«Парижское кафе»: тайны, факты и история самого дорогого полотна Ильи Репина

1871 году Илья Репин заканчивает Императорскую Академию художеств с Большой золотой медалью, получает звание художника первой степени. Лучшие из лучших учеников Академии, как правило, получали право на заграничную поездку. Этим правом Репин воспользовался спустя два года, отправившись вместе с семьей в вояж по Европе, конечной остановкой которого стал Париж.

Париж Репину вначале не понравился. Пережив неожиданное разочарование, он в первую минуту растерялся. Ему не нравились ни жизнь, ни люди, ни искусство. Суета с поиском арендной квартиры и студии-мастерской, отсутствие свободных денег и сама мысль о том, что в самом центре Европы, в городе, куда съезжаются художники со всего света, он — никому неизвестен и ненужен, а значит его «художества» будут невостребованными — все эти мысли тревожили его еще больше. Мрачные перспективы холода и голода дорисовывали безжизненно-серый облик Парижа.

«Жутко делается в таком городе. Является желание удрать поскорее, но совестно удрать из Парижа на другой день. Сделаешься посмешищем в родной стране, которая очень не прочь похохотать после сытного обеда над ближним.»

Вскоре ему удалось побороть внезапную трусость. Парижская жизнь начинает его понемногу затягивать, и чем далее, тем сильнее. Город всех влюбленных, город романтиков околдовал и его:

«А между тем я ужасно заинтересован Парижем: его вкусом, грацией, легкостью, быстротой и этим глубоким изяществом в простоте. Особенно костюмы парижанок! Этого описать невозможно…

Французы — бесподобный народ, почти идеал: гармонический язык, непринужденная, деликатная любезность, быстрота, легкость, моментальная сообразительность, евангельская снисходительность к недостаткам ближнего, безукоризненная честность…

Их идеал — красота во всяком роде. Они выработали прекрасный язык, они вырабатывают прекрасную технику в искусстве; они выработали красоту даже в обыденных отношениях (определенность, легкость). Можно ли судить их с нашей точки зрения? У нас считают французов за развратный народ — сколько я ни вглядывался, и помину нет об этом разврате. Напротив, я теперь с ужасом думаю о нашем Питере и о других городах.»

Освоившись, Репин задумал написать большую картину из повседневной парижской жизни. Сюжет картины весьма необычный — парижское кафе с массой столиков, за которыми сидят обычные завсегдатаи парижских кафе, разных возрастов и состояний.

По одной из версий прообразом кафе для картины Репина могло быть любое старое кафе в самом художественном районе Парижа — бульвар Клиши. Здесь, как правило, жили известные поэты, художники, деятели искусства и все они собирались в многочисленных старинных кафе, сосредоточенных в этом районе. Но конкретное местоположение того самого кафе все же кажется известным, но об этом позже…

Совсем рядом с бульваром начинается знаменитая извилистая улица Лепик, бывшая Императорская. В 1864 году она сменила свое название в честь генерала Луи Лепика, национального героя, который защищал гору Монмартр от русских войск. Здесь же, по адресу Лепик 54, жил и творил Винсент Ван Гог. А в доме №73 находится известное кабаре «Мулен Руж». Именно здесь, по адресу ул. Лепик 12, снимал квартиру Илья Репин. Мастерская художника находилась поблизости, за углом на улице Верон, 31. На этих фотографиях видна улица Лепик, отходящая от Клиши.

С небывалой энергией он работает над этюдами. Почти каждый этюд был написан с натуры.

Всего к «Парижскому кафе» было написано 12 этюдов и лишь 5 сохранились в России. Картина писалась около года, с большими перерывами, в связи с отсутствием средств к существованию.

В одном из писем художника к своему другу В. Стасову запечатлен момент восторга от проделанной работы, и одновременно, отчаяние и растерянность:

«Я все это время особенно усердно и, кажется, плодотворно работал запоем: подмалевана целая картина и сделаны к ней почти все этюды с нату­ры. Что за прелесть парижские модели! они позируют, как актеры; хотя они берут дорого (10 франков в день), но они стоят дороже! Я, однако же, увлек­ся ими и теперь с ужасом вижу, что у меня почти нет денег; не знаю, что будет дальше, не посоветуете ли Вы мне, что делать, что предпринять, а глав­ное, надобно скорей.

Я думал писать Третьякову (запродать ему картину), но ведь он любит товар лицом покупать и поторговаться; заглазно это трата времени, может быть, картину купят здесь, но ведь надобно кончить… Занять где-нибудь, — но кто мне поверит?

…Рано я поехал за границу: надо было прежде денег заработать… Есть у меня здесь много недоконченных (есть и оконченные) вещей, я хотел их поставить в магазины, но вижу ясно, что это будет напрасно. Нужно имя здесь, чтобы продавать, и я уверен, что после первой большой вещи, которую я исполню месяца через три, мне будет легче продавать, а теперь не надо мо­золить глаз…

Ах, как глупа академическая посылка за границу; они посылают человека не учиться, а так околачиваться. Но еще глупее, что я поехал!»

С отчаянным финансовым положением художника помог сначала справиться Владимир Стасов (известнейший художественный критик, историк искусств). По его просьбе и рекомендации в России был продан эскиз Репина к картине «Бурлаки идущие в брод» по цене мягко говоря выше рыночной. Более того, покупателем стал Дмитрий Васильевич Стасов — выдающийся адвокат, младший брат Владимира Васильевича.

Одновременно с этим, задействовав снова связи младшего брата, Стасов пробует договориться с миллионером Гинцбургом, жившего в то время в Па­риже, о заказе портрета жены богача. Репину было отправлено рекомендательное письмо Д. В. Стасова — оно гарантировало успех, и избавляло художника от мысли попрошайничества у богатого знакомого его друзей. Однако рекомендация друзей не помогла — в писании портрета ему было наотрез отказано, что не­мало смутило обоих братьев Стасовых. Работа над большой картиной приостановилась.

Репин начал писать небольшие картинки, жанры из парижской жизни, в надежде на их сбыт в магазины, но они шли плохо.

Узнав о бедственном положении художника, известный меценат и коллекционер П. Третьяков заказывает у Репина портрет писателя и поэта А.К.Толстого (троюродный брат Л.Н. Толстого), жившего в то время на юге Франции. Коллекционеру уже давно хотелось иметь в галерее его портрет, и слухи о продолжительной болезни писателя подтолкнули Павла Михайловича к решительным действиям. Он предложил за работу 500 рублей, но Репин отказался.

«Очень жалею, что этого Вашего предложения осуществить не могу,— отвечает он Третьякову в начале апреля 1874 г.— Иван Сергеевич Тургенев сообщил мне адрес А. К. Толстого, но ему известно, что он очень нездоров, и, следовательно, поездка моя туда была бы неуместна, да это было бы и не­выгодно для меня: отрываться от картины надолго, с экстренными расходами в незнакомых городах, все это не окупилось бы пятьюстами рублей. Но чтобы сделать Вам удовольствие, чего я очень желаю, я начал порт­рет с Ивана Сергеевича, большой портрет; постараюсь для Вас, в надежде, что Вы прибавите мне сверх 500 руб. за него…»

В этом же письме он в очередной раз попытался расположить беспринципного Третьякова к вложению средств в картину о парижской жизни, зная наперед, что интерес коллекционера проявляется исключительно ко всему русскому.

«Жалею, что не могу показать Вам своей картины: она изображает глав­ные типы Парижа, в самом типичном месте. Впрочем, Вы, кажется, иностран­ных сюжетов не покупаете. Я думаю, что она будет интересна здесь, здесь и продать придется. Если позволите, я попросил бы у Вас рублей 300 денег, в счет будущих благ. Сочлись бы безобидно или на портрете Тургенева, или на других ве­щах, которые (маленькие картины и этюды) у меня еще неокончены, — в случае, если бы Вам не понравился портрет Тургенева, на что я не надеюсь. Прошу у вас потому, что, как Вам известно, без этого материала рабо­тать нельзя; а мне теперь так работается. И если решитесь, то пришлите поскорей»

Третьяков тотчас же по получении этого письма перевел своему париж­скому доверенному С. Г. Овденко 1000 франков, выразив готовность взять портрет Тургенева, если он выйдет удачным.

Кстати, портрет А.К.Толстого художник так и не успеет написать. В 1875 году поэт ошибся, введя себе слишком большую дозу морфия (который принимал по предписанию врача), что привело к его смерти. Единственно стоящим портретом писателя при жизни считается шедевр К. Брюллова:

Окончив портрет Тургенева, Репин отправляет его в галерею Третьякова, с просьбой доплатить сверху еще 1000 франков, в том случае, если портрет заказчику понравится. Однако работа Третьякову не понравилась и прибавки к уже высланному ранее гонорару Репина решил не отправлять. Тем не менее, 1000 франков Третьякова были мощным подспорьем для существования художника и его семьи в Париже. Более того, этих средств было достаточно, чтобы окончить картину, не скупясь на этюды с натуры.

Импрессионизм и Репин

В то время во Франции окончательно сформировалось новое течение в искусстве — импрессионизм. Его самым ярким воплощением была живопись. Импрессионисты пытались передать живую реальность, используя яркие краски и промежуточные тона. Методы и приёмы импрессионистов позволяли наиболее естественно и живо запечатлеть реальный мир в его подвижности и изменчивости. Самыми яркими революционерами в живописи считались Пьер Ренуар, Эдуард Мане, Клод Моне, Поль Сезанн и Эдгар Дега.

Неофициальное рождение импрессионизма приходится на 1872 год с «Салона отверженных». Так во Франции называлась выставка, параллельная официальной французской («Парижский салон»). В Салоне Отверженных были представлены «нетрадиционные» и «неуместные» работы всех тех, кто подвергся резкой критике со стороны жюри официальной выставки. Позже, когда неофициальную выставку узаконили, она стала в несколько раз популярней главной, хотя и открывалась на две недели позднее (Парижский салон, как правило, открывался 1 мая, а «отверженные» — 15-ого). Именно с одной из таких ежегодных выставок и родился термин импрессионизм.

Один из критиков журнала «Le Charivari» Луи Леруа озаглавил свой фельетон о «Салоне Отверженных» «Выставка импрессионистов», взяв за основу название картины Клода Моне «Впечатление. Восходящее солнце» (фр. Impression, soleil levant).

К этим новым вибрациям на полотнах, к новому направлению в живописи Репин изначально отнесся скептически, но прожив два года в Париже, он не отрицал в ближайшем будущем смещения всего старого академического в пользу нового, обещающего в дальнейшем освежить всю живопись. Так и произошло. Импрессионизм стал одним из крупнейших течений в искусстве последней трети XIX — начала XX веков. Зародившись во Франции, он распространился по всему миру.

«Парижское кафе»

Считается, что картина «Парижское кафе» была написана под впечатлением от современного французского искусства, его нового течения. Работа считалась экспериментальной.

Вопреки запрету со стороны Императорской Академии художеств на участие своих учеников-медалистов в зарубежных выставках, Репин выставляет свое «Кафе» на главной выставке Парижа в 1875 году. Не обладая покровительственными связями в Париже, ему очень трудно было рассчитывать на «выгодное место» для картины. Для организаторов выставки картина Репина была одной из тысяч, и особой ценности не представляла. Оно буквально затерялось среди 5000 других полотен, было повешено слишком высоко, отчего рассмотреть весь замысел картины не представлялось возможным.

Однако через три дня после открытия выставки, «Парижским кафе» заинтересовался один американец — вице-консул Северо-американских штатов. Но Репин запросил слишком большую цифру и сделка не состоялась:

«…спрашивает, сколько стоит моя картина, если она продается. Я назначил большую цифру, так как за малую я, вероятно, продам и в Россию — ответа еще не было. Я удивляюсь, как он разглядел картину, должно быть с биноклем. По правилам, через три недели вещи перевешивают: верхние вниз, в нижние наверх, по просьбе авторов. Я подал эту законную просьбу… Мою картину, после моей просьбы, перевесили, только еще на пол аршина выше (прячут, чтобы не сглазили)».

В России, по случаю выставления картины Репина в Париже, разразился скандал. Тема и сюжет картины были выбраны буржуазные, а не русские, а методы исполнения отличались от привычных академических. О «провальной» картине Репина в России узнали от художника А. И. Куинджи, бывшего на той выставке. В художника полетели упреки и критика. Громче всех негодовал Иван Николаевич Крамской — старый учитель Репина, товарищ и друг, написав ученику в Париж откровенное письмо, сильно задевшее Репина:

«Вы мне не говорили о сюжете своей картины, я только слышал о ней… Я одного не понимаю, как могло случиться, что Вы это писали? Не правда ли нахальный приступ?.. Я думал, что у Вас сидит совершенно окрепшее убеждение относительно главных положений искусства, его средств и специально народная струна. Что ни говорите, а искусство не наука. Оно только тогда сильно, когда национально… Я не скажу, чтобы это не был сюжет. Еще какой! Только не для нас: нужно с колыбели слушать шансонетки, нужно, чтобы несколько поколений раньше нашего появления на свет упражнялись в проделывании разных штук. Словом, надо быть французом…»

«…Вы еще не умеете говорить тем языком, каким говорят французы, и потому Вы не можете обратить внимание французов на свои мысли, а только на свой язык, выражения и манеры»

Репин, самоотверженно защищая свое право на свободу в творчестве, в долгу не остался. Он пишет горячий ответ своему наставнику, в котором пробует объяснить своему другу торжество и гегемонию французов в мировом искусстве:

«Мы (русские) воображаем себя непобедимыми героями, мы делаем такие вещи, которые удивляют и изумляют весь мир. Одни мы несемся тогда грандиозно над меркантильной Европой, храня олимпийское величие и бросая направо и налево наши творения, наши мысли, перед которыми все благоговейно падает во прах. Может ли что-нибудь удовлетворить нас в этот высший момент нашей жизни?!!

Но проходит действие одуряющего гашиша, возникает трезвая холодная критика ума и неумолимо требует судить только сравнением, только чистоганом — товар лицом подавай, бредни в сторону, обещаниям не верят, а считается только наличный капитал…

Увы! Мы все прокурили на одуряющий кальян; что есть, все это бедно, слабо, неумело; мысль наша, гигантски возбужденная благородным кальяном, не выразилась и одной сотой, она непонятна и смешна… сравнения не выдерживает… Еще бы, европейцев так много! Они ограничены, но они работают, очертя голову, — их практика опережает их мысль, они уже давно работают воображением, отбросив ненужные мелочи, ищут и бьют только на общее впечатление, нам еще мало понятное.

Так мы еще детски преданы только мелочам и деталям, и только на них основываем достоинство вещей, имеющих совсем другое значение. Действительно, у нас еще есть будущее: нам предстоит еще дойти до понимания тех результатов, которые уже давным-давно изобретены европейцами и поставлены напоказ всем. Вот Вам и законодательство Франции в искусстве, и вся Европа только и подымается ее законодательством…»

«…Я решительно не понимаю, какой это со мной скандал произошел? Разве я претендовал здесь на фурор? Разве я мечтал затмить всех? Я только очень желал посмотреть свою работу, в сравнении с другими, для собственных технических назиданий, и был в восторге, что ей не отказали в числе 5000, из которых много было весьма порядочных вещей. Что она не понравилась Куинджи? Да ведь и я сам о ней невысокого мнения, как и о прочих работах своих, а ошибки и скандала не вижу никакого, и никогда, сколько мне помнится, я не давал клятву писать только дикие организмы, нет, я хочу писать всех, которые произведут на меня впечатление, все мы происходим от Адама, и, собственно говоря, разница между нациями уже не так поразительна и недоступна для понимания.

Итак, теперь не трудно вам понять, почему я писал это. Что другое мог я писать здесь? Диких организмов здесь нет, истории я пока все еще не люблю (т. е. нерусской), а русскую здесь писать нельзя, сами знаете. Да что за важность, если и вышла ошибка, нельзя же без ошибок. А может быть, окажется еще и не ошибкой впоследствии, во всяком случае для меня она была многим полезна, и даже, представьте себе, от художников здешних, знакомясь, я получаю комплименты. Но это конечно деликатность. Признаться, Ваше письмо произвело на меня странное впечатление, вот как оно у меня рисуется: Вам показалось, что я, разбитый наголову, бегу с поля сражения (хотя Вы не знаете, за что я сражался). Вы кричите: „ату его, ату его!..» Но вообразите Вашу ошибку: я стою спокойно, во всеоружии на своем посту и мог бы Вам значительно отплатить за Ваш неуместный крик, но я Вас слишком уважаю и люблю, да притом же Вы ведь только пошутили.»

Так из-за одной картины друзья чуть было не поссорились. Крамской посчитал, что Репина надо непременно спасать, что его надо срочно возвращать в Россию. С этой целью он приезжает в Париж. И снова между товарищами не умолкают бесконечные споры. Крамского — приверженца старых взглядов переубедить не удалось. В своем письме к П. Третьякову он пишет:

«Наши пенсионеры, Репин и Поленов, меня не обрадовали, да и сами они не радуются в Париже. И тот и другой уезжают скоро (в июле) в Россию; что везут — увидите. Что касается Репина, то он не пропал, а захирел, завял как-то: ему необходимо воротиться, и тогда мы опять увидим прежнего Репи­на. Все, что он здесь сделал, носит печать какой-то усталости и замученности; видно, что не было настоящего интереса к работе»

Относительно «Кафе» Крамской был не совсем прав: провалом ее нико­им образом назвать нельзя. Да и общая характеристика результатов трех­летней работы Репина в Париже не совсем верна. Именно находясь во Франции Репин напишет «Еврея на молитве», прекрасную «Негритянку» и знаменитую «Нищую», признанной критиками лучшей работой молодого Репина:

Именно находясь во Франции Репин напишет десятки эскизов, несколько портретов на заказ… и… одну из самых дорогих своих полотен — «Парижское кафе».

В 2011 г. на аукционе Christie’s в Лондоне шедевр Ильи Репина «Парижское кафе» был продан за 4 521 250 фунтов стерлингов (7 383 201 долларов). Полотно побило рекорд стоимости произведений русской живописи, проданных в рамках русских торгов, проводимых международными аукционными домами. По результатам этой продажи И.Репин вошел в топ-10 самых дорогих русских художников, в котором стал первым представителем классической живописи.

«Парижское кафе» долгое время оставалась в полной неизвестности, заставленная другими холстами в мастерской художника. Приблизительный размер картины — 170 сантиметров высоты и 270 — ширины.

В 1916 г. Репин извлекает её и отдает на реставрацию. Вскоре она нашла своего покупателя. Её с радостью приобрел страстный шведский коллекционер Монсон из Стокгольма — поклонник всего «репинского». Вместе с «Кафе» Репин продал Монсону еще около 80-ти этюдов.

Ключевая фигура картины

Известно, что перфекционист Репин свою картину неоднократно переделывал. Чаще всего переписывалась ключевая фигура картины — дама с зонтиком. В разное время дама на картине то кокетливо сидела на стуле, то стояла… Но всё же, на самом первом этюде к картине, дама с волнением и робостью опиралась на спинку стула.

Но к выставке в Париже, художник все же даму усадил, изобразив её дерзкой и красивой, гордой, знающей себе цену — этакая типичная парижская женщина легкого поведения.

К слову, художнику позировала самая настоящая звезда Парижа — певица, шансоньетка, примадонна парижского театра «Буфф-Паризьен» Анна Жюдик (Анна Мари Луиза Дамьен, наст. Anne Marie Louis Damiens).

Именно мадам Жюдик стояла у истоков особой разновидности французского шансона — chanson de geste. Именно она создала новый жанр — театрализованной эстрадной песни. Анна много гастролировала по миру, в том числе и по российским городам, имела множество поклонников в России. Вполне очевидно, что одним из них был страстно влюбчивый русский художник Илья Ефимович Репин.

В 1876 году Репин снова решил изменить образ дамы. Тогда она стала выглядеть такой, какой мы ее привыкли видеть. В этой версии мадам Жюдик была изображена на картине с фотографической точностью.

После очередных манипуляций с картиной, Репин, казалось, позабыл о ее существовании, вплоть до продажи в 1916 г. Тогда он вновь переписал некоторые куски картины, и в очередной раз изменил голову первопланной дамы, придав ей другой поворот и в корне изменив выражение лица. Мадам Жюдик перестала быть похожей на себя. Почему Репин решил изменить образ, остается тайной — возможно, он хотел повысить коммерческую привлекательность картины, поменяв центральную тему с рискованной на более приемлемую для общества.

Однако в 1936 году, в Стокгольме, владелец картины проведя рентгеновское исследование полотна выявил нынешний облик героини. Владелец пожелал отреставрировать картину, вернув её оригинальный замысел. Прежде чем сняли верхний слой, владелец также заказал копию лица маслом. Именно в таком виде и была продана самая скандальная картина И. Репина в 2011 году.

Известные лица на картине

Как уже известно, прообразом почти всех персонажей на переднем плане картины послужили реально существовавшие в то время парижане.

За крайним столиком справа, захмелевший мужчина с бокалом пива — профессиональный натурщик и художник-литограф Эмиль Бело.

Годом ранее Э. Бело позировал скандальному Эдуарду Мане в кафе «Гербуа», где ежедневно собирались импрессионисты Парижа. «Кружка хорошего пива / A Good Glass of Beer» принесла небывалый успех Мане. На Репиновской картине натурщик Эмиль держит в левой руке белую трубку, тогда как на картине Мане трубка нарисована в правой.

Мужчина в черном, расположенный в центре — известный французский художник, живописец и скульптор Жан-Леон Жером, позировавший Репину для «Кафе» всей семьей. Здесь и жена художника, и возможно дочь с внучкой.

В 1857 году Жером выставил в «Салоне» полотно «Дуэль после маскарада». Картина пользовалась популярностью, и Ж. Жером сделал с неё две авторские копии, одна из которых предназначалась для великого князя Александра Николаевича (император Александр II). Сегодня она хранится в Государственном Эрмитаже.

 Кстати, в 2001 году это полотно было украдено из Эрмитажа и возвращено неизвестным в 2006 году. Разрезанное на четыре части и упакованное в бумажный пакет, оно оказалось переданным в думскую фракцию КПРФ…

Репин был лично знаком с Жеромом еще с выставки 1874 года, где за три исторические работы француз был награжден золотой медалью, от которой правда он отказался, передав ее Школе изящных искусств Парижа. Позже, в 1895 году, и Репин и Жером примут участие в иллюстрированном издании Библии, в котором были задействованы 22 лучших академиста со всего мира.

За соседним столиком от Ж.Жерома изображен мужчина с сигарой во рту. Это Катюль Мендес — известный французский поэт, романист и новеллист. О Мендесе в Рунете написано мало. Известно, что в 1893 году в Париже вышла книга на французском языке «Русские поэмы» — переводы стихов Пушкина, Лермонтова, Тютчева и мн. других. Все стихи с русского на французский были переведены К. Мендесом.

Остальные персонажи идентифицировать не представляется возможным. До сих пор остается загадкой — кто же был выбран в качестве натурщика для читающего газету мужчины.

По внешним признакам этот персонаж явно выбивается из толпы присутствующих, модно одетых и нарядных представителей богемы. Чем? Этикетом — он единственный, кто снял свой цилиндр в помещении, определив его место рядом с собой на стуле. Быть может, по правилам этикета Франции тех лет снимать головной убор было не обязательным, а быть может, молодой человек, также как и дама ожидает компанию, и цилиндр на стуле — своеобразная бронь места?..

Также неизвестны имена двух пришедших в кафе мужчин. По тому действию, как один из них снимает перчатку, мужчины именно приходят. Но по движению другого мужчины — то ли безразлично зевающего, то ли подкручивающего свои усы их действия определить очень трудно. Также непонятно почему мужчина справа взял своего спутника под руку? Стоит обратить возмущение молодого мужчины в пенсне, он будто не верит откровенной дерзости со стороны модно одетой дамы, пришедшей в кафе без сопровождения мужчины. Пенсне, перчатки, модный бант на шее и декоративная трость — все эти модные аксессуары, как признак интеллигентности в обществе.

Точное место

При детальном, более внимательном просмотре картины можно заметить подсказку И.Репина о возможном конкретном месте, которое легло в основу «Парижского кафе». Её он оставил на единственном рекламном постере / плакате. Если увеличить картину, можно прочесть название того самого кафе — Folies Bergere (Фоли-Бержер). А над плакатом отчетливо читается реклама / афиша предстоящего события — «Valentino Bal» (Бал Валентино)

Казалось невозможным было отыскать и сам постер, но удача была на нашей стороне:

Это знаменитое варьете и кабаре в Париже работает по сей день. Находится по адресу улица Рише 32 (фр. Rue Richer, 9-й округ столицы). Оно пользовалось большой популярностью. Здание построено в стиле оперы.

2 мая 1869 г. заведение открылось под именем «Фоли Тревиз» (фр. Folies Trévise) (варьете находится на углу рю де Тревиз). Название заведения переводится на русский как «в листве Тревиз» (от лат. folia — листья), подразумевая тем самым место, где скрывшись от назойливых взглядов можно было предаться веселью и наслаждениям. 13 сентября 1872 г. его переименовали в «Фоли-Бержер».

Вот как оно выглядело в конце 19 века:

В 1882 году «Фоли-Бержер» будет отображено в предсмертной работе Эдуарда Мане «Бар в Фоли-Бержер». Мане, как и Репин делал наброски к картине прямо в баре.

Считается, что Илья Ефимович Репин был первым, кто создал импрессионистскую сцену отдыха в кафе, а все выдающиеся творцы эпохи лишь последовали ему. Так например, через год — в 1876 г. Пьер Огюст Ренуар, впечатлившись идеей Репина, написал свою картину «Бал в Мулен де ла Галетт». Однако на выставке импрессионистов в 1877 году картина осталась незамеченной. Мулен де ла Галетт — ресторан с танцевальным залом в верхней части парижского района Монмартра, который получил своё название по имени мельницы, находящейся недалеко от него.

«Бал в Мулен де ла Галетт» Ренуара, как и «Парижское кафе» Репина стала самой дорогой картиной в творчестве художника. Его уменьшенная версия с тем же названием была продана в 1990 году на аукционе Sotheby’s в Нью-Йорке за сумму в 78 миллионов долларов. Она до сих пор входит в число самых дорогих картин, когда-либо проданных на аукционе.

Провидец, гений, новатор — Илья Ефимович Репин остается самой незаурядной личностью, иконой, легендой не только отечественной, но и безусловно мировой живописи. Непостижимой тайной окутаны его работы. В свое время никому ненужное и неинтересное полотно, сегодня стало самым дорогим в творчестве художника. И на признание этого факта мировым критикам, искусствоведам и экспертам понадобилось более 130 лет…

***

Где теперь хранится «Парижское кафе» Ильи Репина, неизвестно. Покупатель торговался через агента по телефону и не захотел раскрывать свое имя.

Насколько пророческой оказалась цитата Репина о «Парижском кафе», еще предстоит выяснить:

«Картина моя из парижской жизни — русские ее не купят; неужели и французы не купят. Конечно, у них мало денег».