До переворота
Когда царём в октябре 1740 года стал двухмесячный Иоанн Антонович, сын Анны Леопольдовны и супруга её Антона Ульриха. Формально регентом был Эрнст Иоганн Бирон, а затем его мать. Фактически же власть принадлежала Андрею Остерману, хитрому интригану, правда, весьма непопулярному и даже трусоватому.
Ситуация, при которой Россией правили немцы, вызвала массу недовольства, а взоры россиян всё чаще обращались в сторону дочери Петра I и Екатерины I, рождённой вне брака. В своё время именно признание Верховным тайным советом Елизаветы незаконнорожденной и привело к восшествию на престол Анны Иоанновны, а затем её внучатого племянника Иоанна Антоновича.
При этом Елизавета Петровна была личностью популярной, а тема её возможного царствования активно обсуждалась не только в России, но и за рубежом. Во Франции питали надежду путём переворота разрушить русско-австрийский союз, заключённый в 1726 году, а добиться этого было возможно лишь после смены правительства. Французскому послу Жаку Иоахиму Тротти Шетарди ещё в 1739 году была поставлена задача найти сторонников Елизаветы Петровны, а саму будущую императрицу подготовить к заговору.
Не стояли в стороне от процесса и шведы, надеявшиеся на то, что Елизавета, которой Швеция окажет финансовую поддержку при восшествии на престол, отдаст территории Восточной Прибалтики, потерянные в результате поражения в Северной войне. Шведский посол Эрик Матиас фон Нолькен получил тайную депешу, в которой ему давалось задание, схожее с тем, что получил Шетарди из Версаля.
Нолькен и Шетарди в результате вели долгие переговоры с Елизаветой Петровной в попытках добиться от неё определённых обязательств, которые она должна будет выполнить после своей победы. Шведы желали получить от будущей императрицы письменное обязательство по уступке территорий в обмен на финансовую помощь, а французы хотели иметь гарантии изменения внешнеполитического курса России.
Однако сама Елизавета ограничилась лишь устными обещаниями, уверив Шетарди и Нолькена в том, что доверять бумаге такие вещи было бы крайне неосмотрительно. Она была столь убедительна, что оба посланника решили: слову Елизаветы Петровны вполне можно доверять.
Будущая императрица смогла заручиться поддержкой гвардейцев Преображенского полка. Она регулярно посещала казармы, одаривала самих служивых и крестила их детей, а потому ещё до переворота стала именоваться преображенцами матушкой. Тем более, что гвардейцы, как никто другой, были недовольны иностранным засильем в правящих кругах.
Ослеплённые обещаниями
Будущее показало, что Елизавета оказалась куда хитрее и прозорливее, чем считали за рубежом. Она сама возглавила заговор, взяв в союзники лейб-медика Лестока, который ещё с начала 1730 годов пользовался доверием Елизаветы, а ещё братьев Шуваловых, Михаила Воронцова, Разумовских и ещё несколько особо надёжных приближенных.
Российское правительство и сама Анна Леопольдовна были осведомлены о планах Елизаветы благодаря шпионам и дипломатам, но не придали этому сколько-нибудь большого значения. Дело закончилось лишь серьёзным разговором между дочерью Петра I и матерю царя Ивана VI. При этом Елизавета убедила Анну Леопольдовну в своей верности. По возвращении домой будущая императрица созвала тайное совещание, на котором присутствовали её сторонники, и переворот решено было совершить уже вечером следующего дня.
Дальнейшие действия Елизаветы широко известны: приезд её в гренадерскую роту Преображенского полка, обещание отдать свою жизнь на благо России-матушки и бескровный переворот, в котором приняли участие 300 солдат.
Но иностранные покровители заговора, как выяснилось, слишком недооценили Елизавету Петровну. Взойдя на престол, она вовсе не собиралась придерживаться тех договорённостей, которые были достигнуты со шведским и французским послами до переворота.
Сначала она заключила перемирие со Швецией, развязавшей войну с Россией ещё в июле 1741 года, но уже весной 1742 возобновила боевые действия. Спустя всего год шведам пришлось вновь согласиться с договором, подписанным во время заключения Ништадтского мира 1721 года.
Елизавета Петровна благоволила к высокомерному Шетарди, однако менять внешнюю политику России не стала и оставила без изменений условия союза с Австрией. Впрочем, французский посол надолго в России не задержался и вскоре был попросту выслан из Петербурга.
Иностранцы, надеявшиеся на легкомыслие и любовь к развлечениям их ставленницы Елизаветы Петровны, не смогли рассмотреть в ней ни твёрдого характера, ни приверженности национальной идее. Она же во время своего 20 летнего правления доказала, что интересы страны для неё всегда были на первом месте.