Чарльз Мэнсон: сын человеческий тюремный № В-33920

На следующий день в другой части го­рода зверски убили еще двух человек. В обоих случаях жертвы были изуродованы, а на стенах их кровью сделаны надписи: «СВИНЬИ», «ХЕЛТЕР-СКЕЛТЕР», «ВОЙНА», «ПОДНИМАЙСЯ». Виновными признаны «дети» общины «Семья» и ее глава по имени Чарльз Майлз Мэнсон.

В зале суда 90 мест из ста заняли журналисты со всего мира. Мэнсон вырезал на лбу свастику. На во­прос «зачем», тот ответил: «Как говорить с миром? Возьми самый страшный его символ – получишь его страх. А страх – это власть, это контроль. Я – князь мира. Я буду править им через ATWA. Я пришел, чтобы очистить мир». Мэнсону приписывают 35 убийств. Он  же говорит, что не убил никого. «Каждый ответствен только за свои действия. Но если б я стал убивать (прибавил он), никого бы из вас в живых не осталось».

Казнь была заменена пожизненным заключением, а Мэнсон тут же стал культом. Для одних он до сих пор – символ зла, для дру­гих – мессия. Почему же то, что вчера казалось немыслимым, вдруг стало возможным, а потом и привычным? Можно ли объяснить такое или объяснить в данном случае означало бы оправдать? Судите сами.

Когда в 1934 году мальчик появился на свет, его там никто не ждал. Его имя и место рождения – уже ребус. Первое означает «сын человека» (man’s son), а произнося название города, где тот ро­дился (Цинциннати), американец дважды повторяет слово «грех» (sin).

Зачав его, поденщик по прозвищу Полковник Скотт (он был «аптечным ковбоем», то есть, добывая наркотики, чистил аптеки), бросил Кэтлин Мэддокс, когда узнал, что та забеременела. 16-лет­няя мать, зарегистрировав младенца «безымянным Мэддоксом», одна­жды продала сына бездетной официантке за кувшин пива. Если бы дядя не вызволил малыша, кто знает, быть может, карта Чарли (он получил фамилию отчима) легла бы иначе.

Воспитанная в строгой религиозной семье, Кэтлин, поскорей выскочив замуж, после развода начала пить и подторговывала время от времени юным телом. Когда сыну стукнуло пять лет, его мать с приятелем, оглушив служащего чарльстонской станции обслуживания бутылкой кока-колы, совершили вооруженное ограбление. Мотая пя­тилетний срок в тюрьме Маундсвиля, Кэтлин работала во дворе, где стоял эшафот с виселицей. 

Однажды, по недосмотру охранников спрятавшись в уборной, она присутствовала при казни. Приговорен­ный был тучен и так стремительно рухнул в отворившийся под ним люк, что веревка срезала ему голову, и та подкатилась к месту, где пряталась Кэтлин. Она рассказала сыну, что, когда увидела го­лову, глаза на ней были широко открыты и буквально пронзили ее взглядом. 27 лет спустя Чарльз сам угодил в камеру смертников. Два окошка газовой камеры показались ему глазами смерти. Тогда Мэнсон, по его словам, понял мать, как никогда. Он избежал казни, но вся его жизнь была и остается, по существу, пожизнен­ным наказанием.

Оставшись один, маленький Чарли жил в семье набожной тетки и дяди, который, обзывая его «слюнтяем», отправил в школу в де­вичьем платье. Когда Кэтлин вышла на свободу и обняла сына, эти объятия остались единственным счастливым воспоминанием его дет­ства. Они вместе пять лет кочевали по гостиничным номерам. Оче­редной спутник Кэтлин поставил условие: «Я или он». Женщина по­местила Чарли в католическое заведение, где за малейшую провин­ность наказывали деревянной лопаткой или кожаным ремнем. Убежав оттуда, парень начал бесконечную череду исправительных заведений и побегов. 

В 13 его сунули в школу, где Чарли не раз изби­вали, и он подвергался неоднократному изнасилованию. В вашинг­тонском интернате парень прошел тест на коэффициент интеллекта. Неграмотный 16-летний подросток набрал сначала 109 очков, по­том 121 (средний IQ американских вузов – 115, отличников – 135). Там его признали психопатом, и по рекомендации специалиста пере­вели в исправительный лагерь, тут уже он сам изнасиловал маль­чика, приставив ему к горлу бритву. Но в последней колонии, став вдруг образцовым питомцем, Чарли добился досрочного освобожде­ния. Вдруг и на улицу Мэнсона пришел праздник. Познакомившись с дочерью шахтера по имени Розали Уиллис, Мэнсон женился. Розали тут же забеременела. На радостях Чарли решил перебраться на юг, но не имел машины. Его высококоэффициентный интеллект не сообра­зил ничего лучше, как угнать роскошный 51 Мэркьюри. Полиция не могла не оценить его вкуса.

В тюрьме Сан-Педро Мэнсон с надеждой смотрел в будущее, на­мереваясь впредь жить честно. Однако (новая драма) Розали, родив Чарльза Мэнсона Мл., бросила мужа не то с овощеводом, не то дальнобойщиком. Отчаянные письма не принесли результатов. Позд­нее Чарли признался: «Когда Роузи ушла, пропало и намерение стать г-ном Какнадо. Я вновь ожесточился, я возненавидел всех».

Выйдя из тюрьмы, Чарли, посутенерствовав, скоро вернулся обратно на червонец. Гангстер по имени Алвин Карпис научил его обращаться с гитарой. Чарли отдался камерной музыке. Освобожден­ный досрочно, он попросил остаться в тюрьме (из своих 32 лет 17 он провел за решеткой). «У меня нет другого дома (сказал он). Почему бы мне не остаться? Серьезно! Я не хочу уходить». Но его не послушали.

В 67-м, тусуясь в кампусе Беркли, Чарльз познакомился с Те­резой Бруннер. Социолог по образованию, под влиянием Мэнсона она, бросив работу в библиотеке, стала первым членом его «Се­мьи». Вскоре к ним присоединились еще 18 женщин, и Чарльз Мэн­сон, человек однозначно незаурядный, похожий не то на индуса-от­шельника, не то на иудея-пророка, маньяка, юродивого или мошен­ника, магнетически привлекательный и опасный, не обремененный каким бы то ни было воспитанием и выражая себя с парадоксальной поэтичностью, он идеально вписался в дионисийскую среду хиппи, став их гуру.

В те времена в Колорадо и Калифорнии это было обычным явле­нием. Хиппи жили без напряжения. Их правилом было отсутствие правил. Они путешествовали, пели песни, практиковали коммуналь­ную половую жизнь, принимали ЛСД и искали учителя, который бы, показав им духовный путь, помог обустроить альтернативный мир. Их эзотерико-мистические настроения витали в воздухе, перелива­ясь с клубами марихуаны.

Сьюзи Аткинс на суде заявила: «Наш лидер – великолепен. Мы принадлежим ему, а не са­мим себе». Они искали мессию, они его нашли. «Романтизм всегда ведет к декадансу (напи­сала Камилла Палья). За Руссо неизбежно последовал маркиз де Сад, как Ницше стал наследником немецких романтиков. Проповедуя ра­венство, Дионис уничтожил индивидуальность. Вместе с ним исчезло либеральное чувство собственного достоинства. Бог дает свободу, а не права человека. Непонимание этого – ошибка 60-х». В конце их тоннеля (по выражению Дэвида Р. Уильямса) оказалось не сия­ние райских кущ, а лихорадочный блеск в глазах Чарльза Мэнсона. «В конце Лета Любви 1967 года свирепый зверь притащился в Вифлеем. Потенциальный Гитлер создал преданную ему армию. И, если б не Мэнсон, был бы другой, так как все идеи уже существовали, оставалось только их осуществить». Научившись в тюрьме многому, в том числе и читать, Мэнсон назвал себя Абрасаксом и Абадонной. Первый был дуалистическим божеством, главой низших эонов, солнечным богом и вместе с тем дьяволом, а второй – ангелом бездны, царем апокалипсической са­ранчи. Олицетворив божий гнев, Чарли обеспечил себе кондовое алиби, овладел законодательной и исполнительной властью разом. Теперь он мог безнаказанно мстить за проклятье судьбы, превратив его в крест. Человек сообразительный, но простой, Чарли все понял бук­вально. В одном из кислотных трипов его торкнуло откровением, и в ангелах Апокалипсиса он распознал «Битлз». Выходило тютелька в тютельку. Белый альбом, «Revolution 9», означает Revelation 9, то есть 9-я глава Откровения. Пятый Ангел (Абадонна) вострубил, и звезде «дан был ключ от кладезя бездны». «Из дыма вышла са­ранча (жуки, т.е. beetles) на землю, и дана была ей власть», «чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и ника­кому дереву, а только одним людям». «И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев» (ненависти приятны мучения). 

Далее, самое интересное и, главное, сходится! «По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну (четыре всадника вступят в армагеддонскую битву, их имена всем известны: Иоанн, Павел, Георгий и Ринго, пардон, Ричард)»; «лица же ее, как лица человеческие»; «и волосы у ней, как волосы у женщин» (в 1964 году длина их волос ужаснула Америку). «На ней были брони, как бы брони железные (электрогитары)»; «а шум от крыльев ее, как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну (музыка); «у ней были хвосты, как у скорпионов (струны)»; «в хвостах ее были жала (электрическая сила)». Картина маслом!

Дальше, по чертежам. Кумиры Чарли возвещали о конце света. Как он наступит? Ясно из песни «Rocky Racoon». Словом «coon» на­зывают негров. «Blackbird» (черная птица) призывает черных к восстанию («rise» – поднимайся). И, наконец, хит «Хелтер-Скел­тер» изображает саму битву при Армагеддоне, где случится война добра со злом. Впрочем, Чарли не различал эти категории. Так же Мэнсон не отличал жизни от смерти. Смерть для него – лишь шаг к лучшей жизни. Его жизнь уж точно не была лучше смерти, понятно, почему он ее ненавидел.

 По теории последняя битва состоится между неграми и белой расой. С этой целью убийство на Сьелоу-драйв подделали под по­черк Черных Пантер. Как и Ленин (их физиономическое сходство с Чарли удивительно!), который не мог ждать неизбежного краха ка­питализма, Мэнсон, спровоцировав убийство Тейт, постарался сам стартовать Апокалипсис. Потом, как звезда с ключом, он увел бы своих «детей» на «дно бездны» и, дождавшись конца войны, которую он окрестил Хелтер-Скелтер и в которой победят черные, он бы убедил их передать ему власть (сами ведь негры ничего не умеют). В тюрьме с Чарли случилось главное, он перестал отличать реаль­ный мир от фантазии.

Используя свои харизматические качества, наркотики, поэти­чески-загадочное красноречие плюс либидо, Мэнсон повлиял на своих «детей» так, что те, обожая, приклоняясь и подчиняясь ему, как богу, были готовы для него на все на свете. С ним они обрели любовь и счастье. Во имя этой любви и счастья они были готовы убить кого угодно, как угодно и, убивая, уже не чувствовали ни­чего, а, убив, не испытали угрызения совести.

«Я – человек в зеркале (повторяет Мэнсон). Я – только то, что мир из меня сделал». «Я ненавижу мир, в котором живу»

Понятно, почему в организации ATWA (Air, Trees, Water, Animals) не упоминается человек, и Мэнсон с таким вожделением читал Апокалипсис. Всю жизнь он общался только со смертью, с той бесконечностью, в которой человек теряет всякую ценность.

Ненависть не противоположна любви и не равна ее отсутст­вию.  Ненависть – это извращенное мазохистское удовольствие, по­лучаемое от умозрительного уничтожения врага. Чарли его нашел. Его враг называется жизнью. Можно, увы, быть почти уверенным, что Чарльз Мэнсон никогда не знал любви, он вряд ли испытывал это чувство, даже когда был окружен преданными учениками, которые его обожали.

Чарли всегда был один, заживо погребенный в своем одиночестве и ненависти, которые только подчеркивались стенами многочисленных камер, в которых он провел подавляющую часть жизни. Они всегда отделяли его от общества, и он наконец стал от него совершенно свободным. Критерии добра и зла, необходимые для общежития, для него никогда не существовали. Зверь в лесу свободен от морали, таким является и Чарльз Мэнсон. Он, в бук­вальном смысле, был и есть по ту сторону добра и зла.

Странно, что, читая Откровение Иоанна Богослова, этот сын человеческий не прочел другой его книги, где сказано: "Кто гово­рит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить бога, ко­торого не видит?"