Захват танкера «Туапсе» 1954 год: 37-летний рейс через тайваньские тюрьмы и мордовские лагеря

Новенький танкер «Туапсе» был гордостью одесских моряков. Построенный на верфях в Дании, он был оснащен двигателем фирмы «Бурмейстер и Вайн», аналогов которому в СССР пока не было. Новейшее навигационное оборудование сделало танкер быстроходным и маневренным. Свой первый рейс «Туапсе» совершил в Антарктиду: отвез советским полярникам топливо, а на обратной дороге захватил добытый китовый жир. Весной 1954 года судно отправилось во второй рейс в братскую Китайскую Народную Республику. По документам «Туапсе» вёз 10 тысяч тонн осветительного керосина. Только капитан Виталий Калинин и еще несколько человек на борту знали, что керосин в трюмах плескался авиационный — это было топливо для заправки реактивных самолетов армии КНР. Команда «Туапсе» насчитывала 49 человек. Все команды капитана выполнялись четко, во время стоянок в иностранных портах никаких происшествий не случалось.

До Южно-Китайского моря добрались без приключений. Утром 23 июня на горизонте показался эсминец под флагом Китайской Республики — непризнанного СССР и враждебного материковому Китаю государства на острове Тайвань, возглавляемого генералом Чан Кайши. На экране радара было видно, что в отдалении курсируют еще два боевых корабля. С эсминца передали приказ остановиться. Дело происходило в нейтральных водах, поэтому Калинин проигнорировал приказ. «Туапсе» продолжил движение. Тогда эсминец подкрепил своё требование двумя пушечными выстрелами. Один снаряд вспенил воду перед носом танкера, другой — позади кормы. Капитан был вынужден скомандовать «Стоп машина». Тайванец потребовал, чтобы капитан явился к нему на борт с судовыми документами. Калинин не мог оставить корабль, и отправил на эсминец первого помощника Бориса Меркулова. В бинокль с мостика «Туапсе» было хорошо видно, как поднявшегося на борт эсминца офицера тут же связали и куда-то увели. Сразу после этого к «Туапсе» устремились три шлюпки, набитые солдатами.

Осадка у танкера низкая, Чанкайшисты легко залезали на борт. Тревожный сигнал сирены чуть запоздал, и отдыхавшая после ночной вахты часть команды даже не успела проснуться. Те, кто был на палубе, пытались дать отпор захватчикам, но силы были не равны. Радист Михаил Болтунов успел передать в эфир сигнал тревоги. Через несколько минут отозвался Владивосток. А когда Москва начала спрашивать, что случилось, Михаила уже выводили из рубки солдаты

Мотористы успели что-то испортить в двигателе, поэтому тяжелый танкер неделю тянули в порт Гаосюн два буксира. Команду загнали в красный уголок. Не все повели себя достойно. Помполит Дмитрий Кузнецов нарядился в белые куртку и колпак и попросил всех называть себя коком. Он очень боялся, что если захватчики узнают про его политическую должность, ему не поздоровится. Несколько тайваньских офицеров, хорошо говоривших по-русски, тут же начали предлагать морякам просить на острове политического убежища: «Вы везли в Китай топливо для самолетов, которые бомбят наши города, то есть вы фактически наши враги. Но если вы выберите свободу, с вами обойдутся очень хорошо». Никто из команды «Туапсе» не повелся на эти посулы.

Первым свободу выбрал корабельный кот. Как только «Туапсе» замер у причала, тот спрыгнул с борта, и дал дёру. Моряков увезли в здание, напоминавшее казарму, разбили на три примерно равных группы и начали идеологическую обработку.

Тем временем в Москве не понимали, что произошло. 24 июня после получения тревожой радиограммы заместитель министра иностранных дел СССР Валериан Зорин вызвал посла США Чарльза Боулена и вручил ему ноту протеста в связи с захватом танкера. В СССР считали, что никто кроме США не может покуситься на советское судно. Соединенные Штаты тут же открестились от этого инцидента. Примерно через месяц перебежавшие в материковый Китай тайваньские морские офицеры Цуй Чан-линь и Юй То-фань сообщили подробности захвата. Они рассказали, что без американцев дело всё-таки не обошлось. Инструкторы ВМФ США присутствовали на тайваньском эсминце, и они же досматривали уже захваченный «Туапсе». С Тайванем у СССР не было дипломатических отношений, поэтому Советское правительство обратилось к Франции, чтобы её консул в Китайской республике установил контакты с моряками «Туапсе» и помог их освобождению. Аналогичная просьба была направлена в Международный Красный Крест.

Пленными моряками занимались полковники Ван и Ли. Они прекрасно говорили по-русски. Ван хвастался, что во время войны был переводчиком при штабе Жукова, Ли тоже ходил в больших чинах в армии КНР. Сперва моряков «Туапсе» старались соблазнить: за подписание просьбы о политическом убежище им обещали роскошную жизнь в любой стране свободного мира, виллы, автомобили и солидные суммы в твердой валюте. Первым на уговоры поддался начальник рации Иваньков-Николов. Он говорил, что возвращаться в голодную Россию не собирается, что всем им представился прекрасный шанс остаться на Западе (ну, или на Востоке), и что грех этим шансом не воспользоваться. Остальные моряки Иванькова-Николова сторонились и подписывать требуемый документ отказывались.

Тогда тайваньцы ужесточили условия содержания пленных. Им урезали рацион: моряки стали получать стакан кипятка с кусочком хлеба утром и миску какой-то травы с ломтиком буйволятины на обед и ужин. С окон комнат сняли москитные сетки, и огромные комары, которых моряки называли «четырехмоторными», начали пить кровь советских граждан. Перед окном комнаты, где содержался капитан, поставили патефон, на котором часами крутилась пластинка с записью детского плача — дома у Калинина остался маленький сын. Команду стали дробить на всё более мелкие группы. Через месяц их держали по двое в камере. На постоянных допросах Ван и Ли врали каждому из моряков, что все кроме них уже подписали бумаги, многие уехали в США, некоторые даже женились на американках. Следователи утверждали, что началась третья мировая война, и американская армия уже захватила половину Сибири, так что надо поспешить оказаться на стороне победителей.

Пленников не били, но постоянные допросы и полная изоляция сильно действовали на нервы. 8 сентября морякам зачитали приказ начальника генштаба Китайской республики о конфискации танкера и груза и о том, что все они отныне — военнопленные. После этого моторист Николай Воронов попытался перерезать себе горло бритвой. Его доставили в больницу, зашили рану, а потом перевели в психиатрическую лечебницу, где стали закалывать какими-то препаратами.

Осенью Ван и Ли видимо поняли, что всю команду «Туапсе» заставить изменить Советской родине не удастся. Они отобрали двадцать молодых моряков и сосредоточили свои усилия на них. Постепенно следователям удалось угрозами и обещаниями заставить всю двадцатку подписать необходимые бумаги. После этого условия содержания и подписантов, и тех 29 моряков, которые не пошли на сделку, заметно улучшились. Порции еды увеличились. Капитану удалось добиться встречи с французским консулом, который передал команде немного денег и письма от их родных. В конце концов, спустя 13 месяцев плена 29 человек отправили домой.

До Гонконга моряков доставил рейсовый американский самолет. Дальше они пять дней добирались до Пекина на поезде. На каждой станции их встречали митингами с приветствиями героическим советским морякам и проклятиями в адрес тайваньских раскольников. В Пекине туапсинцев ждал торжественный прием, и самое главное — телефонная связь с московской гостиницей, где уже собрали их родственников. 30 июля 1955 года специальный рейс доставил моряков в Москву. Их встречали как национальных героев. В Кремле морякам вручили государственные награды. На одесском вокзале их чествовал весь город. Морякам выплатили зарплату за месяцы, проведенные в плену и солидную премию в 2000 рублей. Всем предоставили бесплатные двухмесячные путевки в санатории, которыми воспользовались, правда, немногие — большинство предпочли это время провести в кругу семей. Дальнейшие судьбы 29-и туапсинцев сложились благополучно. Почти все они продолжили работу на флоте, причем их поведение в тайваньском плену служило им дополнительной рекомендацией при отправке в заграничные плавания.

Почти сразу началась подготовка к съемкам художественного фильма о тайваньском инциденте. Соавтором сценария картины «Чрезвычайное происшествие» стал помполит Дмитрий Кузнецов, тот самый, который пытался при реальном захвате замаскироваться под кока. Естественно, что на экране все события были представлены в соответствующем идеологическом ключе, причем руководящая роль помощника по политической части была максимально выпячена.

Об оставшихся на Тайване моряках в фильме упоминалось вскользь, а их судьбы сложились по-разному. Сразу после освобождения большей части команды в рядах «невозвращенцев» царило уныние. Его скрашивал только корабельный кот, спустя год нашедший своих старых хозяев, и поселившийся вместе с ними в загородном доме, где их держали под охраной. Большая часть подписавшей просьбу о политубежище молодежи жалела о своём решении. Несколько молодых моряков устроили в мандариновой роще комсомольское собрание, где дали клятву любым путём вернуться на родину. Текст был составлен по образцу клятвы Олега Кошевого, которую наизусть знал Владимир Бенкович, игравший когда-то в театральном кружке. Несколько участников этого собрания расписались под документом кровью. Требования о возвращении в СССР они вручили тайваньским офицерам.

За отступников взялись сурово. Начались избиения и пытки. Моряков уговаривали еще раз изменить своё решение ударами бамбуковых палок по пяткам и голеням и зажиманием пальцев в дверях. Еще одной воспитательной мерой стало известие, что девять человек, не участвовавших в комсомольском собрании, в октябре 1955 года отправлены в США. В Нью-Йорке этих туапсинцев взяла под опеку американская разведка. По её настоянию Иваньков-Николов усердно раздавал интервью о своем побеге в мир демократии, матрос Виктор Татарников выступил в эфире радио «Свобода», а бухгалтер Николай Ваганов заявил на «Голосе Америки»: «Мы сами выбрали свободу, но это не значит, что забыли Родину. Домой мы вернёмся, но вернёмся тогда, когда там будет полная свобода и демократия…»

В то же время пятеро «американских туапсинцев» усердно искали в Нью-Йорке советских дипломатов. Через пару недель они смогли найти представительство СССР при ООН. Тамошние работники организовали их вывоз в Москву. В Америке остались четверо. Татарников и Еременко завербовались в армию США, следы Соловьева затерялись где-то в Нью-Йорке, Иваньков-Николов продолжал периодически выступать в радиоэфирах. Всех их в 1959 году Одесский областной суд заочно приговорил к смертной казни за измену Родине.

11 человек, оставшихся на Тайване, судьба опять разделила. Четверо из них после месяцев пыток вновь подписали документы о нежелании возвращаться в СССР. Кроме того, они дали обязательство сотрудничать с американской разведкой. В 1957 году их отправили в Бразилию, с которой тогда у СССР не было дипотношений. Через несколько месяцев эта четверка смогла тайно перебраться в Уругвай, а уже оттуда советские дипломаты отправили их в Москву. Дома в Одессе морякам выплатили зарплату за 4 года и дали двухмесячный отпуск, в конце которого все были арестованы. На суде прокурор требовал для всех смертной казни за измену родине, но военная коллегия Верховного суда отмерила Бенковичу и Зиброву по 15 лет, а Гвоздику и Анфилову по 12. В мордовском лагере «туапсинцев» встрелили уважительно: там недавно показывали фильм «Ч. П. — Чрезвычайное происшествие». В конце 1959 года Павла Гвоздика возили с этапом в Казань на опознание Иванькова-Николова. Тот в Америке сошёл с ума, и новые хозяева сдали потерявшего всякую ценность кадра советским дипломатам. В СССР его отправили в спецпсихбольницу под Казанью, где он провёл более 30 лет. В 1966 году «бразильскую четверку» помиловали. К тому времени тяжелая длань советского закона уже настигла Николая Ваганова. Семь лет после возвращения он жил в деревне под Арзамасом, успел жениться и завести сына, но КГБ вспомнил про его интервью на «Голосе Америки» и в 1963-м впаял, как изменнику, десяточку. Из них Ваганов отсидел семь лет.

Столько же провели в тайваньской тюрьме семеро «туапсинцев», оставшихся в лапах у чанкайшистов. Сидели они очень тяжело, в одиночных камерах, терпя постоянные издевательства. После помилования их, как «исправившихся» перевезли в какой-то барак на берегу моря. Там, под охраной, они провели еще двадцать лет. Вынесли такую жизнь не все. Жорж Димов повесился в ближайшей роще, а Анатолий Ковалев и Михаил Калмазан умерли от заработанных в тюрьме болезней. Про оставшихся в живых четверых моряков все, казалось, забыли. Представители тайваньских властей навещали барак раз в месяц, выдавая пленникам по двести долларов на еду. В середине 1980-х их перевезли на какую-то военную базу, а в 1988 году отпустили. При содействии советского консула в Сингапуре трое из них спустя 34 года наконец-то вернулись домой из рейса.

Последним «туапсинцем» на Тайване остался бывший судовой пекарь Всеволод Лопатюк. Он потерял возможность самостоятельно передвигаться и последние годы жил в каморке без окон в доме одного из охранников, которому оплачивали уход за инвалидом. В 1991 году Элеоноре Лопатюк позвонили в Одессу из Китая и спросили, согласна ли она принять мужа, ушедшего в море 37 лет назад. Она дала согласие и вскоре к её дому привезли кресло-каталку с супругом…

Финалом туапсинской одиссеи можно считать начало 1990-х, когда были официально реабилитированы пятеро моряков, получивших срока за измену родине. К тому времени встал на вечный прикол и сам танкер «Туапсе». Его переименовали в «Куайцзи», и он несколько десятилетий ходил под флагом Тайваня. Еще в начале XXI века мёртвый танкер видели у одного из причалов порта Гаосюн.