Как «Польская весна» 1830 года отбросило Польшу и Россию назад

Русский император Александр I, который являлся пламенным сторонником независимости польского государства, даровал ему либеральную конституцию: Польша управлялась сеймом, собиравшимся каждые два года, и «королем» — то есть русским императором, которого представлял наместник. Первым наместником стал бывший дивизионный генерал наполеоновской армии князь Юзеф Зайончек, которого поляки считали «предателем» за симпатии к России, а главнокомандующим польской армией был назначен брат российского императора — Великий князь Константин.

Однако в армию королевства, которой ему было поручено руководить, с самого начала вошла элита, не испытывавшая лояльности России. Дело в том, что она комплектовалась в основном из ветеранов польских легионов, еще недавно воевавших за Наполеона и, уж конечно, не разделявших взглядов Зайончека на то, что Россия является самым надежным гарантом получения Польшей независимости. Польская шляхта мечтала о восстановлении своей родины в границах до 1772 года — то есть до первого раздела Польши. А ведь она в этих границах включала в себя Литву, кусок Белоруссии и западную часть Украины — так называемые восемь воеводств, находившихся в составе земель Российской империи. Та Польша, которую шляхтичи с презрением называли «конгрессовой», соответствовала лишь бывшим границам наполеоновского «Герцогства Варшавского».

Император Александр, относившийся к польскому национальному движению с большой симпатией, со временем стал давать полякам все больше поводов для недовольства. В 1819 году в Царстве Польском была введена предварительная цензура. А после того как сейм отклонил императорский законопроект, упразднявший суды присяжных (которые ранее были введены Наполеоном), царь охладел к деятельности польского парламента. Когда в 1822 году был избран третий по счету сейм, его созыв откладывался целых три года. Царь не желал видеть в сейме явных оппозиционеров: когда одно из воеводств избрало депутатом Винцента Немоевского, известного критикой российских властей, там были проведены перевыборы; Немоевский был избран снова, и в наказание за это воеводство было лишено право избирать депутатов, а сам Немоевский был арестован. Опасаясь оппозиционных настроений в сейме, Александр отменил публичность заседаний польского парламента и превратил его в покорного исполнителя своей воли. Возмущение шляхты вызвало и назначение новым наместником — после смерти Зайончека — Великого князя Константина, несмотря на то что последний искренне любил Польшу.

Высоцкий: спасибо, что живой

Стремление к независимости заставило радикальную часть офицерства перейти к решительным действиям. В 1819 году несколько польских офицеров создали Национальное масонское общество численностью около 200 человек, которое через год было преобразовано в Патриотическое общество — тайную организацию, имевшую поддержку как в дворянских, так и в церковных (католических) кругах. Патриотическое общество не было единственной организацией польских националистов: за рубежом Царства Польского, на землях самой Российской империи, где проживали поляки (в Вильне и Волыни), возник ряд законспирированных организаций.

Любопытно, что Патриотическое общество пыталось завязать контакты с декабристами, но не нашло с ними точек соприкосновения. В результате даже расследование по делу декабристов, по которому были арестованы сотни людей, едва причастных к их заговору, не обнаружили связей мятежников с польскими тайными обществами.

Решимость открыто выступить против России появилась у Патриотического общества после того, как в 1828 году Россия вступила в войну с Турцией — заговорщики рассчитывали, что царское правительство не сможет быстро перебросить доля подавления восстания армию, занятую на Балканах. Один из лидеров общества — Петр Высоцкий — договорился с другими тайными организациями убить императора Николая во время церемонии коронования его польской короной, назначенной на март 1829 года. Однако план осуществить не удалось: император Николай был благополучно коронован и стал польским королем.

Новое воодушевление охватило заговорщиков в августе 1830 года, когда пришли новости об успехах Июльской революции во Франции. Было спешно созвано собрание, перед которым был поставлен вопрос о немедленном восстании. Однако большинство заговорщиков высказались против такой поспешности: было очевидно, что усилиями одного офицерства поднять на борьбу солдат едва ли удастся — уж слишком похож был этот план на тот, который уже безуспешно опробовали декабристы. Было решено начать выступление после того, как удастся вовлечь в него генералитет армии. Это оказалось вполне реальной задачей: склонив на свою сторону нескольких генералов, заговорщики наконец начали подготовку к восстанию. Они видели поддержку народа — сепаратистские настроения давно уже охватили не только шляхту, но и интеллигенцию и даже значительную часть обычных горожан. В стороне от него оставалось лишь крестьянство.

Спасение цесаревича

Согласно плану Высоцкого, восстание должно было начаться вечером 29 ноября с одновременных поджогов в северной и южной частях Варшавы. Это был сигнал: с заревом пожаров планировались одновременно два события — польские студенты во главе с Людвигом Набеляком должны были войти в Бельведерский дворец и убить цесаревича Константина, а сам Высоцкий с отрядом подхорунжих должен был захватить русские казармы и обезоружить русских. Смерть Великого князя была необходима, чтобы обезглавить ту часть военных, которая сохраняла лояльность русским. Высоцкий уступил убийство Константина студентам из благородных соображений: солдату не подобает проливать кровь своего командира. Любопытно, что, подобно многим деятелям-националистам начала XIX века, Набеляк был фольклористом и исследователем истории своей страны: историку не терпелось войти в историю. После захвата арсенала заговорщики собирались раздать оружие народу.

План был прост и эффективен — заговорщики могли рассчитывать на поддержку 10 тысяч солдат против примерно 7 тысяч русских, многие из которых были к тому же уроженцами бывших польских областей. Однако с самого начало все пошло наперекосяк. Первый поджог произошел на полчаса раньше, чем нужно, второй вовсе не был осуществлен. Все же Высоцкий и Набеляк выступили согласно плану. Петр Высоцкий поднял подхорунжих словами: «Братья, час свободы пробил!», — и свыше 150 заговорщиков напали на казарму гвардейских улан. Набеляк с 18 студентами двигался к Бельведеру. Часть мятежников должна была подойти ко дворцу с фасада, другая — караулить тылы на случай, «если птичка вылетела бы в сад». К ним примкнул Валентин Витковский, бывший камердинер, служивший во дворце и хорошо знавший здание.

Мирный сон ничего не подозревавшего Константина был нарушен грохотом на первом этаже: разбив стекла в сенях и люстру (так и хочется добавить — «и запалив автомобильные покрышки», но это, разумеется, будет анахронизмом), заговорщики ринулись вверх по лестнице, к кабинету Великого князя. Константина попытался предупредить находившийся во дворце начальник варшавской полиции Любовицкий, успевший лишь крикнуть по-польски: «Худо, ваше высочество!», — но заговорщики ударили его штыком. Константин, возмущенный вторжением, собирался выйти из комнаты прямо навстречу мятежникам — и наверняка был бы убит, если бы не решительность его камердинера Фризе, который грубо оттолкнул Великого князя от двери и запер ее изнутри.

Тщетно пытались бунтовщики ногами и прикладами взломать дубовую, кованную железом дверь. Камердинер вывел Великого князя из комнаты через потайной ход, спрятав на чердаке. Окончательно спас его счастливый случай (счастливый, правда, лишь для самого Константина): стерегшие сад заговорщики схватили генерала Алексея Жандра, пытавшегося сбежать из дворца, — по ошибке его приняли за цесаревича. Заколов его ударами штыков, радостные мятежники закричали: «Великий князь убит!», — и их товарищи поспешили покинуть Бельведерский дворец.

Торжество мятежников

Атака Высоцкого и его подхорунжих на казармы русских войск прошла удачнее: несмотря на то что их первый приступ был отбит, присоединившаяся к ним двухтысячная толпа студентов и рабочих ворвалась в казармы. Толпа растерзала шесть генералов, оставшихся лояльными цесаревичу (по ошибке был убит и один из тех генералов, что участвовали в восстании). Оружие из захваченного арсенала раздали народу. Деморализованные русские полки покинули Варшаву, оказавшуюся во власти восставших. Толпа грабила лавки и дома русских. «Впереди ехал верхом ксендз с обнаженною саблею в руке и возбуждал народ к восстанию; несколько пьяных простоволосых женщин шли, обнявшись с солдатами и чернью, посреди толпы. Все это пело, кричало; послышалось несколько близких выстрелов — весь дом дрожал от стука и топота; на небе виднелось в двух местах зарево от пожаров; звук набата раздавался в отдалении», — пишет один из свидетелей этой страшной ночи.

Окажись Константин решительнее, восстание можно было подавить в течение нескольких часов. Командующий артиллерий Гвардейского корпуса Даниил Герштейнцвейг предлагал цесаревичу взять город быстрой атакой, разогнав толпу, и принудить восставшие отряды к покорности. Однако Великий князь не хотел кровопролития — в дальнейшем он не раз выказывал свои симпатии к полякам, считая, что происшедшее — следствие их личной неприязни к императору Николаю. Кроме того, он был отчасти обманут нерешительностью или показной лояльностью польского руководства: так, Административный совет выпустил прокламацию, выражавшую сожаление о случившемся и призывавшую мятежников к повиновению. Великий князь, вероятно, искренне верил, что вскоре беспорядки улягутся.

Однако он ошибался. Вскоре после того, как русские войска покинули Варшаву, восстание охватило всю страну. Несмотря на то что цесаревича убить не удалось, мятежники считали, что победили: Варшава была очищена от русских войск. Мятежники создали Временное правительство, ставшее носителем власти. Возглавил совет князь Адам Чарторыйский — бывший друг Александра I, член Негласного комитета, а ныне глава сепаратистов. 25 января 1831 года польский сейм провозгласил независимость польского государства.

Осень империи

«Польская весна» длилась около года — такая продолжительность в немалой степени объяснялась тем, что для русского правительства восстание было неожиданностью и переброска армейских частей потребовала времени. Однако после того, как Николай I отправил в Польшу армию в 120 тысяч человек под командованием фельдмаршала Дибича, его судьба была решена. Заговорщики могли поставить под ружье лишь вдвое меньше народу. И тщетно Константин просил у Николая милосердия для восставших: «Пощада для них, дорогой и несравненный брат, и снисхождение для всех — это мольба брата, имевшего несчастие из послушания посвятить лучшую часть своей жизни на образование войск, к сожалению, обративших свое оружие против своей родной страны». Николай, правда, действительно выпустил прокламацию, где обещал простить мятежников, если те покорятся, освободят русских пленных, вернут оружие и восстановят Административный совет. Поляки ответили насмешками, и тогда царские войска приступили к боевым действиям. В сентябре 1831 года царская армия штурмом взяла Варшаву. Тысячи мятежников были отправлены в ссылку.

Николай наказал поляков, лишив их надежды на дарование независимости — конституция была упразднена, Царство Польское объявлено неотъемлемой частью Российской империи, а польская корона — наследственной короной русских императоров. Сейм был ликвидирован, главным руководящим органом Польши стал Административный совет, которым управлял наместник императора.

«Польская весна» неблагоприятно отразилась и на внутренней жизни самой России: испугавшись новых мятежей, Николай принял консервативную генеральную линию — вопрос об отмене крепостного права был снят с повестки, цензура ужесточена. В правящих кругах даже обсуждался вопрос о закрытии университетов, которые царь считал (и не без оснований) рассадниками революционных настроений. И даже несмотря на то, что университеты в итоге не были закрыты, образованию был нанесен тяжелый удар: правительство резко сократило число кафедр и студентов. К концу николаевского царствования в России на 50 млн населения насчитывалось всего 2900 студентов, то есть приблизительно столько, сколько обучалось, например, в Лейпцигском университете.

Историк Грановский писал о плачевных результатах этой политики: «Положение наше становится нестерпимее день ото дня. Всякое движение на Западе отзывается у нас стеснительной мерой. Доносы идут тысячами. Обо мне в течение трех месяцев два раза собирали справки. Но что значит личная опасность в сравнении с общим страданием и гнетом! Университеты предполагалось закрыть, теперь ограничились следующими уже приведенными в исполнение мерами: возвысили плату со студентов и ограничили число их законом, в силу которого не может быть в университете больше трехсот студентов. В Московском 1400 человек студентов, стало быть, надобно выпустить 1200, чтобы иметь право принять сотню новых. Дворянский институт закрыт, многим учебным заведениям грозит та же участь, например лицею. Для кадетских корпусов составлены новые программы. Иезуиты позавидовали бы военному педагогу, составителю этой программы. Есть от чего с ума сойти. Благо Белинскому, умершему вовремя. Много порядочных людей впали в отчаяние и с тупым спокойствием смотрят на происходящее». Так неудачное польское восстание ударило по самой России.