Возможно, еще через пару десятков лет это будет не так: просто наш век каким-то непостижимым образом вдруг выпал из парадигмы мечтаний о великих научных открытиях или нахождении и освоении terra incognita и стал жертвой другой парадигмы: мечтаний о новых приобретениях чисто утилитарного плана. Но это будет потом. А сейчас давайте все-таки вспомним добрым словом одного из основоположников жанра научной фантастики. Жанра, который не только, и даже не столько развлекал в годы своей плодотворной молодости, сколько образовывал широкие массы и сподвигал их на приобщение к научным знаниям и открытиям.
«Да, были люди в наше время…»
Были. Были имена, которые заставляли своих читателей мечтать о чем-то большем, чем покупка новой бытовой вещи, и надеяться, что человечество, отринув все свои основанные исключительно на животных инстинктах разногласия, вот-вот проложит путь к звездам или к новым, более гуманным, измерениям мира собственного. Давайте навскидку просто упомним Айзека Азимова, наших Ивана Ефремова и братьев Стругацких. Они образовывали читателя, заставляли его вместе с героями своих книг переживать ситуации, позволяющие человеку понять, насколько он человек. Эти авторы ставили, пусть умозрительные, но интереснейшие социальные эксперименты: они возвращали читателя в прошлое, чтобы понять настоящее, и звали к будущим открытиям. Ныне как-то измельчало все. Причина, конечно, не в появлении фэнтези, скажем. В этом жанре есть великие произведения. Которые, кстати, вели читателя ровно туда, куда и книги авторов научной фантастики – в библиотеки. Чтобы, например, найти какие-то книги по истории, мифологии, религиоведению, наконец.
Развлекать и зарабатывать
В общем, как мы с вами понимаем, дело не в жанрах. Дело, вероятно, в том, что издатели очень быстро поняли, а затем и объяснили авторам, что главное – хорошо заработать. Нет, авторы хотели хорошо заработать и ранее. Но теперь им объяснили, что не стоит так уж глубоко бороздить читательское пространство. Не нужно ни к чему побуждать, развлекать будет достаточно. А как развлекать наиболее действенно? Не надо пытаться, как модно было говорить прежде, поднимать читателя на свой уровень, напротив, надо следовать за читателем. Читатель – дремучий людоед? И хорошо! Вот же прекрасный роман с положительным героем-людоедом, который ловок, могуч и фертилен. А то, что с моралью там… Ну, а что же вы хотели от людоеда? Главное, интересные сюжетные закавыки, неожиданные ходы главного героя (вдруг сегодня он решился позавтракать капустой!), сериальность, чтобы можно было продолжать до бесконечности. Понимаете, мозг человека так устроен, что даже если вы его не напрягаете, он все равно производит какую-то работу. Его надо чем-то занять. Так вот же жвачка для мозга. Плати – и жуй.
Строгое религиозное воспитание
Вообще говоря, то, что Жюль Верн стал выдающимся писателем-фантастом, скорее, какой-то изъян в ткани бытия. Не должен был он им стать. Просто потому, что, вроде, ничто на это не сподвигало. Он мог бы запросто стать юристом. Даже религиозным деятелем, но фантастом… Хотя был один момент. Жюль явился этому лучшему из миров (или этот лучший из миров явился Жюлю) восьмого февраля аж 1828 года недалеко от Нанта. Жюль стал первенцем в семье Пьера Верна и матери с весьма необычным для нашего произношения именем – Софи-Нанина-Анриетта Аллот де ла Фюи. Фух… Дело в том, что его мать происходила из рода некоего шотландца Аллота. Тот, в свое время, приехал во Францию послужить королю Людовику XI. Не по особой к нему симпатии, вероятно, а в погоне за хорошим заработком. Так вот, служил этот шотландец хорошо. По крайней мере, ему был пожалован титул. Короче говоря, дворянская история. Но нам в данном случае гораздо интереснее линия отца Жюля Верна. А отец его происходил из семьи юристов. А еще он был очень религиозным человеком. Поэтому по его настоянию Жюль отправился учиться в семинарию. Там учили греческому и латинскому языкам, пению. Правда, была все-таки и география.
Непростительная оплошность
И все-таки за два года до поступления в семинарию, а именно в 1834 году, у Жюля начался период, который, вероятнее всего, и повлиял на его дальнейшую жизнь. Мальчику было всего-то шесть лет. В этом возрасте дети как губка впитывают новую информацию. И именно в этом возрасте Жюль был отдан в пансион. А там, в пансионе, преподаватель некая мадам Самбин любила рассказывать детям, что ее муж (как говорила она, капитан корабля) потерпел кораблекрушение. Да. Это было давно. Около тридцати лет назад уже. Но он наверняка и теперь живет на каком-нибудь необитаемом острове. Как Робинзон Крузо. Неизвестно, опиралась ли мадам Самбин в своих рассказах на реальные факты своей семейной жизни, или это был плод ее романтического воображения, но подобные рассказы не могли оставить равнодушным сердце совсем-совсем юного Жюля. Пожалуй, то, что его отдали именно в этот пансион, было оплошностью отца Жюля, который хотел для первенца совсем иной судьбы, нежели писательская. Но разве мог он предвидеть? Зато многие из нас с удовольствием читали «Таинственный остров», например. И кто знает, что стало глубинным основанием для написания книги?
В семье не без моряка
Впрочем, о чем это мы, если и в самой семье Жюля было не без… моряка. Причем этим моряком был не кто-нибудь, а родной дядя будущего писателя – Пруден Аллот. Да мало того, он не просто сходил по Средиземному морю, скажем. Нет. Он совершил кругосветное путешествие. Так что судьба постоянно толкала юного Жюля на путь приключений. Или хотя бы их описания.
Еще один намек судьбы
Возможно, Жюль все-таки не стал бы писателем, а был бы настоящим морским волком. По крайней мере, семейная легенда гласит, что, будучи одиннадцатилетним отроком, он устроился юнгой на трехмачтовый корабль. Якобы ему срочно понадобились коралловые бусы для его кузины Каролины. И якобы таким образом он собирался их заполучить. Но отец снял его с корабля в ближайшем порту и – внимание! – заставил дать слово, что если тот и будет впредь путешествовать, то исключительно в своем воображении. Пьер Верн явно недооценивал силу слова. А ведь чтобы путешествовать в воображении, нет ничего сподручнее, нежели заняться писательством.
Чему быть, того не миновать…
Можно было бы еще много рассказывать о попытках отца Жюля Верна наставить его на путь истинный, а именно твердо направить по пути юриспруденции. Пьер Верн хотел, чтобы сын стал адвокатом. И его можно понять. В конце концов, что такое писательство в то время? Никаких гарантий заработка. А здесь – твердый заработок в руках. Пьер Верн хотел сыну счастья. И, кстати, возможно, очень поспособствовал этому. Ведь в ответ на его многолетнее давление Жюль в конце концов учинил натуральный бунт и расставил точки на «i», дав понять, что его судьба – литература. Пожалуй, главное слово во всей этой истории превращения юноши, который должен был стать юристом, во всемирно известного писателя, именно «судьба». Ведь каждый раз она подавала ему некие таинственные знаки: то в рассказах мадам Самбин, то историей путешествия родного дяди, то сталкивала с людьми, которые помогали ему в становлении писательского таланта, то сводила с порядочными издателями.
Вместо эпилога
Если уж рассуждать об авторе через призму такой категории, как судьба, то, пожалуй, вела она Жюля Верна не столько для его блага, сколько для нашего. Ну в самом деле, давайте вспомним: «Путешествие к центру Земли», «С Земли на Луну», «Дети капитана Гранта», «Двадцать тысяч лье под водой», «Вокруг света за 80 дней», «Таинственный остров», «Пятнадцатилетний капитан» - это только то, что совсем уж на слуху. Согласитесь, нам очень повезло, что Жюль не стал юристом.
