Шуты и «карлы» при русском дворе

На свадьбе Анны, дочери Петра Великого, и герцога Голштинского Карла-Фридриха в 1725 году гостей развлекали карлики.

«Из паштета, поставленного на стол невесты, – описывает свадьбу дворянин Фридрих Берхгольц, – с необыкновенным проворством выскочил очень маленький и красивенький карлик в костюме скорохода, который держал в руках бутылку и стакан, чтобы пить за здоровье царственной новобрачной; а из другого паштета, стоявшего на столе его королевского высочества жениха, вышла в то же время прехорошенькая одетая пастушкой карлица, которая после глубоких реверансов перед его высочеством и после отданного всему обществу поклона протанцевала вокруг паштета».

Откуда в европейской державе, которой была Россия в 1725, сразу после смерти Петра Великого, такие развлечения? Их завел сам первый император, ведь у него в детстве тоже были комнатные карлики. В допетровские времена при дворе московских царей тоже были различные шуты и уродцы, и зачастую им приходилось терпеть унижения похуже, чем выскакивание из торта.

Шуты и юродивые – в чем разница?

«Иван Грозный показывает свои драгоценности английскому послу Горсею», Александр Литовченко

Придворные шуты появились в России при Иване Грозном. Не исключено, что первый русский царь пытался подражать в этом Генриху VIII (1491-1547), при дворе которого жили шуты Вилл (Соммерс) и Джейн, даже изображенные вместе с монархом на его парадном портрете. Соммерс был знаковой персоной при дворе: он мог прямо обращаться к царю, в шутливой форме предостерегал его от необоснованных трат и резких поступков. Впоследствии он даже присутствовал на коронации Елизаветы I Английской.

В Московском царстве шуты никогда не играли такой роли – она принадлежала юродивым. Василий Блаженный вполне мог назвать грозного царя «Ивашкой», и тот в ответ не приказывал казнить Божьего дурака – среди юродивых и вправду было много людей с ментальными заболеваниями. Как считалось, устами блаженных глаголет Господь. Шуты же были вполне светскими персонами, со своей жизнью вне шутовской профессии. Шутом при Грозном вполне мог быть даже князь из Рюриковичей – низведённый до позорного положения в политических целях.

Князь Иосиф Фёдорович Гвоздев-Ростовский, сначала служил в войсках царя, но потом угодил в шуты и стал зваться Осип Гвоздь. Карамзин сообщает, что «недовольный какой-то шуткой, царь вылил на него миску горячих щей. Бедный смехотворец вопил, хотел бежать: Иоанн ударил его ножом». Призванный доктор только констатировал смерть Гвоздева, на что «царь махнул рукою, назвал мертвого шута псом и продолжал веселиться». В данном случае царь Иван совершил, конечно, политическое убийство – известно, что он ликвидировал многих князей и бояр, несогласных с его политикой. Другому он отрезал ухо; кому-то пробил ногу острием посоха. Ни с юродивым, ни с обыкновенным шутом так обычно не поступали.

При дворе Ивана Грозного царя и гостей развлекали скоморохи – артисты ещё из языческих времен, которых терпеть не могла православная церковь. Они носили потешные платья и личины, ставили комические сценки, водили учёных медведей, играли на тарелках, бубнах, домрах, дудках и гуслях. Как писал врач царя Алексея Михайловича Сэмюэл Коллинз, «возьмите несколько сов, несколько скворцов, пару голодных волков, семь свиней, столько же кошек с супругами и заставьте всех их петь» – так, на слух европейца, звучали скоморошьи инструменты.

Однако в XVII веке от скоморохов осталась только музыка: первые Романовы были царями набожными и не позволяли плясок и личин. При дворе оставались только музыканты: «гусельники, домрачеи и скрипотчики», при Михаиле Федоровиче во дворце на праздники «весь день и до вечера играли в сурны [особые дудки] и трубы и били по накрам [разновидность литавр]». При царях Михаиле и Алексее на мужской половине царских дворцов, где часто принимали гостей-иностранцев, появляются и европейские музыканты – например, органисты. Но в глубине царских хором в течение всего XVII века продолжали жить карлики и уродцы.

Петр Великий и его увлечение «карлами»

«Петр и Екатерина на свадьбе карлов», гравюра Николая Дмитриева-Оренбургского

Даже в петровской России карлики продолжали жить у русской знати и царей – в качестве «живых игрушек», как бы жестоко это ни звучало. «Роспись карлам что на Москве», составленная в 1710 году, показывает, что по два карлика было у цариц Прасковьи Фёдоровны (жены Ивана Алексеевича) и Марфы Матвеевны (жены Федора Алексеевича). Также карлики жили у Шеина, Салтыкова, Прозоровского, Хованского, Апраксина, Нарышкина – сплошь у представителей старой московской знати. Всего же в Москве в 1710 было 34 домашних карлика.

Карлики были и у маленького царевича Петра, который первые годы жизни воспитывался в старых московских традициях. Карлики составляли первую «свиту» маленького царевича. Когда он подрос, карлики и лилипуты стали первыми солдатами его Потешного войска, из которого впоследствии вышли Измайловский и Преображенский полки. Даже во вполне уже серьезных Кожуховских маневрах 1694 года участвовала рота из 25 карликов.

Когда Петру исполнилось 9, старший брат Фёдор Алексеевич подарил ему шута Комара (Якима Волкова), который впоследствии, по легенде, спас царя во время стрелецкого бунта. Достоверно известно, что в ноябре 1710 года царь устроил свадьбу карликов – Комара женили на карлице царицы Прасковьи Фёдоровны. Незадолго до свадьбы Петр издал специальный указ: «Карл мужского и женского пола… собрав всех, выслать из Москвы в Петербург». Также было приказано сделать для всех «карл» платье: «кафтаны и камзолы нарядные, цветные, с позументами золотыми и с пуговицами медными золочёными, и шпаги, и портупеи, и шляпы; и чулки, и башмаки немецкие; на женский пол верхнее и исподнее немецкое платье, и фантажи, и всякий приличный добрый убор…» – так царь собирал гостей на «миниатюрную» свадьбу.

В день бракосочетания пара была обвенчана по православному обряду. В торжественном шествии в церковь принимал участие сам царь, несколько министров и бояр – и шикарная процессия из 72 карликов и карлиц, разодетых в пух и прах. Когда приехали домой праздновать, «молодые и вся прочая компания карликов, щегольски и богато одетых по-немецки, заняли несколько маленьких столов посередине залы», а «великорослые» Петр и его гости расселись по стенкам, чтобы видеть всё происходящее – угощение, танцы, а затем и драку карликов. Как бы дико это сейчас ни смотрелось, для гостей Петра, в том числе иностранного посланника Юста Юля, в происходящем не было ничего необычного: «Какие были тут прыжки, кривляния и гримасы, вообразить себе нельзя! — восклицал датский посланник. Все гости, в особенности же царь, не могли довольно тем навеселиться и, смотря на коверканье и ужимки этих 72-х уродцов, хохотали до упада».

Это была не единственная шутовская свадьба, устроенная Петром. В 1695 году он женил шута Якова Тургенева. На свадьбе присутствовали настоящие бояре, окольничие, думные дворяне – высокопоставленные чиновники. При этом они ехали «на быках, на козлах, на свиньях, на собаках; а в платьях были смешных, в кулях мочальных, в шляпах лычных, в крашенинных кафтанах, опушены кошечьими лапами, беличьими хвостами, в соломенных сапогах, в мышьих рукавицах, в лубочных (соломенных) шапках».

По этим нарядам заметно, что главный распорядитель свадьбы – царь Петр – отлично понимал русскую смеховую культуру и позаимствовал многое из святочных обрядов. Святки – это русский языческий праздник перехода из одного года в другой, который начинали справлять после зимнего солнцестояния. В святочных играх поэтому традиционно пародировались обряды перехода, такие, как свадьбы – и похороны. И похороны карликов царь Петр тоже проводил.

1 февраля 1724 прошли похороны шута Комара (Волкова), свадьбу которого играли в 1710. Похоронную службу служил «​​крошечный поп, которого из всех здешних священников нарочно выбрали для этой процессии по причине его малого роста». Самого покойного везли в маленьком гробу на маленьких санях, запряженных пони, которых вели мальчики из знатных семейств – придворные пажи. В траурной процессии шли ряды карликов и карлиц во главе с карликами-«маршалами» с большими жезлами выше их роста. Для контраста по обеим сторонам процессии «двигались с факелами огромные гвардейские солдаты в числе по крайней мере 50 человек» и «четыре громадных придворных гайдука в черных костюмах и также с факелами». Участвовал в процессии и сам царь, вместе с князем Меншиковым, но они были не в траурном одеянии – Петр, опять же, развлекался: например, собственноручно бросал в карликов в огромные сани, в которых их должны были отвезти на поминки по Комару.

Это была последняя потешная церемония, в которой поучаствовал Петр. После его смерти, при последующих правителях, и в особенности при Анне Иоанновне, также воспитанной в московских традициях, карлики и шуты ещё обретались при дворе. Именно при Анне состоялась свадьба шута Голицына и шутихи Бужениновой, в ходе которой новобрачные должны были провести ночь в ледяном доме. После царствования Анны шуты в Российской империи стали пережитком прошлого.