатель Андрей Седых. Его чувства разделяли многие тысячи других русских, которых стихия войны забросила в Константинополь в 1920 г. Еще несколько лет назад никто не мог бы представить, что в столице Османской империи русские окажутся как побежденные.

К воротам Царьграда русские воины подбирались не раз, начиная еще с походов 10 века. О Константинополе мечтали императрицы и императоры, а полководцы грезили о неувядаемой славе покорителей древнего города даже в последние годы царской России; и не знали, что совсем скоро русская армия войдет наконец в бухту Золотой Рог, а затем и в сам Константинополь. В турецкую столицу вошли остатки белой армии генерала П. Н. Врангеля. Спустя несколько дней после Крымской эвакуации белых (2−3 ноября 1920 г.) их корабли подошли к турецким берегам. Часть русской армии отправилась на п-ов Галлиполи, на Лемнос и другие острова, других вместе с гражданскими беженцами впустили в Константинополь.

Еще до Крымской эвакуации в Царьграде было больше тысячи русских беженцев, которые покинули Юг России. Но теперь их стало около 65 тысяч. И всем им нужно было где-то спать, что-то есть и как-то одеваться. Огромная часть русских вышла из Крыма, не имея почти никакого личного имущества. Жизнь эмиграции в Константинополе с первых минут была тяжелым испытанием. Во всяком случае, для большинства беженцев. Никто не встречал их с хлебом-солью, не предлагал работу или масштабную программу государственной помощи.

Известный певец Александр Вертинский тоже эвакуировался из Крыма. Он вспоминал раннее утро, когда впервые увидел Константинополь: «Сказочный город, весь залитый солнцем, сверкнул перед моими глазами. Тонкие иглы минаретов. Белосахарные дворцы. Какая-то башня, с которой будто бы сбрасывали в Босфор неверных жен. Маленькие лодочки-канки. Красные фески, море красных фесок. Люди в белом. Солнце. Гортанный говор. И флаги, флаги, флаги. Без конца. Как на параде. Как в праздник!» Насколько же обманчивым оказалось это первое впечатление…

Эмигрантская жизнь: константинопольский караван-сарай

Наперебой подплывали турки к русским кораблям на лодках и обменивали еду и воду на драгоценности, меха, царские деньги и оружие. Торговля, в которой беженцы продавали свои вещи за бесценок, закипела еще бурнее, когда русские сошли на берег. Заработанные на продаже скудного имущества пиастры и лиры быстро тратились на самое необходимое. Немногие жили в отелях и пансионах, и огромное количество — особенно первое время — ютилось в довольно убогих бараках (так, Иван Бунин с женой ночевали в первую ночь в бараке, ранее предназначенном для прокаженных). Приходилось радоваться и этому, как и самому факту, что Константинополь вообще дал русским приют.

Те, кому удавалось, продав что-то, скопить хотя бы небольшую сумму, на паях открывали русские заведения: магазины, ломбарды, аптеки, адвокатские и врачебные кабинеты… В большом количестве появились ресторанчики, столовые и забегаловки: «Ростов-Дон», «Казбек», «Одесса-мама», «Режанс», «Русский ресторан», «Петроград», столовые «Кремль» и «Украина»… В столовых готовили отменный борщ и котлеты, тут же продавали консервы, яйца, лук, водку и другие продукты. По воспоминаниям А. Вертинского, множество вывесок в центре города предлагали «зернистую икру», «смирновскую водку», «филипповские пирожки» и легендарный «украинский борщ».

Но владельцев успешных русских заведений было мало. Остальные с огромным трудом искали хотя бы случайную подработку. Мужчины работали прачками и грузчиками, торговцами вразнос папиросками и снедью, уличными артистами и официантами; бывшие солдаты и офицеры чистили картошку и возили воду, чинили обувь на базаре и там же перекупали и продавали все подряд начиная со спичек, бубликов, ковров и всякого хлама и заканчивая валютой, спиртом и кокаином; женщины подавали в кафе, стирали и убирали, а в лучшем случае устраивались секретаршами в разные бюро. Черная работа за 60−80 пиастров в день позволяла не умереть с голоду. Андрей Седых несколько месяцев продавал газеты, чтобы заработать на пропитание. Хватало на какие-то продукты, покупку ужина у местного грека, да еще подкормить пару безработных друзей.

«Мы жили в Константинополе уже третий месяц, без денег и без дела, целыми днями слоняясь по городу в поисках добычи», — вспоминал Седых. По вечерам они встречались в маленькой грязной улочке, где ужинали в греческом ресторане и обсуждали разные финансовые прожекты. Вскоре изобретательность и удача принесли наконец успех. Приятели Андрея Седых раздобыли где-то хорошую подзорную трубу и треногу. В тот же день они основали «астрономический бизнес»: прохожие выстраивались в очередь, чтобы недолго посмотреть на Луну за пять пиастров и послушать об этом небесном теле занимательные факты. Успешный бизнес прогорел осенью, когда небо надолго заволокло плотными облаками. И дельцам пришлось вложить все накопления в визы и билеты в другие страны.

Русские благотворительные организации (прежде всего, Земский и городской союз) оказывали помощь, но хватало не на всех нуждающихся; немало людей хронически недоедало, случалось, люди попросту не ели по несколько дней. Не всем хватало места и в ночлежке. Помогали иностранцы: британская и французская военные миссии предоставляли небольшие пайки из военных запасов, американский Красный Крест помогал детям и женщинам — кормил, давал молоко, одежду и одеяла. Гуманитарной катастрофы удалось избежать, но ситуация все равно оставалась удручающей. Обнищание, безделье, травма поражения в войне и разочарование не могли не сказаться на моральном состоянии беженцев. В Царьграде в 1920—1921 гг. это было особенно заметно. Процветали интриганство, споры и сплетни, пьянство; мужчины экономили на скудных пайках и продавали обмундирование, а кто-то даже просил милостыню, чтобы напиться «дузиком» (анисовая водка, разбавленная холодной водой). Среди женщин появилось заметное число тех, что заигрывали с иностранцами, и даже те, кто прямо продавали себя в ресторанах и других увеселительных местах.

В 1921 г. эмигранты стали покидать Константинополь — город, в котором для них не было перспектив. Одни, как генерал Слащов, вернулись в Советскую Россию, другие (большая часть) начали разъезжаться по разным странам Европы и даже за ее пределы. Беженцы ехали во Францию и Германию, в Чехословакию, Сербию, Болгарию, Румынию, даже в страны Латинской Америки. По наблюдениям генерала Врангеля, много эмигрантов переезжало также в Югославию и Грецию. Александр Вертинский пел в кабарэ «Черная роза», но спустя всего несколько месяцев после начала его константинопольской жизни численность публики так упала, что ему нечего вскоре стало делать в этом городе. Как только появилась возможность, Вертинский уехал по фальшивому греческому паспорту в Румынию, а затем жил и выступал в разных странах; в то же время Андрей Седых сначала устремился в Италию (тоже по фальшивым документам), а затем во Францию. Туда же в поисках пристанища отправился Иван Бунин. Многотысячным потоком покидали беженцы Константинополь. К 1922 г. там насчитывалось уже только 28 тыс. русских, еще через пять лет — всего лишь менее 3 тыс. К началу 1930-х в Царьграде остались единицы.