Непокорные: как горцы сопротивлялись вторжению русской армии

«Горские народы примером независимости своей в самих подданных вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости», — писал прославленный русский военачальник Алексей Ермолов в одном из своих рапортов до начала Кавказской войны.

Несмотря на то, что русские в начале XIX века покорили грузинские царства, народы Кавказа, проживавшие на территории современного Дагестана, Чечни и Карачаево-Черкесии, оказывали ожесточенное сопротивления. Хоть они формально и считались присягнувшими на верность России, это мало как повлияло на количество и разрушительность их постоянных набегов — под ударом оказывались как уже упомянутые грузинские царства, так и кубанские казаки.

«Кавказские горцы и по своей фанатической религии, и по образу жизни, по привычкам, и по самому свойству обитаемой ими страны, — природные хищники и грабители», — так, оценивая нравы горцев, писал известный русский публицист XIX века Николай Данилевский.

При этом многие современники Кавказской войны, которые плотно занимались её изучением, отмечал, что воинственность народов Кавказа проистекает по большому счету из того, что их территорию постоянно пытались завоевать соседние державы.

Как бы то ни было, набеги горцев тревожили сразу несколько регионов, сильно мешая тем самым их полноценному развитию. Не случайно в начале XIX века появилась устойчивая идея, которую в России практически все встретили с одобрением — раз и навсегда покорить горцев.

«Трудно горским народам приобрести успехи над оружием нашим и потому в хищничестве и разбоях заключают они молодечество и самую даже славу; добыча поощряет их, пленные в руках их лучший товар и легчайшее средство к обогащению. Вот истинная причина их набегов, а сила — единственный метод к обузданию», — писал генерал Ермолов.

Нельзя сказать, что противостоявшие русской армии народы Кавказа занимались одними набегами — чеченцы, например, как подчеркивают историки, активно занимались земледелием, развивая торговлю с Кабардой и даже Турцией. Впрочем, при всем этом набеги оставались-таки важным источником их дохода. Угнанный скот горцы присваивали себе, за захваченных в плен людей ждали выкупа, а не дождавшись, продавали их на невольничьих рынках.

То и дело похищения и, наоборот, выкупы солдат фигурировали в рапортах русских военачальников. Так, например, есаул Тучин в 1841 году отчитывался: «Находившейся в плену у закубанских горцев, полка № 41-го Арчадинской станицы казак Сергей Сафронов выкуплен из плена 7-го числа сего февраля месяца, препровожден в полк сей и зачислен по-прежнему в списочное состояние этого полка».

Истории пленённых и вернувшихся с Кавказа людей очень любили печатать в газетах, а писатель Евграф Вердеревский даже посвятил этому книгу «Плен у Шамиля»: в ней рассказывалась о пленении двух грузинских княгинь, которых горцы увезли с собой во время похода в Кахетию в середине XIX века. В итоге их обменяли на старшего сына могущественного имама Шамиля. Собственно, похожий сюжет выбрал для романа «Кавказский пленник» и Лев Толстой.

Зафиксированы также и случаи того, как казаки, сотрудничая с горцами, сами добывали для них пленниц, получая взамен щедрые подарки. Так, например, жительница одной из станиц Марья Зеленская рассказала, что её обманом передали в руки горцев: «Нашелся казак с предложением доставить меня в Лабинскую, на что я охотно согласилась, воображая то, что меня дорогой с ним никто не обидит… Он вывез меня из станицы на огороды, где встретился с другим казаком, стал говорить шепотом, после чего выдали меня прямо в руки недалеко от нас находившихся горцев».

Чаще всего на пленённых женщинах горцы не женились, хотя и были некоторые исключения. Зато нормальной практикой считалось, когда пленники заключали браки между собой. Впрочем, делали они это не по своей прихоти, а по решению тех, у кого в плену они находились. Естественно, такое положение вряд ли кого-то устраивало, поэтому побеги были делом нередким.

В целом же условия плена не всегда были жестокими: в частности, захваченный казак Николай Усачев рассказывал о том, что его продали за быка и дорогую шашку. Хозяин из знатной черкесской семьи относился к нему неплохо: казака не нагружали тяжёлой работой, а чаще всего занимали домашними делами. Несмотря на это, дважды Усачев пытался сбежать — оба раза неудачно. Как ни странно, серьёзного наказания за попытки побега он не понёс, а уже третий его побег оказался удачным. В 1841 году казак добрался до Новочеркасска и отчитался перед своим командующим о возвращении на службу.