Траур по Сталину: органы госбезопасности следили, кто скорбит правильно, а кто нет

Сотни людей были арестованы и осуждены по доносам с обвинениями в «неподобающем» поведении или «неправильной» скорби по умершему. Сводки донесений агентов и оперативных работников хранятся в архивах НКВД-КГБ и, благодаря тому, что в Украине эти архивы были открыты несколько лет назад, мы можем видеть, что происходило в насмерть запуганном советском обществе в те дни.

«...Партийные органы на местах не очень-то и понимали, что именно в эти траурные мероприятия должно входить, кроме почетного караула у бюста вождя и траурного митинга на предприятии. Поэтому советские граждане, потрясенные исчезновением вождя из их жизни, прощались с отцом народов так, как могли, и часто для этого изобретали свои собственные ритуалы, в которых устанавливали (или разрывали) свою личную связь с вождем. Одна женщина, например, порвала портрет Сталина и станцевала на нем, а другая специально купила его, «дома повесила портрет на стену, обвила его остатками своего пионерского галстука, а потом упала на колени и клялась, что отдаст за дело партии все силы, а если потребуется, то и жизнь.»

«...Министерство госбезопасности (с 5 марта 1953 г. МВД ) бросило все свои силы, чтобы проконтролировать, ⁠как ⁠проходит ⁠траур. ⁠С каждой фабрики, города или поселка ежедневно шли подробные отчеты о допустимых или недопустимых формах выражения горя у советских граждан. Допустимым считалось публичное выражение эмоций, причем отдельно подчеркивалась степень «заразности» плача. Составители сводки описывали сцены горя крайне подробно, с налетом некоего драматического психологизма. Так, например, из сводки по Киеву за 6 марта мы узнаем, что учителя женской школы № 8 рыдали в учительской, лежа на диване и на стульях вокруг. Школьницы, узнав от учителей о происходящем, тоже начали плакать. Им вызывали скорую. Один из учителей нашел в себе силы встать и напомнить, что они должны учить и учиться и в этом их долг перед товарищем Сталиным». 

«...Значительное беспокойство для МГБ в траурные дни доставили школьники, на которых не могла не оказать влияния царящая вокруг истерика. Согласно воспоминаниям, ученики одной московской школы под впечатлением слухов о том, что Сталина убили американские агенты, пришли к посольству США и долго молча стояли напротив него, «выражая таким образом презрение убийцам». 6 марта в разных городах начали появляться листовки, содержание которых в целом повторяет официальную риторику: «Мужайтесь! Не падайте духом, стойко переносите тяжелую утрату! Товарищ Сталин всегда будет жить в наших сердцах. Товарищ Сталин с нами».

«...Нежелание плакать во время траура могло стать основой для обвинения в антисоветской агитации. В городе Николаеве гражданка Терехова поинтересовалась у своего соседа, рабочего Алексея Беренко, плакал ли он. «Да, я плакал, – иронично ответил Алексей, – потому что он [Сталин] раньше не умер». На беду остроумного рабочего, его соседка работала на органы и ее вопрос был хорошо продуманной провокацией. После этой реплики Беренко был арестован.

«...Восемнадцатилетняя ученица 7-го класса львовской школы Лариса Огоринская, осмелившаяся сказать во время траурного митинга: «Туда ему и дорога!» – была немедленно избита своими же товарищами по учебе и по детскому дому. Власть расправилась с ней куда более жестоко: за одну–единственную фразу Огоринскую спустя три недели после происшедшего приговорили к 10 годам лишения свободы».

«...Сводки МГБ пестрят сообщениями про отказ советских жителей от еды и питья: в Виннице один рабочий говорил, что после передачи по радио он «не может кушать».

«...6 марта бдительные граждане обратили внимание, что курсант Одесской мореходки Федоров во время траурного митинга читал книгу. После «проработки» курсант, крикнув, что он «не безучастный и не враг», выбежал на улицу и бросился под трамвай».

Несколько дней, до самых похорон Сталина и после них, многие люди находились в состоянии аффекта, тяжелейшего психического напряжения, поэтому ошибались во время публичных выступлений, попадая в поле внимания органов, что неминуемо приводило к аресту и уголовному делу.

Известны многочисленные примеры обратного поведения во время траурных дней. 

Выдержки из надзорных производств Прокуратуры и Верховного суда СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде:

Приходько И.Ф., бригадир трактористов из Ростовской области, пришел в общежитие пьяным, достал из кармана бутылку водки и обратился к присутствующим: «Выпьем за Сталина, за то, что он умер, спасибо ему, что он построил нам сто девяносто тысяч концлагерей».

Атабулаев А., колхозник, узбек, в кишлаке, увидев плачущего соседа, «заявил с усмешкой: «Нашли о чем плакать».

Кичкина А.Ф., уборщица из г. Сталино, после траурного митинга пыталась купить газету вне очереди. В ответ на замечание сказала стоящим в очереди у газетного ларька: «Он сдох, и вы все подохнете».

Ращупкин Н.П., рабочий на пароходе из г.Минусинска, был в гостях, выпил и по поводу сообщения о похоронах Сталина сказал: «Подох и черт с ним, он прожил 73 года, а нам и этого не прожить, они там сидят, тысячи получают, да пузу наедают, а мы здесь работаем день и ночь за 100 руб».

Котов М.Н., бондарь из Тулы, говорил, что он доволен смертью Сталина, который «из миллионов людей высасывал кровь». Называл коммунистов босяками.

Чудинов А.И., рабочий Горьковского автомобильного завода, говорил, что доволен, что Сталин подох, что он много людей сгноил в тюрьмах, и предлагал выпить «за нового царя». 

Обычно по таким делам суды выносили суровые приговоры — до 10 лет лагерей. Такой срок, например, получил рабочий механической мастерской мартеновского цеха завода в Днепропетровске А.В. Кузнецов, который 4 марта 1953 г. во время сообщения о состоянии здоровья Сталина с иронией сказал при всех: «У темных малограмотных ослов тоже бывает кровоизлияние в мозг». На него тут же донесли товарищи по работе и Кузнецов был арестован.

Величественная картина народного прощания с генералиссимусом, созданная официальной пропагандой весной 1953 г., так и не вошла в коммунистические учебники истории. Осталась народная молва и смутные воспоминания о том, что множество людей восприняли смерть Сталина как личную драму. Люди боялись смутных времен, боялись, что без великого руководителя страна станет «жертвой империалистов и поджигателей войны». Но беспокоили и гораздо более земные тревоги. Как бы не передрались между собой преемники Сталина, как бы не вылилась возня в Кремле в новые политические чистки и борьбу с крамолой. Многие люди, особенно москвичи, долгие годы помнили о тех тревожных мартовских днях и иногда рассказывали о том, что происходило в Москве, друзьям и знакомым.