Как капер Карстен Роде с патентом от русского царя наводил ужас на Балтике

До середины XVI века московиты о морском разбое и не помышляли по причине почти полного отсутствия в Русском государстве моря как такового. Воды мирового океана плескались только на самом севере Руси, но плававшим по ним на небольших рыболовных и торговых суденышках поморам нападать было не на кого. Иностранные корабли в студеные моря пока не заплывали, а грабить собственных соседей и жителей окрестных селений было как-то не с руки.

При Иване Грозном Московское государство вдруг стало пускай немножко, но морской державой: в ходе Ливонской войны русские захватили Лифляндию. Сдавшаяся в мае 1558 года Нарва стала первым русским портом на Балтике. Город стоял не на самом побережье, но широкое устье реки Наровы делало его удобным пристанищем для торговых кораблей. Иван IV планировал сделать Нарву базой для русской экономической экспансии в северную Европу. По его указу, в Нарву стали переселять торговых и мастеровых людей. На верфях началось строительство кораблей, завязались первые, пока еще робкие контакты с богатыми городами северной Германии.

Всё это очень не понравилось Польше и Швеции, главным балтийским державам. Суда русских купцов подвергались нападению шведских и польских кораблей, нещадно грабились и безжалостно топились. Под раздачу попадали и немецкие купцы, плывшие в Нарву. Только торговцы из Любека за несколько лет, пока на Балтике хозяйничали шведские и польские корсары, понесли от них убытка на сто тысяч талеров.

России пришлось начинать войну не только на суше, но и на море. Больших возможностей для этого у сухопутной державы не было, пришлось изучать зарубежный опыт. Как раз тогда в Европе распространился обычай нанимать на службу морских разбойников. Пиратам выдавался официальный документ, согласно которому они обязывались нападать только на корабли враждебных их королю государств и сдавать в казну определенную часть добычи. С такой бумагой джентльмен удачи сразу становился уважаемым человеком: не пиратом, а корсаром, капером или приватиром (в разных странах «государевых пиратов» называли по-разному). Москва прибегнула именно к такому способу защиты своей морской торговли…

Когда родился капитан Карстен Роде — неизвестно. Зато известно, откуда он родом. Появился на свет и вырос он в Дитмаршене, странном образовании на карте средневековой Европы. В течение нескольких веков эта область на стыке датских и немецких земель формально подчинялась бременскому архиепископу, но на самом деле являлось свободной крестьянской республикой. Дитмаршенцы защищали свою свободу с оружием в руках, успешно отбиваясь от немецких и датских феодалов. Неудивительно, что тамошние уроженцы отличались свободным и буйным нравом. В XV-XVI веках эту область чаще называли не крестьянской, а пиратской республикой — слишком много дитмаршенцев занимались морским разбоем в Балтийском и Северном морях. Роде не был исключением. Морскую карьеру он начал на палубе торгового корабля, но быстро смекнул что к чему. Он обзавелся собственным судном, на котором, в зависимости от обстоятельств, то занимался торговлей, то грабил конкурентов. Карстен нанимался охранять морские караваны купцов из соседнего Любека, с каперским патентом от датского короля Фредерика II в кармане топил шведские суда. Дания и Московия были давними союзниками. Их объединяла общая неприязнь к могущественной Швеции. Возможно, именно по протекции Фредерика II хорошо себя зарекомендовавший Карстен Роде в 1569 году отправился на восток.

Сперва он задержался во владениях брата Фредерика, епископа курляндского и эзельского Магнуса. Церковным иерархом тот был лишь формально. Магнус мечтал стать королем Лифляндии и надеялся получить этот не существовавший до тех пор титул из рук московского царя. Неудивительно, что Курляндия и Эзель были верными союзниками Ивана Грозного в Ливонской войне.

В марте 1570 года Роде с рекомендательными письмами от Фредерика и Магнуса появился в Москве. Неизвестно, удалось ли ему пообщаться лично с Иваном IV, но его дворец в Александровской слободе Карстен покинул с невиданным до той поры документом в кармане: «…корабельщику, немчину Карстену Роде со товарищи, преследовать огнем и мечом в портах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто станет приводить к ним либо выводить от них товары или припасы, или что бы то ни было… силой врагов взять, а корабли их огнём и мечом сыскать, зацеплять и истреблять согласно нашего величества грамоты… А нашим воеводам и приказным людям того атамана Карстена Роде и его скиперов, товарищей и помощников в наших пристанищах на море и на земле в береженье и в чести держать, помогая им чем нужно. А буде, избави Бог, сам Роде или который из его людей попадет в неволю, — того немедля выкупить, выменять или иным способом освободить». Это был по всем правилам оформленный корсарский патент, скрепленный большой печатью русского царя. В нём гражданин крестьянской республики именовался «царским атаманом и военачальником». Самому Карстену, правда, больше нравилось звание «русский адмирал».

В патенте четко были прописаны интересы русской казны. Роде должен был сдавать дьякам в Нарву каждый третий из захваченных кораблей, и по лучшей пушке с двух остальных. Все грузы с плененных судов ему полагалось продавать в русских портах, отдавая казне десятую часть прибыли. Кроме того, знатных пленников, за которых можно было получить хороший выкуп, Карстен обязывался передавать уполномоченным на то лицам. Его команда права на доли от награбленного не имела. 35 матросов и офицеров были бюджетниками: им полагался оклад по шести талеров на человека.

Все эти условия пока были дележом шкуры неубитого медведя. Вернувшись в Лифляндию, Роде приступил к оснастке первого русского корсарского корабля. Небольшую пинку (обычное торговое судно) водоизмещением 40 тонн купили на деньги царской казны подданные Магнуса. Они же перевезли на него из арсенала крепости Аренсбург три чугунные пушки, десять небольших орудий-«барсов», восемь пищалей и «две боевые кирки для пролома бортов». Интернациональную команду Роде набрал быстро. В ней состояли датчане, например, опытный пират Ханс Дитрихсен, лифляндцы, архангельские поморы и стрельцы из пушкарского приказа. В июне 1570 года пинка Карстена Роде без особой помпы вышла в Балтийское море.

Вдали от берега в трюме обнаружилась сильная течь. Пока часть команды вычерпывала воду, остальные захватили первый трофей — неподалеку от датского острова Борнхольм взяли на абордаж шведский буер с грузом сельди и соли. Роде с половиной команды перешел на борт буера, и оба корабля поспешили к берегам Борнхольма. В тамошней гавани пинку починили, и корабли Роде отправились в одиночные плавания. Через неделю они вернулись с добычей. Пинка конвоировала шведский буер, груженный зерном и дубовыми досками, а Роде умудрился захватить большой корабль, водоизмещением 160 тонн. На берегу Роде прикупил еще восемь пушек, и оснастил ими захваченные корабли. Прямо в порту он нанял еще двадцать матросов, и вскоре у «русского адмирала» была уже целая эскадра. Датские власти Борнхольма, всегда гостеприимно встречавшие пиратов, считали русских корсаров своими союзниками, снабдили Роде картами и лоциями и намекнули, что в Копенгагене трофеи можно сбыть гораздо выгодней, чем в Нарве. Карстен внял такому ценному совету. Об условиях корсарского патента он предпочел забыть.

В середине июля Роде дал первый настоящий морской бой: три его корабля напали на неплохо вооруженную купеческую эскадру, шедшую с грузом пшеницы из Гданьска. Поляки яростно отбивались, но спастись от русских корсаров удалось лишь одной пинке. Четыре захваченных корабля вместе с грузом Роде продал в Копенгагене. Следующей жертвой Карстена стал караван из семнадцати судов, шедших из Гданьска в Голландию. До Амстердама в тот раз не добрался ни один поляк. Вся захваченная рожь была продана в Дании.

31 июля об этой потере узнали в Гданьске. На спешно созванном городском совете постановили снарядить специальную эскадру для уничтожения дерзкого пирата. Польские корабли взяли курс на Борнхольм. Оттуда навстречу им вышла датская флотилия. На переговорах датский адмирал разделил возмущение польского коллеги преступлениями Роде, но посетовал, что буквально вчера корабли русского корсара отплыли с Борнхольма в Копенгаген. Поляки ринулись в погоню. Датчане сопровожали их, оберегая от возможных неприятностей. Когда на горизонте показался Копенгаген, дружелюбие эскорта как ветром сдуло. Датчане открыли по полякам огонь, загнали их корабли в гавань, где и суда, и экипаж были арестованы как союзники Швеции, с которой Дания находилась в состоянии войны. Через пару дней в Копенгаген приплыли и корабли Роде. Вся эта комедия была с ним согласована. Пока поляки «с помощью» датчан рыскали по Балтике, он отсиживался в порту Борнхольма.

Всё лето Роде безнаказанно хозяйничал на Балтийском море. Под его началом было уже шесть хорошо вооруженных кораблей, с которыми не могли справиться не только поляки, но и шведы, также снаряжавшие для поимки русских корсаров специальные экспедиции. Неприятности у Карстена начались осенью. Произошло это по вине Клауса Гозе, капитана пинки «Заяц», входившей в эскадру Роде. Гозе взялся «подвезти» в Копенгаген содержавшихся на Борнхольме пленных шведов. В пути из-за беспечности команды шведы умудрились снять кандалы, перебить часть корсаров и захватить «Зайца». На нём они приплыли в померанский порт Трептов. Для суда над пиратами знаменитого Роде герцог Штеттинский и Померанский собрал целый международный трибунал. Пока в Штеттин съезжались представители Франции, Швеции, Польши, Дании, Саксонии и Любека международная обстановка сильно изменилась. Дания помирилась со Швецией и у Фредерика II отпала необходимость покрывать Роде. Датского короля уже раздражала неуправляемость русского корсара: его разбой отпугнул европейских купцов от плавания в Балтику, а плата за проход через пролив Зунд была заметной статьей доходов Датской казны.

На начавшемся 10 декабря Штеттинском процессе представитель Дании заявил, что русский пират Роде вот уже месяц как сидит в копенгагенской тюрьме, а крышевал его вовсе не Фредерик II, а всего лишь Борнхольмский наместник Киттинг, причем исключительно по собственной инициативе. Международный трибунал превратился в фарс: получилось, что его созвали для суда над восемью рядовыми пиратами. Постановив, что морской разбой — дело нехорошее, делегаты разъехались по домам.

Роде в то время действительно сидел под арестом в датском замке Галль. Узником он был необычным — содержали его не то чтобы в роскоши, но во вполне пристойных условиях, а вот любые попытки сношений с волей строжайше пресекались. Всех его подчиненных Фредерик II со спокойной совестью выдал шведам. А что делать с русским «адмиралом» он не знал, поляки и шведы требовали отдать им пирата Роде на скорую и справедливую расправу, но Фредерик опасался прогневить московского царя Ивана.

Между Копенгагеном и Москвой завязалась дипломатическая переписка. Датчане объясняли, что арестовали «капера вашего царского величества, поелику тот стал имать корабли в датских водах, в Копенгаген с товарами через Зунды идущие». В ответ шли депеши от Ивана Грозного с объяснениями, что ничего подобного в инструкции Роде не входило. Русский царь предлагал датскому коллеге прислать арестованного Роде в Москву, обещая «о всем здесь с него сыскав, о том тебе после отписал бы».

В 1573 году Фредерик лично навестил Галль. После беседы короля с Роде, корсара перевезли в Копенгаген. Он по-прежнему числился под арестом, но свободно жил на частной квартире. Видимо король пообещал вообще освободить Карстена от наказания после выплаты им штрафа в 1000 талеров. Сумма для корсара казалась символической: стоимость захваченных им за месяцы разбоя товаров была в сотни раз больше, но Роде платить не хотел. Возможно он пожаловался на притеснения в Москву. По крайней мере, его имя в 1576 году опять появилось в письме от русского царя датскому королю: «Лет пять или более послали мы на море Карстена Роде на кораблях с воинскими людьми для разбойников, которые разбивали из Гданска на море наших гостей. И тот Карстен Роде на море тех разбойников громил… 22 корабля поимал, да и приехал к Борнгольму, и тут его съехали свейского короля люди. И те корабли, которые он поймал, да и наши корабли у него поймали, а цена тем кораблям и товару пятьсот тысяч ефимков. И тот Карстен Роде, надеясь на наше с Фредериком согласие, от свейских людей убежал в Копногов [Копенгаген]. И Фредерик-король велел его, поймав, посадить в тюрьму. И мы тому весьма поудивилися…».

Это последнее упоминание о Карстене Роде в известных историкам документах. Хочется надеяться, что в Москву он больше не попал. Злопамятный Иван Грозный вряд ли забыл о том, что его корсар грубо нарушил все условия выданного патента и попросту кинул русскую казну. Наказание, которое ждало Роде в России, могло быть куда жестче, чем почетный арест в Галле или спокойная жизнь в Копенгагене.

Как выглядел Карстен Роде, когда он родился и как он окончил свои дни, неизвестно. Никто не знает, какие флаги поднимал он на своих кораблях в те летние месяцы 1570 года, когда имя корсара русского царя прогремело на всю северную Европу. В XVI веке еще не существовало ни пиратского «Веселого Роджера», ни официального флага Русского государства. Как бы то ни было, деятельность Роде не очень помогла Москве наладить морскую торговлю на Балтике. Война в Лифляндии шла для русских неудачно. В 1581 году шведы вернули себе Нарву, и русская речь перестала звучать над волнами Балтики почти на 130 лет.