Как казачье «ура» спасло Наполеона от гибели или плена

Хитрая лиса

Наполеон отступал, ему до сих пор не верилось, как эта хитрая лиса Кутузов успешно обошел его, не выиграв ни одного сражения. Казалось бы, Москва взята, а толку... Наполеону ничего не оставалось, как оставить Москву, занять Боровск и двигаться к Калуге. На пути к цели оставался лишь небольшой городок Малоярославец. Кто знал, что этот городок станет тем крепким орешком, который окончательно отобьет у французского императора желание претендовать на российские земли.

Кутузов не знал о том, как стремительно Наполеон движется к Калуге. Но был уверен, что если француз будет отступать, то станет рваться к дороге Калуга — Смоленск, и решил его туда не пустить - пусть возвращается по разоренному им же пути Москва — Смоленск. Как только стало известно, что у села Фоминское расположился 10-тысячный французский отрад, туда отправился 6-й пехотный корпус генерала от инфантерии Дмитрия Дохтурова. Вместе с Дохтуровым находился и начальник объединенного штаба 1-й и 2-й армий генерал Алексей Ермолов.

Предусмотрительный Ермолов послал в разведку командира кавалерийского партизанского отряда гвардии капитана Александра Сеславина. Тот приблизился к Боровской дороге; здесь, оставив своих людей, пешком пробрался до дороги, где увидел неприятельские колонны, и, между прочим, самого Наполеона, окруженного маршалами и гвардией. Решительный Сеславин, «выхватив» из колонны старой гвардии унтер-офицера, связал его, перекинул через седло и направился к корпусу Дохтурова.

Между тем Дохтуров с Ермоловым, не подозревая о выступлении Наполеона из Москвы, следовали в Фоминское. Продолжительный осенний дождь испортил дорогу; большое количество батарейной артиллерии, следовавшей с корпусом, замедляло его движение. Ермолов предложил Дохтурову оставить артиллерию, не доходя 15 верст до Аристова; отсюда, находясь на близком расстоянии от Тарутина и Малоярославца, она могла быстро поспеть к пункту, где в ее действии могла быть необходимость. Дохтуров согласился: его корпус к вечеру прибыл в Аристово; а он сам расположился на ночлег в деревне, Ермолов остался на биваках.

Уже наступила полночь, и через несколько часов весь отряд, исполняя предписание Кутузова, должен был выступить к Фоминскому. Вдруг послышался конский топот - прибыл Сеславин с известием, что Наполеон выступил со всей армией из Москвы и находится недалеко. Французы уже заняли Боровск, а значит, нужно было как можно скорей, бросив направление на Фоминское, круто повернуть к югу и спешить к Малоярославцу. Ермолов тут же поднял отряд и лично отправился на квартиру Дохтурова. Генерал пришел в крайнее замешательство от сообщения. Он не решался продолжать движение к Фоминскому из опасения наткнуться на всю неприятельскую армию, и вместе с тем боялся отступлением из Аристова навлечь на себя гнев Кутузова за неисполнение его предписания.

«Ермолову выпал завидный жребий оказать своему Отечеству величайшую услугу; к несчастию, этот высокий подвиг, искаженный историками, почти вовсе неизвестен, - запишет в своем «Дневнике партизанских действий 1812 года» Денис Давыдов, - … Если спустимся от следствия до причины, то удостоверимся, что извещением Сеславина решилась участь России; но для сего нужен был решительный Ермолов, взявший на себя ответственность при своевольном обращении корпуса Дохтурова к Малоярославцу, и прозорливый главнокомандующий, проникший всю важность Малоярославского пункта и немедленно поднявшийся и прибывший туда со всею армиею восемь часов после Дохтурова».

Итак, Ермолов именем главнокомандующего и в качестве начальника главного штаба армий приказал Дохтурову спешить к Малоярославцу. Приняв на себя всю ответственность за неисполнение предписаний Кутузова, он послал к нему дежурного штаб-офицера корпуса Болховского, которому было поручено лично объяснить фельдмаршалу причины, побудившие изменить направление войск и убедительно просить его «поспешить прибытием с армией к Малоярославцу». Сам Ермолов решил лично удостовериться в справедливости показаний Сеславина. Убедившись в том, что наполеоновская армия под Малоярославцем, он поспешил на подмогу к Дохтурову.

Война народная...

Тем временем в ожидании войск неприятеля смелые жители Малоярославца вышли к реке Луже и сожгли мост, замедлив тем самым движение французской армии на сутки. Французы попытались навести понтоны. Но отважный горожанин Савва Беляев, увидев это, открыл плотину. Поднявшаяся волна смыла множество врагов.

Героизм российского населения был беспримерен. Когда Дохтурову пришлось переправляться через глубокую речку Протву, крестьяне разобрали свои избы (это в конце октября!), свили веревки, связали ими мостки, по которым переправили весь корпус, направлявшийся к Малоярославцу.

Утром 24 октября корпус Дохтурова подошел к городу и выбил оттуда два авангардных французских батальона. Одновременно к городу прибыл казачий корпус Матвея Платова. Появление конницы не дало французам возможности использовать маневр для обхода Малоярославца с запада. Наполеоновской армии пришлось втягиваться в фронтальное сражение.

Дохтуров едва держался, когда к нему на помощь подошел генерал от кавалерии Николай Раевский со своим корпусом, а в четыре часа дня сам Кутузов со всей русской армией. Битва разворачивалась по мере подхода с той и с другой стороны новых сил, последовательно отбивавших город друг у друга (Малоярославец 8 раз переходил из рук в руки). И хотя в конце концов французы овладели городом, надежду пробиться к Калуге Наполеону пришлось оставить: Кутузов занял позицию на дороге из Малоярославца в Калугу. При первой попытке пробраться на Калужский тракт французы были отброшены артиллерийским огнем.

Наступал вечер, войска Наполеона ждали генеральной битвы. Ждали не только они: русские были уверены, что состоится новое Бородино, потому что здесь, в Малоярославце и около него, сошлись две великие армии. Канонада умолкла. Город горел, доносились крики раненых, не успевших уползти от горевших зданий и с улиц, куда валились обломки пылавших домов и церквей. Французы не могли им помочь: город пылал так, что и приблизиться к его центру не получалось. Всю страшную ночь армии ждали. И вдруг рано утром последовал приказ Кутузова отступить от Малоярославца к югу на 2,5 версты.

Оппозиция

Чтобы решиться на такой приказ, надо было обладать решительностью (в нехватке которой фельдмаршала так часто упрекали недруги). Кутузов был готов выдержать ту молчаливую оппозицию в штабе, плохо скрываемую злобу и откровенные дерзости со стороны английского генерала Роберта Вильсона и порицание от Александра I. «Офицеры и войска вашего величества сражаются со всевозможной неустрашимостью, но я считаю своим долгом с прискорбием объявить, что они достойны иметь и имеют нужду в более искусном предводителе», — в таких выражениях известил Роберт Вильсон царя о битве под Малоярославцем. Александр I укорял фельдмаршала в бездействии, упущениях и грубых ошибках.

«С крайним сетованием, — писал он, — вижу я, что надежда изгладить общую скорбь о потере Москвы пресечением врагу возвратного пути совершенно исчезла. Непонятное бездействие ваше после счастливого сражения перед Тарутином, чем упущены те выгоды, кои оно предвещало, и ненужное и пагубное отступление ваше после сражения под Малым Ярославцем до Гончарова уничтожили все преимущества положения вашего, ибо вы имели всю удобность ускорить неприятеля в его отступлении под Вязьмой и тем отрезать, по крайней мере, путь трем корпусам: Даву, Нея и вице-короля, сражавшихся под сим городом».

Сидя в штабе отступившей русской армии, Вильсон в письме к Александру I доносил: «Лета фельдмаршала и физическая дряхлость могут несколько послужить ему в извинение, и потому можно сожалеть о той слабости, которая заставляет его говорить, что «он не имеет иного желания, как только того, чтобы неприятель оставил Россию», когда от него зависит избавление целого света. Но такая физическая и моральная слабость делают его неспособным к занимаемому им месту, отнимая должное уважение к начальству, и предвещают несчастье в то время, когда вся надежда и пламенная уверенность в успехе должны брать верх».

Злоба на Кутузова объяснялась тем, что иностранец Вильсон мечтал о личной гибели Наполеона или его плене, после чего можно было надеяться на падение его империи. То есть на «избавление» английских предпринимателей от континентальной блокады. Для Кутузова же единственно важным было освободить Россию, принеся наименьший ущерб русской армии. Он думал лишь о спасении Родины. «Поведение фельдмаршала приводит меня в бешенство», — не перестает утверждать Вильсон. Отчего бы не устроить под Малоярославцем нового Бородина? Отчего бы не уложить еще 60 тысяч человек?

Кутузову не в первый раз приходилось в 1812 году наблюдать, с какой широкой щедростью иностранные союзники относятся к крови русских солдат. Ведь людей, по их мнению, в России достаточно! Михаил Илларионович поступил так, как считал нужным. Жизнь многих солдат была сохранена. Историки не устают выдвигать гипотезы, что было бы, если Наполеон все-таки стал прорываться к Калуге. Но французский император решил отступить.

Отступление

Наполеон понимал, что ему предстоит, если он по-прежнему намерен пробиваться к Калуге. Пришлось бы дать сражение, не меньшее по размерам, чем Бородино. В первый раз в своей жизни Наполеон отступил от ждавшей его генеральной битвы. В первый раз за эту кровавую кампанию он повернулся спиной к русской армии. Именно тогда началось настоящее отступление. 25 октября на рассвете император поехал верхом к Малоярославцу. С ним была небольшая свита: маршал Бертье, генерал Рапп, несколько офицеров. Вдруг показался, летя в карьер прямо на Наполеона и его свиту, отряд казаков с пиками наперевес. С криком «ура!» они налетели на французов. Это «ура» и спасло Наполеона от неминуемой смерти или плена: его свита сначала издали не разглядела, кто это мчится на них, и приняли казаков за эскадрон французской кавалерии. Человек 25 офицеров свиты сгрудились вокруг императора. Один казак налетел на Раппа и с размаху пронзил пикой лошадь генерала, но тут подоспели два французских эскадрона, и казаки повернули обратно, бросились на часть французского лагеря, а затем, увлекая за собой нескольких лошадей вражеской артиллерии, скрылись в лесу.

Наполеон казался вполне спокойным, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он проехал в Малоярославец. Город был в развалинах, на улицах валялись обуглившиеся трупы нескольких тысяч людей, сгоревших живьем. Пожары все еще тлели в разных местах. Наполеон направился в лагерь. Решение принято: французской армии было велено сворачивать обратно на разоренную войной Старую Смоленскую дорогу.

Вечером, помня о налете казаков, Наполеон призвал доктора Ювана и приказал ему изготовить для него флакон с ядом. С этого момента император не расставался с флаконом: попасть в плен живым отныне ему не грозило…
В истории Отечественной войны 1812 года сражение за Малоярославец имело исключительно важное значение, ибо его результат определил дальнейший ход войны. Стратегическая инициатива окончательно перешла к русской армии. «Сей день есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну...», - писал М.И. Кутузов.

Малоярославец был почти полностью сожжен и разрушен. Возрождение города и новое строительство шли быстро, но память о «язвах 1812 года» не исчезала. В 1860-м году возле двух могил на средства отставного майора Максимова соорудили часовню, принадлежавшую до 20-х годов прошлого века Николаевскому Черноостровскому монастырю. Сюда в годовщину сражения совершался крестный ход из монастыря и «соборные службы в память русских воинов на брани за Родину убиенных». Традиция эта ныне возобновлена. Каждый год в конце октября в Малоярославце проводится «День Малоярославецкого сражения».