Парадокс 1. Найдите десять отличий
Первый парадокс руандийского геноцида — общий для большинства этнических конфликтов. Сторонний наблюдатель, взглянув на «разных во всём» хуту и тутси, скажет: «А по-моему, вы абсолютно одинаковые».
Всемирно известный турецкий психолог Музафер Шериф, учившийся в фашистской Германии в 1930-е годы, признавался, что его ставил в тупик вопрос: как немцы и евреи друг друга отличают? То же самое скажет любой руандиец, если показать ему фотографии ассирийцев и курдов или тамилов и сингалов, трудолюбиво резавших друг друга. То же самое скажут японцы и китайцы при виде турок и армян.
Да что там сторонние наблюдатели! Однажды советский офицер Александр Соломонович Бланк, будущий доктор исторических наук, допрашивал офицера СС, уверявшего, что уж он-то еврея везде учует. Однако ему даже не приходило в голову, что его собеседник — еврей. Причина проста: Бланк держался с ним без тени угодливости.
То, что эсэсовец принимал за этнический признак, было признаком социальным.
На самом деле отличить друг от друга враждующие народы (а как правило, это хорошо перемешавшиеся между собой соседи) — задача нетривиальная. Поэтому чаще всего этноциды совершались по языковому или территориальному признаку. Например, всех, кто живет в таких-то деревнях, зачисляли чохом в одну национальность — и вуаля. Но иногда подход был более заковыристым. Скажем, в Германии для выявления евреев использовали приходские книги, которые католическая и протестантская церкви передавали новой власти. В Руанде у этого вопроса тоже была своя разгадка.
В руандийском паспорте до 1996 года имелась графа «национальность». Когда погромщики приходили в смешанные семьи, то если дети были записаны как хуту, их не трогали — убивали только одного из родителей. Если же дети были записаны как тутси, убивали и их тоже. Тогда оставленный в живых родитель-хуту вступал в дивный мир моноэтничности в одиночестве.
Парадокс 2. Причины этнических конфликтов не этнические
До прихода европейцев понятия «хуту» и «тутси» носили больше профессиональный, чем этнический характер. Хуту были земледельцами, чиновниками и торговцами, тутси — скотоводами и воинами. Вчерашний хуту запросто становился тутси (и наоборот), подавшись в пастухи, воины и т. д.
Бельгийцы ликвидировали эту вольницу в 1932 году при введении паспортной системы, жёстко разделив народ на национальности. Но это ещё полбеды. Утверждая свою власть, бельгийцы сделали ставку на тутси. Именно их привлекли к управлению колонией. Над крестьянином хуту встал тутси-надсмотрщик, за которым маячила власть метрополии с пулемётами и пушками.
Это на самом деле тоже весьма типичный момент: национальный вопрос чешется там, где остро стоят общественные проблемы. Так социальное маскируется под этническое.
Колониализм (тем более неоколониализм) — абстрактное понятие, доступное далеко не каждому руандийскому земледельцу. А тутси, который бьёт его палкой, — явление простое, ясное и вызывающее вполне закономерную ненависть. В местах, где общественные конфликты ослаблены, подобной ненависти неоткуда взяться. Так, в СССР отсутствие национализма объясняется не феноменальной добротой советских людей, а отсутствием безработицы (проще говоря, не было конкуренции с приезжими за рабочие места).
Неудивительно, что, когда в 1959 году хуту запилили независимую Руанду с бататом и овцами, претензий к тутси у них накопилось с горкой.
Бельгийцам ничего не оставалось, кроме как переобуться в воздухе — они тут же поддержали хуту. Им было всё равно, «те чёрные» или «эти чёрные». Главное, не уходить из Африки. Но тут уже подсуетилась Франция и выбила из страны бельгийских конкурентов. Верхушка Руанды переориентировалась на щедрый Париж, открывший свой рынок для руандийского кофе — основного экспортного продукта страны.
Парадокс 3. Этноцид подкрался незаметно, хотя его было видно издалека
Россияне изнемогают под «бременем белого человека». Их ориентир — Европа, про Африку же они ничего не знают и знать не хотят. Поэтому в массе своей не в курсе поучительной судьбы Жювеналя Хабиариманы, правившего Руандой с 1973 года.
Его режим находился под политическим патронажем Франции и… был абсолютно дискриминационным по отношению к тутси. Их ограничивали в гражданских и имущественных правах и периодически устраивали погромы. Бежавшие из страны в Уганду и Бурунди тутси образовали там Руандийский патриотический фронт (РПФ) и в 1990 году предприняли попытку свергнуть правительство, гнобившее их уже более 30 лет. Франция немедленно направила режиму Хабиариманы оружие и военных советников.
Вскоре выяснилось, что военное преимущество всё равно остаётся у РПФ. Тогда Париж перебросил в Руанду войска и остановил наступление Фронта на столицу — город Кигали.
В 1993 году Фронт предпринял новую попытку свержения власти. Французский десант и правительство Франсуа Миттерана опять приняли меры по спасению режима. Они продавили заключение перемирия и подписание Арушских соглашений.
Соглашения предписывали отставку президента и формирование коалиционного переходного правительства. Хабиаримана в один миг из молодого демократического политика превратился в «хромую утку» — и угадайте, что с ним случилось? Когда он возвращался с переговоров по передаче власти, его самолёт сбили из ПЗРК (переносного зенитно-ракетного комплекса.). Убийц не нашли до сих пор. Единственное, что установили исследователи по имеющимся документам: РПФ к его убийству отношения не имел.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что за убийством стояли силы, заинтересованные в срыве Арушского сценария. Люди из ближайшего круга Хабиариманы не хотели терять власть и не собирались делиться ей с хуту-оппозицией, а тем более — с тутси. У них был свой вариант решения проблемы: вырезать всех «плохих». К нему активно готовились с лета 1993 года.
Это важный момент в понимании геноцида: не произошло смены режима, произошла его радикализация.
Примерно, как если бы в рейхе убили Гитлера в 1938 году, а вину свалили на евреев.
Координацию подготовки к геноциду осуществляла законспирированная организация «Абакози» («Драконы»), куда входила военная верхушка и ближний круг покойного Хабиариманы. В его убийстве обвинили Руандийский патриотический фронт. Всех, кто сомневался в этом, объявили пособниками РПФ и убили — включая премьер-министра Агату Увилингийиману. А уже после политических чисток с энтузиазмом перешли к этническим. Единственной силой, которая выступила против, была исламская община. Но мусульман в Руанде было всего два процента — страна почти поголовно христианская.
Среди французского правительства (в особенности генералитета) доминировали позиции противников РПФ. Поэтому там ничем, кроме официальной версии, интересоваться было не комильфо. В двух словах она состояла в том, что РПФ всё врет и сам занимается массовой резнёй, а хуту если кого и убили, то нечаянно… во время боестолкновений.
Итого: Франция дважды использовала войска, чтобы удержать у власти занимающийся дискриминацией режим, поддерживая его деньгами и оружием. А когда выращенные на подобном идеологическом фундаменте кадры перешли к массовым убийствам, закрыла на это глаза. Однако возьмите практически любую статью о геноциде в Руанде, и вы увидите сетования: «Вот к каким ужасным последствиям приводит невмешательство цивилизованного Запада в местечковые конфликты!»
Но это не парадокс, это хорошо поставленная пропаганда.
Парадокс 4. Варварство и цивилизованность — вопрос прогрессивности, а не географии
«Но уж устранение от власти преступного режима-то произошло благодаря вмешательству цивилизованных стран!» — наверняка думаете вы. Держите карман шире. Благодаря вмешательству Парижа верхушка организаторов геноцида сумела сбежать, а Франция потом ещё отказывалась отдельных беглецов экстрадировать.
Смена режима произошла благодаря военной победе РПФ. Когда начался геноцид, Фронт возобновил наступление на столицу. И на сей раз сумел дойти до конца.
Франция за это время вмешивалась два раза. В первый, во время операции «Амариллис», она — только не смейтесь, — эвакуировала из страны семью Хабиариманы. Это был апрель 1994 года, и уже начавшиеся массовые убийства тутси в Кигали происходили на глазах у французских десантников. К слову, бравые вояки отказались эвакуировать работавших на них сотрудников-тутси, большинство которых были вскоре убиты.
В июне–августе 1994 года состоялась вторая операция — «Бирюза» (Opération Turquoise). Она проходила под эгидой ООН и началась, когда РПФ уже взял власть. Французские войска высадились на периферии, в районах, которые ещё контролировали хуту-националисты. Из примерно трёхсот тысяч выживших тутси 10-15 тысяч приходятся именно на эти префектуры.
Французы установили «гуманитарную зону». Декларируемой целью было разоружение хуту и помощь беженцам. А результатом — то, что сотни тысяч людей, прямо замешанных в геноциде, сбежали через открытую границу в Конго. РПФ не мог этому воспрепятствовать, поскольку там стояли французские войска.
Геноцидники драпали за границу с большим энтузиазмом. После того, как план «всех убью, один останусь» не сработал, они стали продвигать концепцию пустой страны. Она заключалась в том, что все до единого хуту должны покинуть Руанду. По их мнению, оставшись в государстве одни, тутси то ли захлебнутся собственной скверной, то ли вымрут из-за своей никчёмности.
Оптимизм не покидал этих прекрасных людей.
Значительную часть из них впоследствии депортировали обратно в Руанду, где они предстали перед судом.
РПФ — вопреки страшилкам о себе, любимом — не стал устраивать ответный геноцид (хотя по горячим следам, по мере освобождения страны, десятки тысяч участников массовой резни были расстреляны). Вместо этого в Руанде с 1998 года перестали применять (а в 2007 году и вовсе отменили) смертную казнь. Для наказания за участие в массовых убийствах создали традиционные суды — «гачача». Они довольно демократичные: судьи выбираются общиной, а свидетельствовать может любой человек.
В 1994 году в Руанде убили около миллиона жителей. А уже в 1998–2006 годах перед судом предстало более двух миллионов участников геноцида. Из них примерно две трети осудили. Многие раскаялись и получили минимальные сроки. Около сотни организаторов отбывают пожизненное.
Парадокс 5. От ненависти до сплоченности — один шаг
Путь от этноцида к формированию политической нации может быть очень коротким. После победы РПФ в правительство включили бывшую оппозицию всех национальностей. Президентом страны стал хуту Пастёр Бизимунгу, и лишь в 2000 году его сменил Поль Кагаме, основатель РПФ.
В 1994 году страна потеряла до сорока процентов населения, экономика лежала в руинах, а бОльшая часть иностранной гуманитарной помощи пошла в лагеря беженцев хуту в Конго.
Чтобы вернуться к догеноцидному уровню, Руанде потребовалось восемь лет.
Уже после этого ВВП увеличился ещё в четыре раза и продолжает рост. Тем не менее, страна остаётся бедной. Кроме плодородных земель и красивой природы, там ничего особо и нет.
Промышленности очень мало, 90 процентов населения заняты в сельском хозяйстве. Низкая грамотность... быстрых чудес на таком фундаменте ждать не приходится. К тому же руандийцам пришлось экономить на всём. А также распродавать госсектор: в основном странам Британского содружества и ЮАР. Однако в экономике, образовании и численности населения видна устойчивая положительная динамика. И про этнические конфликты не слышно — всё-таки строить светлое будущее всегда интереснее, чем копаться в варварском прошлом…
Когда происходит кровопролитие, часто делается вывод, что после этого народы уже не смогут примириться. Дескать, лучшее, что можно сделать в таком случае — разделиться, возвести посередине толстую стену и на время забыть друг о друге. Но вот вам руандийский рецепт: наказать виновных, убрать из паспорта графу «национальность» и избегать упоминания «тутси» и «хуту» в прессе. Вместо этого СМИ активно пиарят новую национальную общность — «руандийцы».
Кстати, с Францией у Руанды так и не сложилось. Разорванные дипотношения восстановили, но осадочек остался. И вместо французского языка в систему образования и управления стали активно внедрять английский. Мотивируют вежливо: дескать, упрощается сообщение с соседними странами. В реальности же это ещё один вывод, сделанный по следам геноцида.
Не все мечтают увидеть Париж и умереть.