Станислав Пиотровский об осаде Пскова Стефаном Баторием

23 июля

Ночлег под сосной. Когда мы сегодня снимались с ночлега, привели к канцлеру двух русских боярских детей, которые ушли из Москвы и передались нам; канцлер взял их к себе; они сообщают, что, по всей вероятности, князь будет собирать войска у Пскова и Новгорода; в этих двух городах, как говорят, две партии: одна на стороне великого князя, другая — за короля. Не знаю, правда ли это. Мы углубились теперь в темные леса, как в какой-либо ад; мы едем только с паном канцлером, а король не с нами; чтобы скоротать эту скучную дорогу, он едет впереди нас к Заволочью, делая по 8 миль в день. Мы хотим углубиться в Московскую землю, но времени мало, так как зима уже на носу.

2 сентября

Сегодня ночью наши начали копать траншеи; довели их до рва, близко к самой стене, и туры поставили разом в два ряда, насыпавши их землей. Работа производилась так тихо, что русские не заметили и только в полночь открыли частую стрельбу из орудий, но благодаря Бога большого вреда не нанесли: убито только 4 пеших и сколько-то ранено. Венгерец Петр Хендий получил огнестрельную рану, кажется, опасную, хотя пуля засела в теле, не коснувшись кости.

Русские стреляли часто до самого утра, когда они сделали вылазку, но вследствие нашей стрельбы должны были быстро отступить в город. Гетман неустанно хлопочет в траншеях и подвергается там большой опасности. Происходил совет. Читали перевод султанского письма, привезенного чаушем; как ответить на него или что с ним делать, мнения были различны. Некоторые хотели торговаться о поминках, которые мы даем, и переменить их на выкуп. Канцлер с королем решили, что это постыдно, что лучше с варварами вести дело как следует, торгом же мы обидим султана и останемся у него в подозрении. Татары, конечно, могут поступиться чем-нибудь, но после заплатят себе нашей же кровью. Чтобы не было частых посылок и переездов чаушей к нам, что нежелательно, придется когда-нибудь выпустить татарских царевичей. И так надо отписать султану, что как только мы узнали о царевичах, то велели иметь попечение о них старосте Черкасскому, от которого и получили уже известие, что они теперь находятся у него. Так как мы зашли очень далеко от своей земли, то трудно иметь верные сведения о царевичах, как они убежали от татар и по какому поводу, да и от крымского хана нет еще никакого письма об этом; но как только возвратимся домой, то, разузнав все как следует, мы будем в состоянии исполнить просьбу султана; кроме того, следует дать ему понять, что за эту услугу он должен наблюдать за соседом в Валахии, чтобы старшего царевича, когда отошлем его, посадил на царство; а младший, если возможно, пусть останется у нас в качестве заложника.

Таким ответом не обидим султана, и, маня его обещаниями, мы завесим ему глаза, а сами можем что-нибудь выиграть. По мнению короля, необходимо также, когда будут давать свободу царевичам, убедить их, чтобы они всегда оставались благодарны нам за услуги и, памятуя добро, им оказанное, и сами спокойно держали себя относительно Польши и других понуждали бы к этому. Наша челядь не может удержаться, чтобы не ходить под стены. Сегодня русские схватили четверых и увели в крепость, а несколько немцев убито в огородах. Русские сильно стреляют по окопам, бросают в них ядра в 70 фунтов и очень большие камни. Однако туры наши так хороши, что эта стрельба нисколько их не портит. Много уже израсходовано в городе ядер, и пороху, должно быть, там большой запас. Нужно усердно молить Бога, чтобы он нам помог, потому что без Его милости и помощи нам не получить здесь хорошей добычи. Не так крепки стены, как твердость и способность обороняться, большая осторожность и немалый достаток орудий, пороху, пуль и других боевых материалов.

3 сентября

Лениво ведем мы осаду. Уже неделя, как стали мы здесь лагерем, а все еще не стреляем и батарей готовых не имеем. Немцы Фаренсбека ропщут, что им не дано жалованье, и не хотят идти в траншеи; только сам Фаренсбек с рейтерами пошел туда. Будет хлопот с этими немцами. Русские вплоть до полуночи осыпали наши окопы ядрами и пулями, чем сильно затрудняли работу.

7 сентября

Сказать в добрый час — сегодня с рассветом начали громить город с трех батарей — польской и двух венгерских. На польской, под командой Ухровецкого, восемь орудий, направленных на башню, стоящую у ворот; на венгерских — другие восемь, которые действуют по угловой башне у реки Великой. С третьей батареи, поставленной на той стороне Великой, венгерцы стреляют также по угловой башне. Целый день без перерыва били крепко в башни и стены, и с Божьей помощью продырявили их ядрами настолько, что завтра подумываем о штурме и надеемся, что эта часть города, или, как здесь называют, первый замок, будет наша. О Боже, какой сегодня грохот! Стены клубились, как дым; мы не думали, что они будут так непрочны. В окопах убили пушкаря из мортир — несколько рядовых, но без этого обойтись нельзя. Из города стреляют тоже недурно, но из названных двух башен русские должны были поспешно убрать орудия в другое место и прекратить пальбу. Пришло известие, что другой турецкий посол едет сюда и что он уже оставил Вильну. Не очень-то мы рады, что эти гости так часто заглядывают к нам. Послали ему навстречу, с тем чтоб задержать его или в Дисне, или в Полоцке, пока не увидим, какой будет исход осады.

9 сентября

После вчерашнего штурма мы немного смущены; главное же (о чем пишу одному только Вам), хотя мы стреляли только два дня, а уже чувствуем недостаток в порохе. Посылаем сегодня за ним курьера к рижанам: не знаю, выпросим ли что-нибудь? Гетман подарил королю несколько десятков центнеров пороху и 300 цельных ядер, которые привез сюда на собственных своих лошадях. Прекрасно было бы, если бы и другие вельможи также поступили. Русские в проломах, сделанных нами, снова ставят срубы и туры и так хорошо исправляют их, что они будут крепче, нежели были прежде. Мы бы и стреляли в них, да принуждены беречь порох. Вот, Ваша Милость, до чего мы дошли! Это все наварили венгерцы. Если бы поступили так, как советовал гетман, чему есть свидетели, то вышло бы гораздо лучше. Ведь вся неудача этого штурма падет только на его голову и проч. Хотим мы покуситься еще на один приступ и подумываем о подкопе; собираем пеших казаков, чтобы и они также готовились к атаке. Бог весть, что будет! Необходимо, чтобы Он Сам помог нам своим милосердием и милостью. Чтобы ни случилось, боюсь, как бы нам не потерять здесь и ту частичку славы, которую мы добыли в последнее время. Хлевицкий, живший при покойном воеводе Сендомирском, пошел вчера на штурм и убит. Он был в отряде Пенионжка. Собоцкому порядком досталось во время приступа: избили его дубьем и каменьями, как собаку.

(…)