Король Солнце: за что Людовик XIV отправил на костер десятки дам и их кавалеров

Более двух тысяч судебных заседаний, четыреста человек за решеткой, три десятка казнены, остальные, кому не посчастливилось оправдаться, - а это было непросто, - отправились кто в тюрьму, кто в изгнание, а кто на галеры. Пожалуй, Дело о ядах - самый громкий судебный процесс XVII века, бросивший тень не только на ближайшее окружение Людовика XIV, но и вообще на его блестящий век.

Всё началось с маркизы де Бренвилье. Эту красотку весной 1676 года обвинили в отравлении собственного отца, двух братьев и еще нескольких родственников. Вышли на нее случайно, а когда раскрутили всю цепочку, ахнули: на счету прекрасной дамы было, как минимум, восемь загубленных душ. И все - с помощью яда. А ведь ее считали чуть ли не ангелом во плоти… Процесс де Бренвилье длился три месяца и завершился летом на Гревской площади в Париже, где отравительнице отрубили голову. “За мои грехи я должна быть сожжена”, - промолвила женщина палачу. Ее уважили, но только после смерти - тело маркизы действительно было сожжено, а прах развеян над Сеной.

Но это, как выяснилось, было только прелюдией. Через два года после казни де Бренвилье, 12 марта 1678 года в Париже в собственном доме задерживают некую Екатерину Монвуазен, больше известную как мамаша Вуазен. Ее подозревают в знахарстве, колдовстве, занятиях алхимией, изготовлении любовных зелий, впрочем, не только любовных. Ядами, в частности знаменитым “порошком наследства”, сделанным на основе мышьяка, мамаша Вуазен также не брезговала. Вместе со своим приятелем аббатом Лесажем они наладили целое производство смертоносных снадобий, и снабжали ими как высший свет французского общества, так и простых парижан.

Вуазен не выдержала пытки водой, самой популярной в то время, и начала говорить почти сразу, папаша Лесаж скоро к ней присоединился. В деле появлялись все новые имена, маятник правосудия раскачивался все сильнее, начальник парижской полиции Габриэль Николя де ла Рейни потирал руки. Его Огненная палата - так называли специально учрежденный королем орган для расследования Дела об отравлениях - работала без выходных. Началась самая настоящая охота на ведьм. В застенки бросали всех, кто хоть как-то был причастен не только к изготовлению ядов или их использованию, но также к колдовству, знахарству и прочей чертовщине. Всеобщее невежество, царившее в то время, предоставило благодатную почву для процесса. Смерть от цирроза печени легко могла сойти за смерть от отравления.

“Оказывается, Париж наводнен ведьмами, алхимиками, акушерками и порочными служителями культа, которые входят в уголовные банды, соперничающие между собой в той или иной степени, - пишет историк Жан-Кристиан Птифис. - У этих группировок есть своя сложная сеть “филиалов”, охватившая провинции, рассадники костоправов и колдунов на любой вкус”.

Попадали под раздачу, разумеется, и невиновные. Какая же охота на ведьм обходится только ведьмами? Так, перед судьями Огненной палаты предстал Франсуа Анри де Монморанси-Бутвиль, герцог де Люксембург - родовитый дворянин и выдающийся полководец, добывший Франции несколько важных побед в только что закончившейся Голландской войне. Герцога бросили в Бастилию, где тот провел больше года. Его подозревали в попытке отравить какого-то торговца и его любовницу, затем вообще прозвучало обвинение в… сделке с дьяволом. Понятное дело, доказать ничего не получилось. Маршала отпустили, через десять лет он снова громил голландцев в войне Аугсбургской лиги и получил прозвище “обойщика” собора Парижской богоматери - за захваченные вражеские знамена, которые развешивались в главной французской церкви.

Под подозрение также попали племянницы кардинала Мазарини, учителя Людовика XIV, - Олимпия и Мария Манчини, каждая из которых в свое время были любовницами молодого короля. Марию, герцогиню де Буйон, по навету аббата Лесажа обвинили в отравлении собственного мужа-старика. И это злодеяние очаровательная преступница якобы совершила, чтобы броситься в объятия молодого любовника - красавца герцога де Вандома. Каково же было удивление де ла Рейни, у него буквально отвисла челюсть, когда Мария появилась на пороге суда с обоими: по правую руку от нее шел герцог де Буйон, по левую - герцог де Вандом. Все трое были довольны и даже улыбались. Ее сестре Олимпии, графини де Суассон, повезло меньше: после яростных накатов главного парижского полицейского ей пришлось уехать из Франции, куда она больше не возвращалась.

Но это были еще цветочки. Ягодки начались, когда де ла Рейни вышел на еще одного крайне интересного персонажа. Его звали аббат Гибур и он практиковал черные мессы, причем с человеческими жертвоприношениями - в огороде возле его дома, по некоторым сведениям, нашли скелеты младенцев. Гибур не был стойким парнем, поэтому после первых, довольно щадящих пыток признался в искренней любви к дьяволу, добавив, что в его сатанинских мероприятиях, как минимум, трижды принимала участие таинственная женщина в черной вуали, в которой без труда можно было узнать Атенаис, или же - маркизу де Монтеспан, официальную фаворитку короля. С помощью черных месс Атенаис пыталась, мол, укрепить любовь короля, говорил Гибур. Но были не только мессы. Не раз и не два маркиза заказывала у мамаши Вуазен запрещенное зелье: вначале, чтобы отравить свою предшественницу на королевском ложе Луизу де Лавальер, затем, чтобы разжечь страсть короля, впоследствии - чтобы вновь воспламенить остывающие чувства.

Когда стали всплывать эти факты, когда в деле появилось имя мадам де Монтеспан - матери королевских детей - Людовик вынужден был притушить пыл де ла Рейне и пламя его Огненной палаты.

“Едва было произнесено имя его возлюбленной, как Людовик запретил использовать книги записей при ведении допросов, приказав записывать показания подследственных на отдельных листках, - пишет историк Эрик Дешодт. - Затем дознаватели получили его распоряжение заниматься только теми людьми, в деле которых не фигурирует имя мадам де Монтеспан, избегая всего, что могло бы хоть каким-то образом указывать на нее. Наконец, деятельность Огненной палаты была приостановлена, а последние обвиняемые, в соответствии с секретными предписаниями, были разбросаны по разным тюрьмам королевства”.

Аббатам Гибуру и Лесажу, можно сказать, повезло - они избежали смертной казни, хотя, что с ними случилось в темнице, неизвестно. Мамашу Вуазен сожгли на костре в феврале 1680 года. Когда языки пламени начали лизать ее ноги, она закричала: “Иисус! Мария!” И кто-то даже подумал, что горит не ведьма, а святая. За Вуазен на эшафот стали подниматься другие - в общей сложности 36 человек: аристократов и простолюдинов. В том же году произошел бурный разрыв Людовика и мадам де Монтеспан. Трудно сказать, какую роль в этом сыграло Дело о ядах, скорее всего, оно стало катализатором того, что неминуемо произошло бы и так - разрыв был неминуем. Атенаис была “сослана” в дальнее крыло Версальского дворца, а роль первой фаворитки вскоре заняла ее бывшая подруга, набожная маркиза де Ментенон.

Обычно главным действующим лицом Дела о ядах, его движущей силой называют Габриэля Николя де ла Рейни. Это он фанатично вел следствие и с его подачи Огненная палата штамповала приговоры. Скорее всего, он искренне верил, что Париж нужно спасать от отравительниц и чернокнижников. Что именно ведьмы - настоящее зло. Однако есть в этом деле и политическая подоплека. На протяжении большей части правления Людовика XIV его окружение раздирала борьба двух могущественных кланов. Один из них возглавлял первый министр, глава правительства Жан-Батист Кольбер, второй - военный министр маркиз де Лувуа. По любопытному стечению обстоятельств большинство обвиняемых или подозреваемых в Деле о ядах были людьми, близкими Кольберу. А после окончания работы Огненной палаты влияние первого министра практически сошло на нет. Кольбер умер в 1683-м, через три года после казни мамаши Вуазен.