Первые памирские походы

Суань Цзан

Формально горная система Памира была включена в состав Российской империи в 70-е годы XIX века, но ещё очень долго там не было иной внушающей почтение власти, кроме власти страшной стужи, снегов и порывистых ветров, упомянутых средневековым китайским путешественником Суань Цзаном. Фактически, государство не извлекало никакой ощутимой пользы из обладания этим уникальным геологическим районом. Человеческие жилища там, впрочем, были. Не везде и не всегда Памир представляет собой безжизненную ледяную пустыню. В июне снег в высокогорных долинах наконец-то сходит, и на несколько коротких месяцев они превращаются в изумрудные, пестреющие цветами луга — рай для скотоводов. Одна из таких долин так и называется раем, по-киргизски — Алай.

Известный советский литератор и геолог, исследователь Памира Павел Николаевич Лукницкий сообщает об Алайской долине следующее: «В теперешней Средней Азии есть две основные горные системы: Тянь-Шаньская и Памиро-Алайская. Хребты Тянь-Шаньской системы высятся дугами, выгнутыми в сторону юга. Хребты Памиро-Алайской системы выгнуты в противоположную сторону -- к северу. До нашего времени границей между этими системами многие геологи считают Алайскую долину, взнесенную на высоту в три тысячи метров над уровнем моря и протянутую на сто тридцать километров. По обе ее стороны возвышаются два мощных горных хребта: с северной стороны - Алайский хребет, принадлежащий к Тянь-Шаньской системе, и с южной стороны--Заалайский хребет, первый колоссальный барьер Памира. Средняя высота Заалайского хребта--шесть километров над уровнем моря. Он ощеривается в небо высочайшими пиками»

Алайская долина считалась частью Ферганской области, где сразу после революции образовалось собственное временное правительство. 1922 г. в Фергане провозгласили Советскую власть, но ещё в 30-е годы она не вполне контролировала официально подвластную ей территорию. В горах имелись пограничные посты с немногочисленными гарнизонами, в кишлаках политруки и учителя. Часть населения была охвачена просветительской работой, но большинству были глубоко чужды любые проявления европейской культуры. Более того, сомнительно, чтобы памирцы быстро нашли общий язык даже и с мусульманским равнинным населением. Слишком своеобразен был уклад в горах, где прежде из чужаков бывали лишь учёные-географы, да и те не настолько часто, чтобы иметь хотя бы удовлетворительную карту местности. В 20-е — 30-е годы в окрестностях Алайской долины запросто можно было нарваться на отряды басмачей, которых подкармливали из-за границы. Было бы большой наивностью видеть в этом исключительно проявление борьбы с «гидрой большевизма». Соперничество за доминирование в Центральной Азии шло между Российской и Британской империей лет сто, если не больше. И в дореволюционное время случалось, что пограничный пост вдруг захватывали горцы, какими-то таинственными путями раздобывшие отменные английские винтовки. Борьба с коммунизмом, конечно, была дополнительным стимулом, но в то же время и очень удобным предлогом для вмешательства. По сути, здесь мы видим один из первых примеров реализации столь употребляемого в наши дни политического принципа: «Там наверняка есть нефть, и наверняка нет демократии».

Однако Советская власть строила относительно Памира весьма серьёзные планы. Во-первых, здешнему скотоводству предполагалось придать регулярный характер и государственный масштаб, во-вторых, здесь хотели открыть множество высокогорных курортов для оздоровления трудящихся, в-третьих, руководители промышленности очень и очень рассчитывали на минеральные богатства, скрытые в Памирских горах. Но для начала нужно было хотя бы составить карту.

Первая крупная научно-исследовательская экспедиция, имевшая место в 1928 г., была совместной советско-немецкой. Её организаторами стали Академия Наук СССР, Общество Взаимопомощи Немецкой Науки и Немецко-Австрийский Альпклуб. С каждой стороны присутствовало по 11 основных участников, не считая вспомогательных рабочих. Немецкая сторона имела в своём составе более сильных и опытных альпинистов, с советской стороны главный упор делался на геолого-разведывательную часть программы. Руководителем советской партии был Н. П. Горбунов, немецкой — В. Р. Рикмерс.

В результате экспедиции безымянные прежде вершины Заалайского хребта получили имена: Пик Ленина (7134 м), пик Пограничник, пик Архар, пик Якова Свердлова, пик Заря Востока, гора Дзержинского, гора Красина, гора Цюрупы. Были составлены превосходнейшие карты обширных, ранее неизведанных областей, основаны высокогорные метеостанции, совершёны первовосхождения на ряд шести- и семитысячников Памира. Открыт самый длинный в мире ледник, получивший имя первооткрывателя Заалайского хребта Алексея Федченко.

Для тех, кто заинтересовался этим вопросом всерьёз и хочет получить более подробные сведения сообщаем, что в 2012 г. выдающийся российский альпинист Георгий Сальников опубликовал собственноручно переведенный им отчёт В. Р. Рикмерса об этой экспедиции, любезно предоставленный ему немецкими коллегами. Кроме того, он вывесил в интернете отснятый тогда же, в 1928 г., в Памире и смонтированный в Бремене, документальный кинофильм.

Первая Памирская экспедиция прошла довольно гладко, события развивались по составленному при подготовке плану, и автор немецкого отчёта даже извинялся перед читателем за несколько скучное изложение: «...мы не можем поведать ничего волнующего. У нас нет права ни на какие приключения, если мы намерены своевременно и добросовестно выполнить задачу. Путешественник старого толка искал приключений, он отправлялся в путь не только искать предполагаемое, но также и преодолевать неожиданности. Он искал новые пути через целые части света и мировые океаны. Для современного же руководителя экспедиции приключение означает организационную ошибку или несчастный случай на производстве». Что до вьюг, туманов, лавин и снегопадов, то они в план экспедиции входили, и, по-видимому, не представлялись герру Рикмерсу чем-то волнующим. Но последователям первопроходцев, которые пришли в Памир два года спустя, повезло меньше. Они столкнулись не только с силами природы.

После успешного завершения экспедиции 1928 г. в Памире намечался ряд дополнительных геолого-разведывательных работ. С этой целью в мае 1930 г. в направлении Алайской долины двинулась маленькая разведпартия. Кроме проводников, узбеков и киргизов, она включала троих геологов: Георгия Юдина, Павла Лукницкого и Юрия Бойе. Но вторая половина мая в этой местности — только ранняя весна, и учёные установили свои палатки в небольшой долине на подступах к Алаю, ожидая, когда он очиститься от снега.

В эти дни геологи проверяют снаряжение, набираются сил перед долгим и трудным походом, и Лукницкий делает первые записи, которые затем лягут в основу его книги «Памир без легенд»: «Сейчас--май, начало весны... Розовые, голубые солнечные пятна на горах. Гора за горой, хребет за хребтом--зубцы, купола, шапки и конусы поднимаются словно фантастическая лестница в неведомый мир. Ниже снежных массивов--заросли арчи и рябины, образующие темные пятна. Долина зеленеет мелкой молоденькой травкой. На этом "транзитном" пастбище еще не может отъесться изголодавшийся за зиму скот... Тишина. Ослепительные снега. Никого и ничего нет среди великолепия сверкающих гор. По вечерам дождь и холодные, серые ползучие туманы. По ночам выпадает снег. Долина сбрасывает его в утренние часы, словно белую простыню, окутывается легким паром. Пар медленно всползает, отрывается от хребтов и плывет, сворачиваясь, в прозрачное синее небо. Так образуются облака».

Но снег в Алайской долине ещё не успел сойти, когда знакомый киргиз принёс в лагерь геологов тревожную весть: Гульча, ближайший населённый пункт, гордо именуемый местными жителями городом (несколько домов, партийная ячейка, кооператив, почта, суд), разгромлена басмачами. Исследователи решили двигаться в сторону пограничного поста Суфи-Курган, где находилось 20 вооружённых красноармейцев, сила, как полагали, достаточная, для поддержания порядка. Но до поста геологи не дошли. По дороге на экспедицию было совершено нападение. Юрий Бойе погиб на месте, Юдин и Лукницкий оказались в плену.

Позже Павел Николаевич так и не мог понять, почему их не убили сразу. Несколько дней учёные не надеялись на избавление. С ними явно обращались как со смертниками. Но потом по горам поползли слухи о появлении в окрестностях крупного отряда красноармейцев (аж 50 сабель и пулемёт), и тогда один из руководителей группировки решил сыграть в Джона Сильвера и купить себе амнистию спасением жизни пленных.

Освобождённые геологи не сразу смогли продолжить исследования. Научное оборудование было разграблено, а вокруг всё ещё было неспокойно. Но уже в июне геологическая экспедиция в составе 26 человек вошла в Алайскую долину. В дальнейшем научный отряд вновь разделился на маленькие разведывательные партии. Важнейшей заслугой партии, в которую входили Юдин и Лукницкий стало открытие в горах Шугнана крупного месторождения ценнейшего декоративного камня — лазурита.

Месторождений этого красивого густо-синего минерала в мире наперечёт. С древнейших времён и до второй половины XVIII в. разрабатывалось одно-единственное — в Северном Афганистане (Бадахшан). Потом открыли ещё два — в Прибайкалье и Чилийских Андах. Но тамошний лазурит сильно уступает афганскому по красоте оттенка. И вот, обработав ранее полученные данные, учёные пришли к выводу, что геологическая провинция Бадахшана продолжается в советском Памире, а следовательно, по эту сторону границы можно надеется найти лазурит. Подобная находка означала бы быстрый переход как минимум на самоокупаемость региона, в развитие которого, казалось, придётся вкладывать средства долгие годы.

В старинной крепости Хорог, адмиистративном центре Шугнана, старики подтвердили, что лазурит (на местном наречии - ляджуар) в здешних горах имеется, но советовали его не искать и в подкрепление совета рассказали геологам жуткую легенду: "Есть ляджуар. Но горы, в которых находится он, - заповедны. С далеких времен неприступная скала охраняет его. В годы владычества кызыл-башей - "красных голов" приходили из южных ханств кафиры, "сиахпуши", что в буквальном переводе на русский язык означает "черная одежда". Приходили, чтобы добывать ляджуар. Но скала с ляджуаром отвесна. Веревок и лестниц не было, да и разве хватило бы их? Тогда сиахпуши потребовали, чтобы шугнанцы привели с Шах-Дары "духтар-и-норасид" - невинную девочку и "бача-и-ноборид" - необрезанного мальчика, а еще - от "замин-и-Бегимэ" - с земли женщины Бегимэ - принесли бы пшеничной муки. Есть кишлак Рэджис по Шах-Даре - вот там земля Бегимэ. Шугнанцы, мирный народ, исполнили требование. Сиахпуши заставили их принести еще "эздум-и-голь-хор" - дров из шиповника, разложили под скалою жертвенный костер, и молились своему богу, и кричали, и пели, и сожгли детей на костре. А потом резали скот и прикладывали мясо к скале. На такой высоте это место, что холод там вечно: кровь скота замерзала, и мясо примораживалось к скале. Но не хватило скота, и тогда сиахпуши - проклятие им! - стали резать людей, наших людей - шугнанцев. И хватило людей, мясо примерзло, и по этой лестнице сиахпуши достигли наконец ляджуара. Но потом - ну, надоели они! - собрались наши дехкане и перерезали всех сиахпушей, и больше никто не пытался добывать ляджуар. Это - священное место, никто не знает его, а кто узнает - погибнет. Не надо его искать, не надо туда ходить. Только безумец может искать свою гибель".

После долгих поисков геологи нашли таки человека, который в юности вместе с несколькими товарищами побывал в проклятом месте. Он рассказал: «Трудно было идти. Все заболели тутэком, а тутэк - болезнь высоты: головокружение, бешенство сердца, удушье, а в сильной степени - кровь из горла и смерть. Все заболели тутэком, но ляджуара достигли, дошли до подножья отвесной скалы, где много обломков его. На скалу не взбирались - туда смертный не может взобраться. С тех пор к ляджуару не пытался ходить никто». Карашир (так звали шугнанца) вызвался быть проводником, и четверо исследователей: Юдин, Лукницкий, Хабаков и Маслов, в сопровождении нескольких местных активистов отправились на поиски синего камня.

В дороге, во время привалов, шугнанцы охотно рассказывали геологам волшебные истории о дэвах, о золотых всадниках, спустившихся по солнечному лучу, о яшиль-кульских драконах, о светящейся ночью и днем ранг-кульской пещере. Однажды Лукницкий в ответ поведал одному из своих спутников древнеегипетскую сказку о моряке, выброшенном на неведомый остров и встретившего там огромного золотого змея с человеческим лицом и лазуритовыми бровями. Но оказалось, собеседник, с детства наслышанный о змеях и драконах, желал рассказов о совсем других чудесах: «Зикрак слушал меня сосредоточенно и с высоким вниманием. Тут он оглядел потемневшее и давно уже звездное небо и спокойно сказал:

--Ты хорошо говоришь, рафик. Расскажи еще. О змее -- не надо. О море скажи. Я не знаю, что такое море. Один русский говорил мне о нем. Так много воды, что оно занимает места больше, чем все горы Памира, Кашгарии, Канджута и страны Афгани. Правда ли это? И что такое корабли? Как их строят?

Я понял, что напрасно вспомнил египетский "Рассказ о потерпевшем кораблекрушение". Я понял, что председателю нижне-шахдаринского сельсовета Зикраку интересней было бы услышать от меня рассказ о Совторгфлоте и, скажем, о Балтийском судостроительном заводе. Вот такие легенды он бы слушал всю ночь».

Долго ли, коротко ли, но путешественники достигли заповедной реки Ляджуар-Дара. Дорога вверх по Лазуритовой реке заняла ещё два дня. Наконец, путешественники вышли к её истокам: «Отвесная скала - вверху надо мной - метров на полтораста и столько же метров отвеса вниз. Посередине ее высоты узкий, как подоконник, длинный, заваленный щебнем карниз. Здесь я догоняю Юдина и шугнанцев. Хабакова уже не видно внизу. Дальше поворот, осыпь. Местами на животе, извиваясь, всползаем все выше; наш путь бесконечен, камни сыплются из-под рук, из-под ног, камни рождают лавины внизу, грохот и треск удесятеряет эхо, но все звуки тонут в первозданной тишине этих мест.

Висячие ледники по окружным скалам уже давно ниже нас. Я разгорячен, от меня идет пар, и все-таки мне холодно, на одном из уступов я натягиваюсвитер. Хорошо, что сегодня ясный, чудесный, безветренный день; если бы ветер - на нас сверху сыпались бы камни, мы не сохранили бы равновесия, мы бы окоченели, и высота сразила бы нас. И когда, спиралями опетлив скалу, мы одолеваем ее и выбираемся сзади на ее голову, мы видим перед собой горизонтальное пространство, нагромождение глыб и камней и в хаосе - полосы неба... Небо? Какое же небо, если сразу за хаосом, над нами - мраморная стена? Отвесная, гладкая, темная, она кладет на нас холодную тень. И все-таки небо. Или это камни горят? Синим, странным огнем, это не призрачные огни, они неподвижны, они яркие и густые, они каменные...Ляджуар! Мы нашли ляджуар!». Анероид показывал высоту 4570 метров.

В следующем, 1931 г. к найденному месторождению проложили сносную тропу, по которой можно было даже провести лошадей. К концу лета по этой тропе в Хорог доставили пять с половиной тонн полудрагоценного камня. Это были всего лишь обломки, выбранные из осыпей под отвесною мраморною стеной. Разработка собственно месторождения пришлось немного отложить. Она проводилась с привлечением взрывных работ, иначе на отвесную стену было не взобраться.

Лукницкий бывал в Памире и в начале 50-х. Всего двадцать лет прошло, и четыре из них съела война, а совершенно дикие некогда горы охватила сеть автомобильных дорог. Дети прежде неграмотных пастухов все поголовно посещали среднюю школу и имели возможность продолжить образование в лучших вузах страны. Да и старики, отсидев за партой ликбезов, начали приобщаться книжной премудрости. Глаза «жестковыйных сынов гор» увидели и море, и фортепьяно. В свою очередь, горные здравницы Средней Азии принимали и ленинградцев, и киевлян. А над устьем реки Шах-Дара, где когда-то проходил нелёгкий маршрут лазуритовой экспедиции, на высокой террасе вырос знаменитый высокогорный Памирский ботанический сад из которого колхозы Памира получали саженцы новых, неведомых прежде в здешних краях плодовых культур. У Павла Николаевича и его товарищей были все основания гордиться результатами своей работы.