Серьезную конкуренцию этим прибалтийским городам может составить эльзасский город гуманистов Селеста, который привнес в рождественский праздник обычай украшать дома к Рождеству ёлками. Между прочим, в соседней Лотарингии появилось такое популярное елочное украшение как стеклянный шар. Так что споры о том, как и где, возникла традиция украшения елок, еще долго будут будоражить умы знатоков рождественских традиций. В XVI столетии этот обычай прочно укоренился в Германии, Австрии, Эльзасе и Лотарингии. Причем сторонники Реформации всячески поддерживали нововведение, подчеркивая символику ели как аналога райского Древа познания добра и зла.
В конце XVI века под влиянием распространяющегося протестантизма обычай дарить подарки по случаю окончания года сместился с 6 декабря (день Св. Николая) на 24 декабря. С этого момента ель становится рождественским атрибутом новой религии, а главным символом — младенец Иисус (Christkindel), вместо святого Николая, который ассоциировался с языческими культами. В центре празднований с тех пор находилась рождественская ёлка, в основание которой стали класть подарки. Младенец Иисус, которого со временем стали изображать в виде юной девушки в фате, облаченной в белое одеяние и золотую корону с еловыми ветвями и свечами. Она раздаёт подарки послушным детям, тогда как ужасный дед с розгами (в эльзасской традиции Hans Trapp), в свою очередь, угощает непослушных детей не желанными подарками, а плёткой. Тогда же идеологи Реформации, в частности Мартин Лютер, отказались использовать для празднования Рождества принятые у католиков вертепы (рождественские сценки), поскольку у протестантов почитание материальных, вещественных воплощений божественного отошло на второй план. Вместо этого они заложили традицию украшения рождественских елей — ведь этот атрибут Рождества, в отличие от вертепов, напрямую не изображает ни Христа, ни иных библейских персонажей. Основными элементами символики убранства рождественской ели в этот период считаются традиционные красные яблоки, но всё чаще используют разноцветные бумажные обёртки в форме роз. Цветы являются аллюзией на слова пророка Исайи о «корне Иессееве» — дереве Иессея, или генеалогическом дереве Иисуса, намекая на происхождение Спасителя. А еще, цветы на ёлке напоминали о словах рождественского гимна Es ist ein Ros entsprungen («Выросла роза»), написанного как раз в ту эпоху.
Традиционное празднование Рождества в Германии в XVI веке.
В русской культуре ель была наделена различными сакральными значениями и ассоциировалась в основном с разного рода нечистью (чертями, лешими и прочими обитателями дремучих лесов). Слово «ель» образовалось из народного просторечия «ёлс» — одного из имен лешего, черта: «А коего тебе ёлса надо?» Ель традиционно считалась у славян деревом смерти, о чем сохранилось немало свидетельств. Существовал даже мрачный обычай: самоубийц закапывали между двумя елками. В некоторых местах действовал запрет на посадку ели около дома, чтобы не навлечь беду на главу семейства. До наших дней сохранился ритуал погребальных венков, сделанных опять же из ели. С конца XIX века мрачный образ ели начал постепенно меняться, совместив в своей семантике два традиционных обряда: исконно-русскую траурную церемонию с еловыми венками и празднование Рождества с нарядной и пушистой елкой, пришедший с Запада. Постепенно в сознании русских ель крепко соединилась с положительным символом рождественского дерева.
В России елка как рождественский атрибут появилась гораздо позже. В начале XVIII века Петр I после своего путешествия в Европу издает указ, согласно которому предписывалось вести летоисчисление не от Сотворения Мира, а от Рождества Христова, а начало нового года («новолетие»), до того отмечавшееся на Руси 1 сентября, перенесли на 1 января, как во всем остальном христианском мире. В этом указе давались также рекомендации по организации новогоднего праздника. Примечателен тот факт, что ель фигурировала в основном как городское украшение, и в домах ее никто не ставил, а приоритет был отдан праздничным фейерверкам. Символом Рождества в России елка станет лишь в начале XIX столетия. Первые рождественские ели появились в домах петербургских немцев, которые ревностно оберегали привезенные с родины обычаи. А. Бестужев-Марлинский в повести «Испытание» (1831), изображая святки в Петербурге 1820-х годов, пишет: «У немцев, составляющих едва ли не треть петербургского населения, канун Рождества есть детский праздник. На столе, в углу залы, возвышается деревцо… Дети с любопытством заглядывают туда». И далее: «Наконец наступает вожделенный час вечера — все семейство собирается вместе. Глава оного торжества срывает покрывало, и глазам восхищенных детей предстает Weihnachtsbaum (рождественская ель) в полном величии…».
Маскарад в 1722 году на улицах Москвы с участием Петра I. Картина В. Суриков
Предположительно мода на елки, как символ Рождества, распространилась при Николае I в конце 1830-х годов, после чего, по примеру царской семьи, ели стали устанавливать в знатных столичных домах. Постепенно рождественское дерево завоевывало и другие социальные слои Петербурга. Во многом этому поспособствовали печатные СМИ, которые десятью годами позже заговорили о рождественской елке как о диковинном украшении. И с этого момента Петербург охватил «елочный ажиотаж». Елки были не дешевы, а лучшими считались те, что привозились из Финляндии (бывшей тогда еще частью Российской империи) местными крестьянами. Популярность ели объяснялась модой на романтическую литературу — произведения Э. Т. Гофмана и Г. Х. Андерсена были хорошо известны в России.
Их произведения печатались к Рождеству специальными изданиями, предлагая детям праздничное чтение (повесть «Щелкунчик и Мышиный король» была издана в России в 1839 году). Таким образом, рождественские обряды распространились на всю империю и, в дальнейшем, закрепились в русской культуре. В канун Рождества 1892 года в Мариинском театре Санкт-Петербурга был впервые поставлен балет «Щелкунчик» на музыку П. И. Чайковского. С тех пор традиция постановки «Щелкунчика» на Рождество стала широко известной в европейских странах, а музыка к балету сопровождает праздничные ёлки во многих странах.
Сцена из балета Щелкунчик в Мариинском театре, 1892.
После революции мода на елки никуда не исчезла, и даже в 1918 году М. Горький и Н. А. Бенуа выпустили новогоднее издание для детей «Ёлка», оформленное красочными тематическими иллюстрациями известных художников. Печальный поворот в традиции празднования Рождества произошел после смены календарей, когда в стране был введен григорианский календарь, и Новый год поменялся местами с Рождеством. Резко снизился статус праздника к 1922 году, что обусловлено ростом официальной пропаганды, направленной против религиозных праздников. Тогда 25 декабря все еще оставался нерабочим днем, но на праздничных мероприятиях читались лекции, разоблачающие «экономические корни рождественских праздников», давались политические сатиры и «живые картины», а рождественские елки превратились в «комсомольские».
К началу 30-х годов отменили даже «комсомольские елки», объявив эту традицию пережитком прошлого. Очередной поворот в этой истории произошел к середине десятилетия. Из воспоминаний Н. С. Хрущева: «Вышли мы, сели в машину Сталина. Поместились все в одной. Ехали и разговаривали. <…> Постышев поднял тогда вопрос: «Товарищ Сталин, вот была бы хорошая традиция и народу понравилась, а детям особенно принесла бы радость — рождественская ёлка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям ёлку?». Сталин поддержал его: «Возьмите на себя инициативу, выступите в печати с предложением вернуть детям ёлку, а мы поддержим». Так это и произошло». И после небольшой заметки в «Правде» новогодняя ёлка вновь вернулась к советским детям, а Рождество было окончательно упразднено. Частично, с многочисленными правками, атрибуты рождественской елки перекочевали в новую советскую действительность, вместе со ставшей уже традиционной встречей первых мгновений Нового года под бой курантов с бокалом шампанского, мандаринами, салатом оливье и теплыми пожеланиями на год грядущий.
