Все три истории написаны на основе чужих идей
Идея Цветочного города, где живут коротышки, была взята Носовым из канадским комиксов о живущих в лесу крошках-брауни. В России их переводила Анна Хвольсон, и она, надо сказать, время от времени вносила очень произвольные изменения и дополнения в сюжет. На её книге «Царство малюток», где брауни обрели русские имена вроде Незнайки или Мурзилки, и вырос Носов.
Отдавая должное писателю — он никогда не скрывал, откуда взял идею своих повестей о Незнайке и само имя главного героя. Но со временем это забылось, и сейчас многие читатели, узнав об изначальных крошках-брауни, остаются с ощущением, что Носов их тайно похитил.
Кстати, из леса в царство цветов Носов переселил коротышек в память о своих детских играх — он часто представлял в детстве, что на клумбе во дворе живут, как в городе, крохотные человечки.
Советские коротышки списаны с канадских брауни.
Прообразом Буратино Толстого стал популярный во всём мире персонаж Пиноккио. Но писатель внёс ряд изменений и в образы персонажей, и в сюжет, чтобы… превратить книгу в сборник сатирических изображений многих своих современников. Притом Алексей Николаевич кокетничал и делал вид, что просто смутно помнит сказку, которую пересказывает: мол, читал её в далёком детстве. Но «Приключения Пиноккио» были переведены на русский, когда Толстой был уже взрослым!
Самая знаменитая из пародий в «Золотом ключике» — Пьеро. Он сочетает в себе образы Блока и Вертинского, представителей поэтических направлений, которые Толстой считал глупыми и терпеть не мог. Менее очевиден отсыл образа Карабаса Барабаса к Мейерхольду. Выдаёт его не руководство театром, а манера засовывать бороду в карман — так постоянно делал со своим длиннющим шарфом Мейерхольд.
В одном из продолжений приключений Буратино живые игрушки переезжают жить в СССР. Иллюстрация Леонида Владимирского.
В советское время у «Золотого ключика» появилось два продолжения от разных авторов: «Побеждённый Карабас» и «Вторая тайна золотого ключика». Кстати, сам образ золотого ключика, похоже, взят из родового герба Толстых.
»Волшебник Изумрудного города» фактически по-своему пересказывает сюжет «Удивительного волшебника страны Оз». Так же, как и в американском оригинале, русская книга имеет целую серию продолжений — но эти серии уже не связаны друг с другом в сюжете. Зачем надо было переписывать зарубежные сказки, если можно было сочинить свои (как оказалось, Волков на это вполне способен), неясно до сих пор.
Длинный шарф Мейерхольда Толстой превратил в такую же длинную бороду Карабаса Барабаса. Иллюстрация Леонида Владимирского.
У коротышей нет домов и семей
Коротышки — как и брауни, с которых они «срисованы» — то ли рождаются необычным способом, то ли были созданы раз и навсегда, но семей у них нет. Им неизвестны понятия родителей и детей, а «братец» — не больше, чем обращение к другому коротышке.
Интереснее то, как устроен быт коротышек. У всех коротышек есть профессии: механик, художник, врач и так далее. Правда, у врача из лекарств только зелёнка и касторка (то есть средства от царапин и отравлений). Коротышки спят в больших общих спальнях, словно в пионерлагере, детском саду или больнице. Они едят в общественных столовых, а во время урожая бросают свои дела и помогают его собирать.
Открытка с Незнайкой и его друзьями от Леонида Владимирского.
Похоже, в Незнайке нашли отражения представления об идеальном городе будущего, таком, каким его описывали мечтатели и пропагандисты двадцатых годов. Из индивидуального у людей будущего предполагалась только одежда и таланты, а пространство и предметы быта виделись только общими, общественными. Женщин предполагалось освободить от кухонного рабства, сделав готовку исключительно связанной с профессией повара — которую, может быть, будут выбирать женщины, но точно не каждая.
Некоторые мечтатели были уверены, что крестьянство как класс значительно уменьшится, потому что на время самых больших работ всегда можно будет привлекать горожан (то, что воплотилось в СССР как «выезды на картошку»), а для прополки будет нужно совсем немного рабочих рук.
Коротышки собирают урожай. Иллюстрация Алексея Лаптева.
Но вот что особенно интересно — Носов с наслаждением упоминает в книгах про Незнайку еду. Это самая простая еда (оно и понятно, для перенесшего голод Гражданской войны автора и манная каша — прелесть что такое). Но ещё это, похоже, вегетарианская еда. В серии о Незнайке нигде не упоминается мясопроизводящее хозяйство, а едва упоминаемые котлеты не описаны по составу. Значит ли это, что сами коротышки не нуждаются в мясе или что в утопическом будущем по Носову гуманизм достигнет таких высот, что животных перестанут убивать вовсе? Даже мясистых червячков?
А набор лекарств доктора Пилюлькина, кстати, тоже имеет отношение к будущему. Предполагалось, что нормальный уход в детстве и гимнастика по утрам сделают строителя социализма нечувствительным к болезням, и останется только вопрос травм и отравлений.
Коротышки нечувствительны к инфекциям, но у них бывают травмы. Иллюстрация Алексея Лаптева.
Буратино наказывает кто попало
Дети даже восьмидесятых — поколения, в котором не так распространены были физические наказания, как в начале века — всё же не шокировались упоминанием порки или тумаков. В двадцать первом веке обращение с Буратино чуть ли не каждого первого встречного серьёзно шокирует.
Да, конечно, Буратино — кукла, но ведёт он себя как обычный ребёнок. Но полицейский хватает его за нос, посторонний мужчина Карабас Барабас угрожает плетью и убийством (сожжением в камине), Мальвина запирает едва знакомого мальчика в чулане, и вовсе не потому, что он чем-то для неё опасен — она просто чувствует себя вправе наказывать незнакомых по большому счёту детей.
Мальвина лишает свободы передвижения случайного гостя. Иллюстрация Леонида Владимирского.
Единственная сцена жестокости, которая действительно понятна — это когда разбойники вешают Буратино за ноги. Они же разбойники, а не принятые в обществе нормальные люди.
Увы, но это не попытки изобразить автором какую-то особенную жестокость капиталистического общества. Во времена, когда создавалась книга, всё ещё нормально было физически наказывать посторонних детей, и родители детей этим ничуть не возмущались. Получил ремнём по ногам? Значит, за дело. Право наказывать было не исключительно родительским, оно принадлежало всему обществу.
Угрозы посторонних взрослых - это страшно, но не возмутительно. Иллюстрация Леонида Владимирского.
Никто не хочет обращаться с Элли как с ребёнком
Элли, оказавшись в волшебной стране за горами, обнаруживает, что, если не считать некоторых отдельных персонажей, она ростом со взрослых. Тем не менее она ведёт себя как ребёнок, у неё детские пропорции тела и детское лицо, и она не забывает сообщать, что только девочка.
И тем не менее, взрослые постоянно ждут от ребёнка, что именно она разрулит ситуацию, защитит их и так далее. Более того, они сами не пытаются заботиться о ребёнке на самом базовом уровне — не думают о том, как и что она будет есть, не холодно ли ей ночью и так далее. Это можно было бы назвать особенностью только обитателей волшебной страны, но волшебник Гудвин родом из обычного человеческого мира тоже обращается с Элли как со взрослой соперницей (а затем союзницей).
Все в волшебной стране ведут себя с Элли, как со взрослой, даже если дружелюбно. Иллюстрация Леонида Владимирского.
Конечно, ребёнку приятно читать о другом ребёнке, способном проявлять героические качества, но разве взрослые не должны проявлять заботу даже о самых героичных детях? Да, в прошлом дети воспринимались взрослыми прежде всего как маленькие помощники с кучей обязанностей, но всё же в двадцатом веке о ребёнке уже было принято хоть немного, но заботиться. Эту особенность книги Волкова не объяснить ничем.
Есть и другие странности в серии. Например, злобный Урфин Джюс, помешанный на создании огромной армии, многим кажется карикатурой на евреев и собственно государство Израиль (кстати, позже Урфин раскаивается и начинает работать на благо народа), как и воинственные марраны (надо сказать, что точно такое прозвище носили евреи-христиане Испании). Автор никогда не давал по этому поводу комментариев.
