Сентябрьские расправы: как санклюлоты утопили Париж в крови

После 10 августа 1792 года практически единственным реальным органом власти стала Парижская Коммуна, большинство в которой составляли радикальные революционеры — Луве, Шометт, Тальен, Робеспьер и другие. Коммуна конфликтовала с Законодательным Собранием, который оставался высшим органом власти лишь формально. Коммуна добилась от Собрания передачи ей всех полномочий по защите общей безопасности. Был учрежден Чрезвычайный трибунал, чтобы судить роялистов, защищавших короля 10 августа. Кроме того, в опалу попали и не признавшие новое гражданское устройство духовенства священники. В Париже и других городах Франции начались аресты. Но Коммуна решила окончательно расправиться с теми, чьи взгляды и убеждения ее не устраивали.

18 августа был составлен перечень лиц, которых можно считать «подозрительными». К ним относились общественные функционеры, отрешенные Коммуной от должности, члены Клуба Фельянов, выборщики Сент-Шапель (направившие в Законодательное Собрание депутатов, которые не устроили радикальных революционеров), подписавшие петицию Восьми тысяч, все, кто протестовал против декретов Национального Собрания. Позднее к списку добавили и тех, кто подписал петицию Двадцати тысяч против событий 20 июня, когда толпа ворвалась в королевский дворец.

Дантон, бывший министром юстиции, потребовал немедленного ареста «подозрительных» как меры по спасению Отечества, в условиях, когда прусская армия двигалась на Париж. В ночь с 29 на 30 августа в городе прошли массовые обыски и аресты при участии Национальной Гвардии. Горожан обязали не выходить из домов, пока их не посетят комиссары. Было арестовано около 3000 человек и изъято около 2000 ружей, тюрьмы были переполнены, арестованных отправляли в любые пригодные места для их содержания.

Немалую роль в сентябрьских событиях сыграли настроения революционно настроенных представителей «третьего сословия» (санклюлотов). После своей победы 10 августа они хотели только мести. Кроме того, они понимали, что в случае падения Парижа, они своей головой ответят за последние события. Командующий армией интервентов герцог Брауншвейгский еще 25 июля издал манифест, в котором говорилось, что все гвардейцы, которые будут сражаться против прусской и австрийской армии будут наказаны, как бунтовщики. Члены Национального собрания и администрация департаментов «будут отвечать за все своей головой» и их будут судить по законам военного времени. Париж герцог обещал полностью разрушить, если его жители причинят хоть малейшее оскорбление королевской семье. При этом по городу ползли слухи, что помощь интервентам готовы оказать тайные роялисты и арестованные ранее Коммуной. Поэтому среди санклюлотов была популярна идея расправы над заключенными.

Действовать на опережение предлагал и Марат. В августе он развернул кампанию, призывая расправиться с контрреволюционерами. В своих афишах Марат обращался к добровольцам и просил их не идти на фронт, пока они не совершат суд над врагами отечества, заключенными в тюрьмах. Другие радикальные революционеры тоже призывали к расправе. Точных сведений о том, что «сентябрьские убийства» были спланированы и организованы представителями Коммуны, нет. Но и агитации и призывов к этому оказалось вполне достаточно, чтобы народ пошел вершить самосуд.

Резня в тюрьмах началась стихийно. Утром 2 сентября по городу прошел слух, что последняя крепость, прикрывающая Пруссии дорогу на столицу, Верден, была взята. Это было ложью, на самом деле Верден пал только вечером, о чем в столице могли бы узнать только 3 сентября. Коммуна объявила генеральный сбор, проводился набор волонтеров, им выдавали оружие на случай обороны. Ходили слухи, что загорорщики в тюрьмах поднимут мятеж. В этих условиях секция Пуассоньер приняла постановление, что «нет иного средства избежать опасностей и увеличить рвение граждан для отправки на границы, как немедленно осуществить скорое правосудие над всеми злоумышленниками и заговорщиками, заключёнными в тюрьмах». Другие секции Парижа решили последовать ее примеру.

Первой расправой стало нападение на 6 карет с 30 арестованными священниками в аббатстве Сен-Жермен. Их всех убили ударами сабель, пощадили только аббата Сикара, который учил глухонемых языку жестов, его узнали санклюлоты. Толпа ворвалась в аббатство и начала убивать заключенных. Там организовали «народный трибунал», который возглавил один из участников взятия Бастилии Станислав Майяр. По тюремным спискам заключенных вызывали на суд и после беглого опроса выносили им приговор. Некоторые органы власти пытались спасти заключенных, но им отвечали: «Ходатайства за изменников бесполезны!». 3 сентября Майяр получил предписание от наблюдательного комитета Коммуны: «Товарищи, вам приказано судить всех заключённых в Аббатстве без различия, за исключением аббата Ланфана, которого вы должны отвести в безопасное место». Очевидно, что это была попытка спасти Ланфана, который был братом одного из членов Коммуны, однако санклюлоты восприняли этот документ как одобрение их действий властями.

Первым делом трибунал расправился со 150 швейцарцами, охранявшими королевскую семью 10 августа. Их всех перебили, а затем и королевских телохранителей с командирами нацгвардии, перешедшими на сторону монархистов. Также в аббатстве погибли бывший министр Монморен, первый камердинер короля Тьерри и другие. Санклюлоты расправлялись с приговоренными к смерти во дворе аббатства — они стреляли в них из ружей, рубили саблями и кололи пиками. Всего было убито около 270 человек.

Последовав примеру Сен-Жермена, в тюрьме Ла Форс также был организован «народный трибунал», который возглавили члены Коммуны Эбер и Люлье. Более 60 человек приняли участие в убийствах в ночь со 2 на 3 сентября. За два дня было убито 160 заключенных, в том числе и подруга Марии Антуанетты — принцесса де Ламбаль. После смерти ее голову насадили на пику и пронесли мимо окон тюрьмы Тампль, в которой содержалась королевская семья. Остальных женщин, заключенных в Ла Форс, комиссары Коммуны пощадили.

Однако в большинстве тюрем расправы проходили стихийно, там даже не было намека на правосудие. Остановить резню не могли даже революционные власти Парижа, они решили предоставить события их течению. Законодательное Собрание послало в места расправ своих депутатов, но санклюлотов их речи не убедили. Дантон решил вообще не вмешиваться, заявив: «Мне наплевать на заключённых! Пусть с ними будет всё, что угодно!». Министр внутренних дел Ролан поначалу призывал всех соблюдать закон и порядок, но уже 3 сентября заявил, что действия народа хоть и ужасны, но «вносят своего рода справедливость». Когда же «трибунал» спросил у мэра парижа, что делать с оставшимися заключенными Ла Форса, тот равнодушно ответил: «Поступайте, как знаете!». Никто не осмеливался помешать разъяренной толпе.

Санклюлоты продолжили расправы. Так, в монастыре Кармелитов, где содержались неприсягнувшие священники, было убито 190 человек, в том числе духовник короля. В Шатле самосуд начался 3 сентября, около 220 человек погибло. Большинство содержавшихся здесь были обвинены в уголовных преступлениях. Единственный, кто сумел спастись, это д’Эпремениль, бывший член Парижского парламента, сыгравший определенную роль на начальном этапе революции, однако позднее примкнувший к роялистам. В Консьержери было убито 289 человек, большинство из них были осуждены за незначительные уголовные преступления. Примечательно, что и в Шатле, и в Консьержери в расправах участвовали сами уголовники, которых пощадили при условии помощи убийцам. В Сальпетриере 4 сентября были убиты 35 пороституток, содержавшихся в этой тюрьме. В здании Чрезвычайного трибунала расправились над 80 роялистами, в том числе над вторым командиром швейцарцев майором Бахманом. А в тюремном госпитале для душевнобольных Бисетр толпа из 200 человек 4 сентября из пушек перебила всех его обитателей.

Коммуна пыталась упорядочить и ограничить стихийный террор. Так, вечером 2 сентября Генеральный совет направил в тюрьмы комиссаров, чтобы те защитили лиц, осужденных за долги и другие гражданские проступки. Благодаря этому к утру 3 сентября удалось спасти около 200 заключенных из Шатле и Консьержери. Однако, большая часть самих парижан отнеслись к расправам довольно равнодушно. Они продолжали заниматься своими делами, ходили в театры и лавки, словно не замечая массовых убийств. Один из жителей даже отметил: «Всё это, без сомнения, слишком печально, но они — заклятые враги, и те, кто освобождает от них родину, спасают жизнь тебе и нашим бедным детям».

Парижские события вызвали отклик и в других городах Франции. В Орлеане толпа разгромила тюрьмы и дома богатых торговцев. 10−12 человек погибло. В Версале произошло нападение на колонну арестованных, погибло 50 человек. Распространению идеи народной расправы немало способствовал изданный 3 сентября циркуляр наблюдательного комитета Коммуны:"Часть жестоких заговорщиков, заключённых в тюрьмах, предана смерти народом. Этот акт правосудия казался народу необходимым, чтобы путём террора сдержать легионы изменников, укрывшихся в стенах города в момент, когда народ готовился двинуться на врага. Нет сомнения, что вся нация, после длинного ряда измен, которые привели её на край пропасти, поспешит одобрить эту меру, столь необходимую для общественного спасения…" Всего в сентябре было зафиксировано 26 случаев расправ в различных департаментах. Между тем, согласно данным историков, из почти 2800 заключенных, содержавшихся в парижских тюрьмах, за несколько первых дней сентября погибли от 1100 до 1400 человек. При этом от 353 до 392 «политических» и от 737 до 1003 «неполитических».